– Только не говори, что тебе это не нравится.

– Это не имеет значения. Уговор, как говорится, дороже денег. Еще раз убедилась в том, что ни единому слову мужчины нельзя верить.

– Я верен своему слову, ханум. Я не спал с тобой. Только ласкал тебя. А ты – меня. А теперь я хочу изменить условия. Хочу овладеть тобой и тогда мог бы умереть счастливым.

– Ты и так можешь умереть. Где-то в каюте есть пистолет, и денег мне хватит, чтобы добраться до Англии. Теперь, когда мы движемся к цели, я могла бы обойтись без тебя.

– Вот как? – удивился он. – Без меня или без моего жезла?

До чего самодовольны мужчины, подумала она. Впрочем, его жезл ей очень нравился, и она хотела бы испытать его в деле.

Он обнял ее и снова стал ласкать пальцами ее лоно. Она раскинула ноги и задвигала бедрами.

Черт бы его побрал! У нее захватило дух, и лоно ее наполнилось влагой.

– Ты хочешь меня. Хочешь всего без остатка, – произнес Чарлз. – И не желаешь признаться в этом. Но твое тело тебя выдает. Ты не сможешь обойтись без меня. И я готов тебе служить. Мой жезл всегда наготове. Взгляни на него. Я достойный партнер. Раздвинь ножки пошире, и я покажу тебе, каким может быть настоящий мужчина.

Он вошел в нее медленно, осторожно. Как долго она этого ждала! Хотя могла продолжать свою игру до самого Лондона. Теперь они поменялись ролями. Хозяином положения стал он. Он овладел ею.

И она уже не могла представить на его месте никого другого. Он обладал всем, чего могла бы пожелать женщина. Он наслаждался ею неспешно, но казался неотвратимым и неизбежным, как сама судьба. Еще ни один мужчина не обладал ею так полно, самозабвенно.

Он словно пробовал ее на вкус, дразнил, распалял и все глубже проникал в ее лоно. Теперь они двигались в одном ритме. Ее тело покрылось влагой. Она завлекала его, танцуя свой собственный танец, приглашая его, соблазняя, заставляя все глубже погружаться в нее… Она извивалась, гибкая как змея. Ни с одним мужчиной Джорджи не испытывала ничего подобного.

Чарлз был ненасытен, и казалось, силы его никогда не иссякнут. Ей хотелось, чтобы их соитие длилось вечно… Но вечного ничего не бывает. В какой-то момент они взлетели на вершину блаженства…

Потом затихли.

– Хватит, – прошептала она.

– Ну уж нет. Разве я не обещал тебе дать все, о чем только ты могла мечтать? Я хочу продолжения, пока ты здесь лежишь обнаженная. Думаю, так будет до конца путешествия, ханум. Ты ведь обожаешь свою наготу. – Говоря это, он следил за выражением ее широко распахнувшихся глаз, за тем, как приоткрылись ее губы, как все ее тело задрожало от предвкушения. Но что будет дальше?

Или лучше об этом не думать?

– Тебе ведь тоже нравится моя нагота, кади. Иначе ты бы не медлил.

– Мне это нравится. – И он снова вошел в нее. – Всем мужчинам это нравится, тем более когда рядом столь искушенная в любви женщина.

Он взял ее снова, но на этот раз был стремителен и взорвался внутри ее, как петарда, доведя ее до оргазма. Потом еще и еще. Она не представляла себе, что так бывает, и буквально упивалась этими новыми для нее ощущениями. Ее худшие опасения сбылись. Теперь она уже не могла без него обходиться. Без того, что он ей дал. Но у нее остается всего неделя, после чего им предстоит расстаться.

Как получилось, что они пошли на близость?

Конечно же, это была его инициатива. Ведь она не хотела. А потом захотела. Да еще как! И что теперь?

Оставалось лишь покориться. Почему не позволить ему служить ей? Он лучше тех, кого она знала до сих пор, а возможно, и тех, кого ей предстояло узнать, и то, что между ними сейчас происходит, прекрасно.

Она закрыла глаза, не в силах выдержать его взгляд. Он знал о ней слишком много. Знал, как она опытна в любовных играх, как умеет возбудить мужчину, в то же время он понимал, что она совершенно не знает жизни и может натворить бог знает что.

