В июне 1993 года, через девять лет после выхода романа «В память о лучшем», неутомимая Саган опубликовала в издательстве «Жюльяр» «От всей души», еще одно произведение, обращенное в прошлое. Романистка собрала тринадцать хроник, в основном неизданных. Это книга о людях, которыми она восхищается. «Я люблю многих людей, но не так много тех, кем я восхищаюсь», — говорила она. Здесь рассказывается о съемках Феллини в Чинечитте, о встречах с Катрин Денев. Романистка говорит о любимых лошадях, вспоминает Кажарк. Они рисует портреты Авы Гарднер и Горбачева. По поводу ее симпатии к советскому лидеру Франсуа Миттеран заметил: «Если бы он жил в вашем квартале, то наверняка стал бы вашим другом».
Жером Гарсэн отмечал в газете «Эвенман дю жеди»: «Никогда еще Франсуаза Саган не жила так ощутимо в компании с ушедшими или потерявшимися из виду, никогда она так нежно не соприкасалась с воспоминаниями, никогда не ощущала настолько вкус к жизни, доказав, что смерть — это сплошной обман». Клер Деварье из газеты «Либерасьон»: «У Саган талант говорить о людях хорошее, что, насколько известно, труднее, чем говорить о них плохое. Это последнее произведение, несомненно, далось ей нелегко, но она предпочитает либо сама создавать себе проблемы, либо их создают ей другие, однако она всегда вызывает к себе искреннее восхищение, перемежающееся с нежностью». Пьер Лепап писал в газете «Монд»: «Когда речь идет о жизни, о счастье, она может ошибаться во всем и быть обманутой. Может путать настоящих и мнимых друзей. Но употребление верных слов приводит Саган к ее правде, к восхитительной проницательности, нежной и глубокой. Мы предстаем перед антиподом «очаровательного маленького монстра», который так взволновал Мориака». В начале лета произведение «От всей души» оставалось в течение нескольких недель одной из самых продаваемых книг наряду с «Открытым письмом «собаки» Франсуа Миттерану во имя свободы лаять» Жана Монтальло, романом «Мужчины и женщины» Франсуазы Жиру и Бернара-Анри Леви, произведением «Господь и люди» аббата Пьера и Бернара Кушнера и «Verbatim»[35] Жака Аттали.
Между двумя визитами в полицию, заездом в исправительный суд Парижа и несколькими рискованными посланиями главе государства, которые еще создадут ей немало неприятностей, Франсуаза Саган работала над романом, который думала назвать «Шаг назад» или «Флюгер в трауре» — выражение, позаимствованное из поэмы Альфреда де Виньи. В конце концов она остановилась на названии «Прощай, печаль». Этот небольшой роман появился на книжных полках в сентябре 1994 года, его выпустило совместное издательство «Плон-Жюльяр». Саган сочинила фабулу романа еще в 1988 году; она сотни раз ее откладывала, но однажды вынула из ящиков стола и написала роман всего за несколько месяцев. Его тема? Один день из жизни обреченного. Сорокалетний Матье Казавель живет полноценной жизнью, курсируя между своим кабинетом архитектора, женой, любовницей и друзьями. Визит к врачу полностью перечеркивает всю его жизнь. Он узнает, что болен раком легких и ему осталось жить от силы шесть месяцев. «Это состояние незащищенности, внутренней хрупкости, сама мысль о том, что костяк непрочен и может сломаться под тяжестью собственного веса, ощущение массы собственного тела и приход в себя (одновременно сопровождаемые паникой и ностальгией) вынести было невозможно»[36], — пишет автор. Он поддается панике и начинает искать Соню, свою жену, которую больше не любит, потом Элен, свою любовницу, глупость которой выводит его из равновесия. Поскольку ему не удается найти ни ту, ни другую, он бродит по Парижу, как обычно, обедает в знакомом ресторане и вдруг понимает, что одна лишь Матильда, его потерянная любовь, могла бы ему помочь. Не найдя ее, он отправляется к Элен, которая разражается слезами, проклиная эту болезнь, которая уже унесла ее мать и лучшую подругу. Матье задет этим проявлением эгоизма. Что до его жены, то она клянется поддерживать его до конца, но не может сдержать слова больше двадцати четырех часов. На следующий день вечером у нее ужин, который невозможно отменить. Единственной женщиной, произносящей правильные слова, оказывается Матильда. «По прошествии десяти лет никто, кроме Матильды, не мог засвидетельствовать, до какой степени Матье был привлекательным, до какой степени он привлекателен сейчас и как она будет скорбеть о нем»[37], — объясняет автор. В конце этого ужасного дня звонит телефон. Врачи ошиблись в диагнозе. Жизнь Матье Казавеля вне опасности. Это была лишь мимолетная печаль.
