Процесс закончился 29 марта. «Принимая во внимание факт, что мэтр Девинтер и мэтр Зильберштейн сообщили о том, что их клиенты прекратили споры, обоюдно отказавшись от жалоб гражданского и уголовного характера», суд постановил: «Констатируем наличие обязательства, взятого на себя издательством «Дифферанс», изменить обложку на 4 тысячи 500 конфискованных экземпляров, а также то, что в новых тиражах название «Фантазия» не будет фигурировать на обложке… Постановляем: конфискация книг 25 и 26 марта была необходимостью, вызванной срочным требованием». Дело не имело продолжения. Гарри Янковичи хорошо понял, что Марк Франселе мог бы привлечь больше внимания к тому, каким образом он заставил Саган, находившуюся в «ослабленном» состоянии, подписать контракт. Что касается книги, то она никогда не продавалась.
Следующий роман, готовившийся к публикации в издательстве «Галлимар», о котором упоминала Франсуаза Верни, должен был действительно выйти в мае. С романа «И переполнилась чаша», написанного за год, Франсуаза Саган начала так называемую «военную трилогию». Это довольно необычная серия в ее библиографии. Она действительно долго отказывалась помещать своих персонажей в трагические обстоятельства, созданные ими самими, чтобы не следовать по несколько банальному, облегченному пути. Действие разворачивается в 1942 году в провинции Дофине. Эти края автору были очень хорошо знакомы, так как здесь она провела свои детские годы во время войны. Шарль Самбра больше не может и слышать об этой войне с того страшного дня в 1940 году, когда он чуть было не погиб самым глупейшим образом. Но пассивное существование этого антигероя прерывается неожиданным приездом его друга детства, Жерома, с которым у него очень мало общего. Жером — это его противоположность, юноша, знающий, что значит честь, верный и мужественный. Он возглавил группу участников Сопротивления и организовал маршруты для побега преследуемых семей. Шарль принимает у себя и Жерома, и его подругу Алису, бывшую жену австрийского еврея, высланного в Соединенные Штаты. Эта участница Сопротивления, красавица с зелеными глазами, моментально сводит его с ума. В небезопасном путешествии в Париж, куда направляется Алиса, чтобы предупредить семьи, находящиеся под угрозой ареста, Шарль сопровождает ее… вплоть до постели.
Саган, хотя и является автором, тоже подпадает под обаяние своего персонажа. «Думаю, женщины полюбят его, — говорит она. — Я знала лишь немногих мужчин такого типа: мужественный, надежный и одновременно ребенок. Для меня шарм мужчины именно в этом». Когда Алиса вновь встретилась с Жеромом, то объявила, что между ними все кончено. Она собирает свои вещи и переезжает к Шарлю. Оставшись одни, любовники забывают о войне, о Сопротивлении и о Жероме. Однажды утром Алиса узнает, что ее бывший любовник арестован. Охваченная паникой, она пускается на поиски. Но никогда больше она не появится перед коваными железными воротами дома. Шарль, в свою очередь, станет участником Сопротивления. «Сначала я не думала, что он дойдет до этого, поймет, что мог бы стать другим», — объясняет Франсуаза Саган. Ее персонажам часто приписывают какую-то ограниченность или лень.
Критики разделились во мнении. Бертран Пуаро-Дел ь-пеш, специалист по «сагановскому миру», возобновил в колонках газеты «Монд» разговор о своей симпатии к романистке. «С точки зрения стиля она превзошла саму себя в своей небрежности, — писал он. — Некоторые фразы прихрамывают, она неразборчива в метафорах. Наречия сыплются сплошным потоком, как и «однако», «тем не менее». Но маленькое чудо, о котором кричат вот уже тридцать лет, не умея его объяснить, все-таки происходит… Сила Саган, неприкосновенная, возрастающая, с каждым разом более умело направленная, состоит в том, чтобы избегать высоких слов, даже почти не касаться их, изящно подойти к истине, словно поймать бабочку, ощущая мягкое и теплое биение ее крыльев между ладонями». Критик из газеты «Ли-берасьон» пустился в ироничное описание романа и закпю-чил: «Худшее состоит в том, что все мы знаем, что Саган остается одной из наших лучших романисток. Плохо, что ее любят, несмотря ни на что, если только немного не жалеют. Разве так ужасно быть Франсуазой Саган? Надо ли действительно ждать, каким будет год — хорошим или плохим для написания книги? Увидим ли мы Саган настоящую или халтурную, которая только имитирует автора? Урожай 1985 года вряд ли будет отмечен особыми достижениями».