Поэтому в сложившейся ситуации все зависело от него – его потребностей, желаний, его действий. Она была всего лишь статисткой в его сценарии. И, судя по ее бурной реакции, едва ли сознавала, что делает.

Она была совершенно не приспособлена к жизни. В Вэлли не знала никаких забот. Там все имело свою цену, и все было порочно.

Он постепенно овладевал ею, входя в нее все глубже и глубже. Она и не представляла, что мужчина может быть таким ненасытным. Отдайся и уходи – таков был принцип жизни в Вэлли. Он же хотел давать сам, давать, давать и давать. Он все еще ждал, крепко сжимая ногами ее бедра. «Я дам тебе все, чего только ты пожелаешь. Буду самым жадным и ненасытным любовником». Судорога пробежала по ее телу, когда она вспомнила, как он прижимался к ее соскам. Теперь она ощущала его тяжесть, его жар, его властность и настойчивость.

Теперь она знала, на что способно ее тело и что он тот мужчина, который способен довести ее до неистовства. Ее ноги обвились вокруг его бедер.

– Я готова, кади. Оседлай меня, взнуздай меня. Будь тверд и неумолим. – Теперь она по-настоящему желала его. Не то что во время двух первых соитий. Он видел это по ее лицу. По глазам, в которых было древнее знание Евы. Чувствовал это по реакции ее тела.

В самый глухой и темный час знойной ночи он лежал с открытыми глазами, а она примостилась возле него, убаюканная его близостью.

Оставалась всего неделя до пункта назначения. Это будет конец их странного эротического путешествия. Он не хотел думать об этом.

Он скоро выполнит свою миссию, доставит ее к отцу. А дальше что? Ничего. Конец предопределен.

Им останется всего два-три дня пути до Лондона и не больше часа до Элинга. И тогда он передаст ее с рук на руки отцу, у которого не возникло никаких угрызений совести, никаких сожалений о брошенном им ребенке, брошенном на милость жителей Вэлли.

Что он за человек? Наверняка святоша и ханжа, состоящий из уксуса и незыблемых принципов.

Он дал свободу своей жене и забыл о дочери. А она была совсем маленькой. И вот результат: дитя Вэлли, искушенное в сексе, столь же порочное, как сам грех, и невинное, как младенец, торгующее своим телом в обмен на возможность бежать из Вэлли.

Сколько всего ей пришлось пережить? Она преодолела тысячи миль с мужчиной, которого вызволила из плена, отдавая ему свое тело в благодарность за то, что он согласился отвезти ее в Англию. И он не представлял себе, что с ней будет в доме отца, если даже он примет ее.

Чарлзу предстояло еще о многом подумать, в первую очередь об одежде. Нет. Он не станет ее одевать до последней минуты. Будет держать в этом крошечном мирке, пока это возможно. А потом наденет на ее роскошное тело корсет и все остальное.

И как она, не привыкшая к условностям, отнесется к этому? Но быть может, она уже поняла, что без ограничений нельзя?

Нельзя?

А он тоже это понял?

Чарлз попытался прогнать эту мысль.

Он ведь тоже не без греха. Но свой грех мужчина может искупить в женской постели, да еще получить за это вознаграждение, если даже его туда привела только похоть. Оставалась еще неделя, чтобы об этом подумать. Он знал, что конец будет мгновенным и безжалостным, как удар ножа. Отсечь ее от себя и передать в руки папаши, не желавшего ее знать. Заставить его взять на себя ответственность за ее судьбу и воспитывать должным образом, привить ей манеры, вкусы и мораль цивилизованных женщин и впустить в свою жизнь.

А пока что она была необходима ему самому. Она снова беспокойно зашевелилась рядом, обнаженная, нежная и жаркая. И тотчас же тело его рванулось к ней, и он напрочь забыл о том, что случится через неделю, пока она, еще сонная, прижималась к его бедру. Это, казалось бы, безобидное движение и едва различимый чувственный вздох вызвали в нем всплеск желания. Но для нее это, вероятно, ничего не значило. Для нее это было всего лишь одной из составляющих театра секса, частью сцены, которую она обычно разыгрывала с мужчиной.