Несколько лет спустя Жюльет Греко по-новому интерпретировала песни своей подруги, в частности «Сладкоголосую птицу юности», в этот раз положенные на музыку Фредерика Боттона. Речь идет о французской адаптации пьесы Теннесси Уильямса Франсуазой Саган:

Для романистки писать слова для песен — «занятие увлекательное» и «работа довольно приятная». «Литературная песня иногда очень трогательна, — считает она, — но я думаю, что песни создаются, чтобы их исполняли. Совершенно очевидно, что песня, которую могут исполнить лишь ограниченное число людей, не достигает своей цели». Этим увлекательным занятием она эпизодически будет заниматься в течение всей жизни. После Жюльет Греко Саган мечтала, чтобы ее песни исполнял Мулуджи или Ив Монтан. И это желание осуществилось. В тандеме Саган — Мань написали четыре песни для Марселя Мулуджи, парижского юноши, близкого к экзистенциалистам: «Во сне» (1956), «Небо и земля» (1956), «Живи своей жизнью» и «Потерянные дни» (1957). «Атмосфера песен Франсуазы Саган созвучна моей манере петь, — скажет Марсель Мулуджи. — Когда я прочел первые тексты ее песен, они показались мне такими же интересными, как и ее лучшие романы. Я исполнял их с великим удовольствием. Все в них меня трогало. Она писала в основном песни о любви, а это самое сложное. В них была манера Саган, стиль Саган, и я сожалею, что она написала их так мало». Больше всего Мулуджи любил исполнять песню «Живи своей жизнью», песню о разлуке и об одиночестве:

Что до Ива Монтана, то он исполнил песню в фильме Анатоля Литвака «Любите ли вы Брамса…» по роману Саган. Автором музыки был Жорж Орик, а Саган написала слова:

Уже через много лет, в 1999 году, романистка напишет слова для песен Джонни Холидея, который стал для публики священным идолом эстрадной песни.

В свой альбом «Кровь за кровь» наряду с произведениями известных авторов, таких, как Мишель Маллори, Филипп Лабро, Зази, Миоссек и Венсан Равалек, Холидей включил одну песню Саган W? «Первый крик»:

«Однажды, — рассказывал Марк Франселе, — мой приятель Джонни Холидей попросил представить его Франсуазе Саган. Я заказал ужин в таиландском ресторане. Франсуаза опаздывала. Мы уже принялись за аперитив, когда наконец она приехала с опозданием на час. Я увидел, как мой Джонни, весь в волнении, встал и сказал ей: «Здравствуй, Франсуаза, я прочел все твои романы!» Я напрягся. А она ответила ему в том же тоне: «Знаешь, Джонни, я прослушала все твои диски!» За ужином Джонни сказал Франсуазе: «Мы с тобой два человека не от мира сего». Он попросил ее написать для него песню. Мы вышли из ресторана в половине первого ночи, а в шесть часов утра я получил ее песню по факсу. Франсуаза работала над ней весь остаток ночи. Это был «Первый крик»». Джонни Холидей предложил эту песню нескольким композиторам, но все безрезультатно. Начиная работать над новым альбомом, его сын, Дэвид Холидей, который сам писал музыку, вспомнил об этом случае и попросил отца отдать песню Саган ему. «Песня Саган должна была открывать альбом, — скажет потом Джонни, — и семь композиторов уже отказались писать для нее музыку, и тогда я сказал Дэвиду:

«Оставь ее, все равно ничего не получится». Тем не менее он все таки забрал текст песни и уехал. А через два дня вернулся вот с этой музыкой. Потом мы решили, что авторы-песенники у нас должны быть такого же уровня». А песня лидировала в хит-парадах.

Именно в компании с Мишелем Манем Франсуазе довелось пережить самые сильные музыкальные переживания. В конце 1956 года романистка совершила свое второе путешествие в Соединенные Штаты, где ее роман «Смутная улыбка» («A Certain Smile») вышел 17 августа 1956 года. 23 октября того же года Саган и Мань на борту «Констеласьон» улетают в Нью-Йорк. По опросу, автор романа «Здравствуй, грусть!» стала «одной из основных статей французского экспорта» наряду с Эдит Пиаф и «Шанель № 5». В первые дни романистка еще соглашалась участвовать в некоторых светских мероприятиях: она присутствовала на приеме, организованном Татьяной и Александром Либерман в их особняке на Лексингтон-авеню, где познакомилась с Труманом Кепотом и Марлен Дитрих. До приезда в Нью-Йорк Саган и Мань лелеяли мечту послушать пение Билли Холидей: «Для Мишеля Маня и меня ее пение было символом Америки, но не надрывным и мучительным криком Черной Америки, а скорее сладострастным, хриплым и чуть капризным голосом джаза в чистом виде». Им стало известно, что певице запрещено выступать на сцене Нью-Йорка с того дня, когда она публично приняла наркотик. Теперь она будет петь в ночном баре в Коннектикуте. Друзья взяли такси и проехали 300 километров, чтобы добраться до этого второразрядного заведения. Наконец Билли Холидей появилась на сцене. До начала концерта они представились ей. Американская дива, польщенная, что два француза проехали такое расстояние, чтобы послушать ее, предложила им встретиться завтра в 2 часа ночи у некоего Эдди Гордона, который содержал ночной бар в южной части города.