Похожее чувство испытала и сама Франсуаза Саган, когда у нее была операция на поджелудочной железе: специалист ты боялись карциномы. «Я была в этом убеждена, и врачи тоже, — вспоминала она. — Это было как удар наотмашь. Под грузом неминуемой смерти мне было так плохо, что я кусала туфли медсестры». Она даже попросила персонал не будить ее после анестезии, если у нее обнаружится рак. Что касается романа «Прощай, печаль», то критики еще никогда не высказывали столь разноречивых мнений. Так, Рено Матиньон из «Фигаро» писал: «Это новость: мадам Саган растеряла все изящество письма. Можно было бы даже говорить — временно или окончательно, это уже другое дело — о полной неудаче. Это настоящий маленький подвиг — постоянно сводить воедино трудолюбие и халтуру. Раньше мадам Саган писала. Теперь она марает бумагу». Франсуаза Жиру думает совсем по-другому: «Франсуаза Саган написала действительно трагическую историю, экономно используя средства, что наводит на мысль о бедности языка. Она халтурит, это ее милый грех. Но она идет по другому, еще не исхоженному ей самой пути, держась на расстоянии, она идет вперед, тонкая, проницательная и нежная. Но на этот раз ее тихая музыка звучит словно траурный марщ. Саган вполне могла бы получить Гонкуровскую премию. Но она ее не получит». Жозиан Совиньо, журналистка из газеты «Монд», кажется любезной, даже снисходительной: «Закрывая книгу «Прощай, печаль», мы должны сказать Франсуазе Саган, что восхищаемся ее непринужденным стилем в литературе вот уже в течение сорока лет, и хотелось бы вновь увидеть типичный для нее роман, где настоящие снобы рассказывают о своих безумствах, путешествиях, скоротечных любовных приключениях и обо всех других, несколько преувеличенных вещах». «Ни одного раза мадам Саган, которая уже не знает, что бы ей придумать, не может проникнуть в духовный мир своего Матье. Кажется, что она отдает команды со скучающим видом;.. Мадам Саган, разрекламированная издательством, блестящая частица парижского декора, является никудышной писательницей с бедным языком», — писал Анжело Ринальди в журнале «Экспресс». Как бы там ни было, с начала сентября роман «Прощай, печаль» возглавит список наиболее продаваемых книг во Франции.
Сразу после выхода этой книги та, что заявляла, будто ей стыдно за свою лень, начала делать наброски к следующему роману. Он появляется два года спустя в издательстве «Плон». Роман «В туманном зеркале» — последний в творчестве Саган на этот период. В промежутке она отпраздновала свое шестидесятилетие, которое было забавно анонсировано в телеграмме агентства Франс Пресс и подхвачено многими газетами. В большинстве случаев ее поклонникам столько же лет, что и романистке. Когда они встречают ее на улице, то рассказывают, как были наказаны родителями, узнавшими, что их дети прочитали роман «Здравствуй, грусть!». Но Франсуаза Саган встречает все меньше и меньше знакомых, настолько она отдалилась от светской жизни. В политике она больше не участвует. В 1995 году во время президентских выборов она даже не удосужилась съездить в Кажарк, чтобы опустить свой бюллетень в урну. Ни один из кандидатов не вызвал у нее симпатии: ни Жак Ширак, ни Лионель Жоспен. «Не могу ничего сказать дурного о Шираке, но он не с нами, он где-то далеко, — утверждала она. — Думаю, он неплохой малый, но у него дурное окружение. Вокруг него слишком много выпускников Национальной школы администрации, то есть людей, которые не имеют ни малейшего понятия о том, как на самом деле живут люди». Она была полностью поглощена романом «В туманном зеркале», это одно из самых классических ее произведений. Сибиль Дельси, переводчик и журналистка, и ее любовник Франсуа Россе, работающий в издательском доме, перевели пьесу чешского автора, а теперь им хочется ее поставить. Для этого они обращаются к заместителю директора театра, некой Муной Фогель, которая полностью расстраивает их любовные отношения и срывает их совместный проект. «Остается ли Саган по-прежнему сама собой? — вопрошает Марк Ламброн в журнале «Пуэн» после прочтения романа «В туманном зеркале». И отвечает: — Когда появляется новый роман Саган, публика приходит в восторг. Напиши она любую чепуху, никто вам ничего не скажет, и это истинная правда». Он прав: по словам Франсуазы Саган, постепенно «капитал симпатии» распространился и на критиков. Теперь они воспринимают с нежностью, отмеченной ностальгией, каждое ее новое произведение. Рено Матиньон писал в газете «Фигаро»: «Последний роман Саган — это ослепление. Оно вызывает боль и очаровывает. Уже известно, что любовь не бывает веселой, особенно это видно в ее последнем произведении. Никогда прежде Франсуаза Саган с таким мастерством не показывала, насколько близко встречаются чудесное и драматическое, как в романе «В туманном зеркале». Здесь она дарит нам восхитительное путешествие в облаках и в буре». С этой критической статьей перекликалась публикация Жозиан Совиньо из газеты «Монд» под названием «Обретенная Саган»: «Роман «В туманном зеркале» — типичен для Саган. Мы узнаем ее манеру моментально создать атмосферу, что сближает ее с творчеством Карсон Маккалерс, несмотря на то что их романтические миры полностью противоположны. История, театр, пьеса, трио, ловушки любви — все это определяется правильностью тона, выбранного Саган». Что касается Филиппа Лансона, то на последней странице газеты «Либерасьон» он описал незнакомую Франсуазу Саган, прихрамывающую, курящую ментоловые сигареты, попивающую лишь ликер «Контрекс». Когда речь заходит о ее романах, часто называемых халтурными, она восклицает: «Вздор! Я ленивая, но я сделала, что смогла. Портить себе жизнь, чтобы писать немного лучше? Нет, игра не стоила свеч».