Литмир - Электронная Библиотека

– Очень просто! – пожал плечами полковник. – Тогда нужно построить или подложить новые обломки.

– Это уже просто наглость! – возмутился археолог, отбросив со звоном вилку на стол.

– Есть и другое слово – смелость, – улыбнулся полковник. – Что самое главное в государственных делах? Смелость. Что на втором и третьем месте? – Тоже смелость. И вместе с тем смелость – это дитя невежества и подлости. В конце концов, важен только достигнутый практический результат, поэтому в наши тяжелые времена от деловых людей толку больше, чем от добродетельных.

– В Нью-Йорке мне недавно предложили купить уникальную драгоценную фарфоровую вазу эпохи Мин, – сказал мистер Аткинсон. – При ней был сертификат подлинности, заверенный экспертами. Когда я пожаловался, что это для меня дорого, мне – только из глубокого ко мне уважения – предложили купить сразу две таких одинаковых вазы по цене одной. В ответ я пошутил, что, пожалуй, взял бы десяток с соответствующей скидкой. Продавец же вполне серьезно посоветовал мне зайти за ними через неделю.

– Это жулики и торгаши! Настоящие ученые никогда не опустятся до подобного цинизма! – воскликнул археолог. – Это мерзко и недостойно ученого!

– Они уже давно опустились, – махнул рукой полковник. – Вот вам пример. У нас в Америке нам предложили восстановить древние индейские пирамиды, которые древностью превзойдут египтян и шумеров. Разумеется, слово «восстановить» означает в сущности «построить». Нью-Йорк и Чикаго давно облицованы искусственным камнем, ничуть не отличимым от памятников древнего Египта, так что технической сложности в том, чтобы «повторить» древность, не предвиделось.

– Ученые быстро распознали бы вашу подделку! – снова запальчиво выкрикнул археолог.

– Ах, оставьте, ради бога, – отмахнулся полковник, – ученые за деньги подтвердили бы все, что им бы приказали, и придали бы всему предприятию полную видимость научной респектабельности. Проект пока отклонен не в силу технической невозможности, а из-за споров о целесообразности: зачем это Америке? Сейчас Америка так гордится своей молодостью по сравнению со старушкой-Европой. Но если мы захотим, мы и в вопросах древности переплюнем Европу многократно. Например, у нас очень любят историю динозавров. Вы любите динозавров? – полковник широко улыбнулся и обвел глазами сидящих за столом.

– Я помню, как весь зал в синема замирал от ужаса, когда показывали фильму «Грубая сила»! – призналась мадмуазель Саад. – Я ходила на эту фильму несколько раз подряд и каждый раз испытывала ужасный ужас пополам с восторгом.

– «Призрак спящей горы» – гораздо страшнее, – оживился Верт. – Вы его видели? Я тоже несколько раз ради него ходил в синема.

– Ваш динозавр – это мерзкий дракон – одно из воплощений дьявола! – с отвращением бросила миссис Ромни, на что преподобный согласно кивнул и важно добавил:

– «И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним».

– «Откровение», глава 12, стих 9, – тут же отозвалась миссис Ромни.

– Мы – американцы – обожаем и Библию, и динозавров одновременно, причем, обожаем, как никто другой в мире! – улыбнулся мистер Аткинсон. – Американские динозавры – самые крупные и самые древние в мире!

– На мой взгляд, – заметил полковник, – с помощью динозавров Америка, как подросток, строит свой комплекс исторического превосходства. Что есть сотни или даже тысячи лет истории Старого Света по сравнению с сотнями миллионов лет наших динозавров? А что вы думаете, мистер Грегсон? Мне показалось, что вы со мной согласны?

Грегсон ненадолго задумался и ответил:

– Я полагаю, вы далеко не первый, кому подобные циничные мысли пришли в голову. Но у нас в Старом Свете люди редко столь откровенно излагают свои идеи. Может быть, поэтому они начали действовать в полной тишине гораздо раньше вас. И, соответственно, продвинулись в этом направлении уже значительно дальше вас.