Роман «И переполнилась чаша» будет экранизирован, но не очень успешно. Через два года после его выхода продюсер Ален Сард пригласил Робера Энрико для постановки фильма о запутанных отношениях Шарля, Алисы и Жерома. Он также подписал контракт с двумя сценаристами: Жаном Ораншем и Дидье Декуэном. «Когда идет экранизация книги, первое, что необходимо сделать, — это найти связующие нити и выявить недостатки, — объяснял продюсер. — Здесь нужно выделить основу, создать возрастающее напряжение. Характеры персонажей должны быть глубже и таинственнее. Им нужно придумать прошлое и дать полную характеристику, а это совсем не развито в книге. Приходилось работать с текстом, словно с эластичной тканью, — добавить здесь, расширить там». Они прибавили несколько сцен, произошедших еще до войны, ввели в действие бывшего мужа Алисы. Жан Оранш по-своему интерпретировал сюжет: «Что касается взаимоотношений Жерома и Алисы, мне кажется, действие было бы динамичнее, окажись Жером импотентом». Эти неловкие изменения были всеми замечены. Фильм вышел на экраны в 1987 году с участием Натали Бей (Алиса), Пьера Ардити (Шарль) и Кристофа Малавуа (Жером) и был воспринят как неудачная экранизация романа Саган. Жак Сиклие, репортер из газеты «Монд», верно обрисовал ситуацию: «В экранизации Жана Оранша, Дидье Декуэна и Робера Энрико добавлены новые сцены, дается объяснение событиям по системе «эквивалентности», которая долго использовалась во французском кинематографе так называемого высшего качества, но здесь она не оправдала себя и кажется тяжеловесной. В фильме подчеркиваются, углубляются и раздуваются психологический конфликт и исторические события, в передаче которых нередко встречаются неточности, недопустимые со стороны режиссера, известного по фильмам «Старое ружье» и «Во имя всех моих близких». По этому поводу Франсуаза Саган вспомнила о «своих» постановщиках. Говоря об Отто Премингере, она сообщила, что он был «грубым и ограниченным», хотя еще хуже, по ее мнению, оказался Жан Не-гулеско, который экранизировал «Смутную улыбку». Что касается фильма Робера Энрико, она сочла его неплохим, несмотря на некоторые искажения: «Знаете, если сравнить его с другими… Был еще фильм «Сигнал к капитуляции», который я очень люблю, несмотря на то что он был сделан, слишком близко к тексту, почти буквально». Она рассказала о своих недавних потрясениях в кино. Ей особенно понравились фильмы Франсуа Трюффо «История Адель» («L’Histoire d’Adele Н.») и «Женщина по соседству» («La femme d’côté»), потому что в них говорится о «самой чистой» и о «самой неистовой» страсти, связанной с чувством «постоянного страха» и «беспокойства, которое вас никогда не отпускает». Она также добавила, что Мерил Стрип, возможно, единственная актриса, которая смогла бы сыграть роли всех ее персонажей из романов и театральных постановок. «Она может все и никогда не опускается до вульгарности. Это потрясающая актриса».
Нередко Франсуаза Саган бралась за перо, чтобы поддержать правительство Франсуа Миттерана, в частности когда он терял свой рейтинг при опросе общественного мнения перед выборами в законодательные органы. Романистка с отвращением отмечала, что многие представители интеллигенции полностью поменяли свои политические взгляды. Ее эмоциональная статья была помещена в газете «Монд» от 12 января 1985 года. В названии сквозила ирония: «Приятного раскаяния, господа!» «Создается впечатление, что «хлебопашество и пастбища», некогда две составляющие Франции, теперь заменены на «опрос общественного мнения и нарушение обычного хода вещей», во всяком случае, в маленьком стаде, в маленьком мирке под названием «весь Париж», появляются отдельные лица, мнение которых опубликовано в газетах. До сих пор я тоже входила в этот мирок, скорее с удовлетворением, нежели со смущением, но еще никогда с возмущением», — пишет она. Она обвинила певицу Далиду, которая превозносила Жака Ширака в газете «Франс суар». Она напала на телепрограмму, где Тьерри Ле Люрон попросил зрителей спеть хором «Самое скучное — это роза», антимиттерановскую пародию на мотив известной песни Жильбера Беко «Самое важное — это роза». Писательница также иронизировала по поводу того, что господа Пейрефит, Барр, Ширак, Жискар д’Эстен и Ле Пен снова на политической арене. Это высказывание, возможно, не произвело бы столько шума, не процитируй она имена ответственных работников журнала «Нувель обсерватер», которые во время передачи Мишеля По-лака извинились «за прошлые ошибки», «поплакали о французском Алжире и о Вьетнаме, который они сами отдали кхмерам, заявив, что понятия «левые» и «правые» не имеют никакой практической разницы». «Короче, — добавляет она, — я видела, как они отреклись от центризма с таким трогательным раскаянием и с таким мужеством, в существовании которых я, хотя и подозревала о них, не была твердо уверена». На следующий день директор журнала был вынужден дать опровержение на страницах газеты «Матеи де Пари». Он поставил романистку на место, отметив, что она, по его мнению, никогда не была ярой защитницей левых сил, как Сартр, Арагон или Мальро. Он заявил, что статья Франсуазы Саган отражает определенную обеспокоенность в рядах левых сил. Его вывод: «То, что я вижу в статье Франсуазы Саган, которая нападает на прессу, в частности на журнал «Нувель обсерватер», — это смешение всех понятий, таких, как солидарность, которую необходимо проявить правящим классам к представителям нашей профессии, в задачу которых входит отражение озабоченности и требований французских граждан. В заключение я хочу сказать, что вижу в агрессивности, носящей несколько парижский оттенок у Франсуазы Саган, рвение, совершенно не похожее на политическую ангажированность или на беспристрастное размышление. Это рвение кажется мне даже неуместным по отношению к Франсуа Миттерану, при всем моем восхищении и уважении к президенту. Но я всегда относился к дружбе требовательно и с достоинством».