Отныне молодые люди начали жить в ее ритме, просыпаясь среди ночи под звуки ее голоса — «веселого, безысходного, чувственного или циничного, в зависимости от ее настроения». Позже Мишель Мань будет с гордостью рассказывать, что иногда на концерте Билли Холидей просила его сесть за пианино и аккомпанировать ей. «Здесь теплой ночью, наполненной музыкой, мы забывали о своей усталости, одиночестве, о наших иллюзиях», — добавляла романистка.

Два года спустя Саган узнала о том, что в «Марс-клубе», в тупике Марбёф в Париже, объявлен концерт Билли Холидей. Она была потрясена, увидев, до какой степени певица постарела и похудела. Билли же, казалось, крайне рада встретиться со своей очаровательной светловолосой почитательницей. Несколько месяцев спустя, 17 июля 1959 года, Билли Холидей скончалась на больничной койке в полном одиночестве.

По возвращении из второго путешествия по Америке Саган опубликовала книгу впечатлений «Нью-Йорк» в издательстве «Тель» с фотографиями Бишофа, Картье-Брессона, Россели и других. «Сердце Нью-Йорка бьется сильнее, чем сердца людей в период так называемого сердечного кризиса, который на самом деле не что иное, как кризис страсти, — напишет она. — Страсти к Нью-Йорку, к его прямым улицам, спиртным напиткам, запаху, ритму. Пульс бьется слишком быстро у этих американцев, немного наивных, уставших, убежденных в том, что время существует только затем, чтобы его покорять. Выиграть во времени, а не потерять его — какое милое заблуждение!»

«Клан Саган» не был бы полным без Режин Беттини, которая работала ведущей манекенщицей у Жака Фата. Он рассказывает, вспоминая об этом времени: «Я познакомился с Франсуазой Саган в конце 50-х годов, но лучше узнал ее в 1961-м. У меня плохо шли дела в тот момент, а ее друзья очень радушно меня приняли в свою компанию. Для всех нас центральной фигурой была Режин, она в каком-то смысле была покровительницей наших ночных похождений». Как только пробивала полночь, каждый день, за редким исключением, «ужасные дети» обычно шли в ночной бар Кастель, но чаще в «Виски-а-гого», где работала Режин. Она пока еще не открыла своего собственного заведения и набиралась опыта здесь, на улице Божоле, где занималась буквально всем, от бара до гардероба, ни от чего не отказываясь. Франсуаза Саган рано осуществила свою мечту стать писателем. Она была богата, у нее было много друзей, и она больше не нуждалась в родительской опеке с тех пор, как они с братом перебрались на улицу Гренель. Ничто и никто не мог больше помешать ей выпивать и проводить ночь вне дома. Волею случая эти две полуночницы, Франсуаза Саган и Режин, в конце концов встретились. В одном интервью, опубликованном в «Пари-матч» несколько лет спустя, Франсуаза Саган вспоминала об их первой встрече: «Я нашла родственную душу. Мне было спокойно на душе. Я знала, что ничего плохого не может случиться ни у тебя, ни с тобой. Это было важно, потому что в то время люди словно обезумели со своими фотографиями и автографами». В клубах, которые содержала Режин, всегда царила «демократическая» обстановка, здесь забывали о социальном неравенстве, что было очень по душе романистке. Будь то в «Виски-а-гого» или в «Джиммис», Режин вспоминала, что Франсуаза Саган в течение нескольких часов могла спорить с Бернаром Франком, Антуаном Блонденом или Пьером Бер-же. Считая себя экспертом, Массимо Гаржиа рассуждал о том, что представлял собой «клан Саган» в 60-е годы: «Организуя модную компанию, в которую почти невозможно было проникнуть, она свела вместе светских людей со снобистскими представителями интеллигенции и артистического мира, что привело в ужас «золотую молодежь» и в то же время восхитило ее… Все это время можно было видеть Франсуазу Саган, общающуюся со столпами «золотой молодежи» и не только у Режин, которая никогда не входила в зал, ограничиваясь разговорами при входе, вполне довольная своей собственной компанией».