– Возможно, – задумчиво кивнул полковник. – Впрочем, скорее всего, и здесь, и там действуют одни и те же люди.

– Кто же они?

Полковник только поднял глаза к потолку, пожал плечами и рассмеялся.

– Я слышал, что в популяризации Древнего Египта большую роль сыграли масоны, – заметил Аткинсон.

– Вы тоже ничего не понимаете в нашей науке: ни в истории, ни в египтологии! – громко заявил Лепонт и добавил, обращаясь к Грегсону. – Раз уж вы еще собрались писать книгу на эту тему, не вздумайте принимать во внимание все эти бредни!

– Я буду вам очень признателен, если вы поможете мне разобраться в этой теме, – улыбнулся Грегсон.

– Попробуйте, – пожал плечами Лепонт, – если у вас есть искреннее, я подчеркиваю, искреннее желание ознакомится с вопросом, я сегодня дам вам кое-какую литературу.

Поэзия

Фигаро. Сколько лукавства! Сколько любви!

Граф. Как ты думаешь, Фигаро, она согласна быть моей?

Фигаро. Она постарается пройти сквозь жалюзи, только бы не упустить вас.

Бомарше «Севильский цирюльник»

Фигаро…он взглянул на дело серьезно и распорядился отрешить меня от должности под тем предлогом, что любовь к изящной словесности несовместима с усердием к делам службы.

Граф. Здраво рассудил!

Там же

Выданная археологом книга Амелии Эвардс "Тысяча миль вверх по Нилу" подействовала на Грегсона как снотворное. То ли от прочитанного, то ли от послеобеденной сытости он мало-помалу задремал. Ему снились кошмары, в которых его преследовали динозавры с крокодильими и птичьими головами. Пробудившись, он подхватил книгу и вышел подышать на палубу.

Возле борта стояла мадмуазель Саад, которую окружали компаньоны: Верт с Лепонтом и полковник с секретарем. Мадмуазель Саад пела странную песню, в которой Грегсон с трудом иногда вычленял из потока знакомые французские и арабские слова.

Мадмуазель Саад обернулась к нему и пояснила:

– Мы сейчас смотрели на море и спорили о поэзии. Я вспомнила одну песню о море. Я услышала эту песню в Марселе. Ее пел мальчишка у причала. Я не все запомнила, но мне песня понравилась. По-английски это будет примерно вот так:

Белый корабль на синем море

Брошен волной к голубому небу.

А в синем небе прячется синяя птица.

А еще там поет белый ангел.

Я улыбаюсь этому чуду,

Чарующему мой ум, глаза, уши.

Я благодарю Аллаха за все!

– А я утверждаю, что это сущий примитив! – заявил Верт. – Здесь нет настоящей высокой поэзии. Вот как о море пишет истинный поэт.

И он начал читать по-французски, завывающе и протяжно:

«Я видел снежный свет ночей зеленооких,

Лобзанья долгие медлительных морей,

И ваш круговорот, неслыханные соки,

И твой цветной огонь, о фосфор-чародей!

По целым месяцам внимал я истерии

Скотоподобных волн при взятии скалы,

Не думая о том, что светлые Марии

Могли бы обуздать бодливые валы.»

– Вы что-нибудь из этого поняли? – бесцеремонно прервала декламацию мадмуазель Саад, обратившись к Грегсону.

– Увы, я не настолько хорошо понимаю французский, – признался тот. – Я понял только, что там говорится про свечение на море, связанное с фосфором. Но хочу заметить, что фосфорические огни в море – это, как правило, так называемые огни святого Эльма – это вовсе не химия, а статическое электричество. Хотя, возможно, в данном случае имеется в виду фосфорическое свечение морских водорослей, действительно вызванное химической реакцией, связанной с некоторыми соединениями фосфора.

Полковник и мистер Аткинсон переглянулись между собой и одновременно громко расхохотались.

– Вот что называется «метать бисер», – гневно заявил Верт. – Для профанов фосфор – это не высокий поэтический образ, всего лишь грубый химический элемент.

11
{"b":"925621","o":1}