Паша добирался сюда прямиком со встречи с Серпуховым. Беседа у них получилась недолгой, но в высшей степени содержательной. Тем более что информация, которую поведал ему Серпухов, крайне удачно и к тому же очень своевременно «билась» с открытием, которое с час назад сделала, отрабатывая биллинги, лейтенант Востроилова. Ей удалось установить, что короткий звонок, который прошел на трубку «дарителя», когда тот находился в приемной Ладонина, был сделан с трубы, зарегистрированной на имя их давнего знакомца Дорофеева. И этот факт стал еще одной тяжелой лопатой цементного раствора, намертво сцепляющего Ребуса с разыскиваемой ими «сладкой парочкой». А учитывая, что с самого утра «ушли в поля» и два помирившихся «следопыта» – Лямин и Ольховская, имелась вполне реальная надежда, что под занавес дня понедельника могут состояться и другие сенсационные открытия…

Когда немного припозднившийся Козырев вошел в кафе, ребята уже сделали заказ. Судя по довольным, заговорщицки-хитрым физиономиям, Пашины предчувствия насчет сегодняшнего информационного прорыва сбывались – следопыты возвратились с охотничьих полей явно не с пустыми руками.

– Привет честной компании! Давно ждете?

– Да нет, минут десять, не больше.

– Привет-привет, – откликнулась Ольховская, подставляя щечку.

Паша слегка наклонился к ней, и в этот момент Полина (случайно, нарочно ли?) мотнула головой, вследствие чего поцелуй получился более интимным – в губы. Не ожидавший такого поворота Козырев мгновенно смутился. Не от самого факта поцелуя (были времена, когда они с Полиной и не такое вытворяли), а от того, насколько пьяняще-сладким оказался жаркий ответ ее губ. Он невольно отшатнулся в сторону и, встретившись с Полиной глазами, отчетливо разглядел заблестевшие в них искринки, игриво семафорившие ему: «Ну как? Вкусно? То-то же! А еще хочешь?»

«А сама-то как думаешь?» – рефлекторно просигнализировал в ответ Козырев, но тут же, отгоняя наваждение, демонстративно завертел головой якобы в поисках официантки.

– Пашк, да ты садись. Мы с Полиной уже все заказали. На всех, – выручил Лямка.

– Да я, собственно, и не голодный…

– Но хоть кофе-то с нами выпьешь? – усмехнулась Полина.

– Кофе? Да еще и с вами? Обязательно выпью, – согласился Козырев, усаживаясь.

– Но учти – сегодня кофе мы пьем исключительно с коньяком. Потому что, пока ты полдня гонялся за очередной жертвой милицейского произвола, мы с Иваном пахали, как папы Карло.

– В данном случае я бы сказал – «как папы и мамы Карло». Ну и что удалось напахать? Кстати, в процессе оперативной разработки, надеюсь, вы не забывали периодически пользоваться легендой прикрытия «семейная пара»?

– Отчего же, пользовались в полный рост, – игриво откликнулась Ольховская. – Правда, Иван?

Адресуя шутливый вопрос Лямке, она, тем не менее, скосила глаза в сторону Козырева, словно спрашивая: «А что это вы, Павел Андреевич? Никак ревнуете?» Вдохновленная сегодняшними успехами, а также временным отсутствием Кати, она явно пыталась проверить его на эмоционально-мужскую прочность. А может даже, чем черт не шутит, и на порочность.

– А как же! Легенда: «Крутая семейная пара на такой же крутой семейной тачке». Ух, доложу тебе, и машина у Полинки – зверь! – неумело подыграл Лямка, на лице которого читалось неуемное желание как можно быстрее начать рассказ о сегодняшних подвигах. Дескать, не зря я в Питере остался. Вон от меня какая – даже не польза, а пользища!

– Ладно, герой-любовник, давай уже, начинай вещать про то, как космические корабли бороздят Большой театр. Вижу: неймется похвастаться.

– Почему хвастаться? Обыдные слова говоришь, да? У нас исключительно голые, но при этом стопудовые, проверенные факты. Значит, так: с утра мы с Полиной смотались в адрес прописки этого самого Эдуарда Линчевского, который у нас теперь Дортюк, и путем залегендированного опроса местных жителей установили, что эта нога… вернее, морда… в общем, чья надо нога. Но действительно не живет он там, давно не живет. А где – никто не знает.

– И это все?

– Обижаешь… Потом мы поехали с Полиной в офис, я подключился к их базам… Блин, Пашка, знаешь какие у них там базы! Таких даже у нас нет. В общем, за каких-то пару часов вытащили практически все по этим двум, которые из отдела рукописей. Похоже, Людмила Васильевна оказалась права: Глухова Валентина Степановна – явно не наш фигурант. Пятьдесят семь лет, живет на Дальневосточном, одна (дочка и внук погибли в автокатастрофе; в той самой, где и она сама получила травму позвоночника), всю жизнь работает в Эрмитаже. Последнее время, по причине обострения заболевания, на работе появляется редко. Да, и еще: по словам Илоны, у нее немножко не все дома. В смысле, с головой. Наверное, после смерти дочери и внука. А в остальном – не была, не состояла, не выезжала, не замечена… По Глуховой, собственно, все.

– А второй?

– А вот мужик оказался очень даже интересным субъектом… Полин, как бишь его?

– Анненский Олег Сергеевич.

– Точно. Сорок два года, женат, двое детей. Квартира на Мойке, минутах в десяти ходьбы от Эрмитажа. Прикинь, сколько такая по нынешним временам может стоить? «Трехсотый» «мерс» девяносто девятого года выпуска.

– По нарушениям, к сожалению, проходит только сам, – предваряя неизбежный в таких случаях вопрос, уточнила Полина.

– В Эрмитаже работает сравнительно недавно, – продолжил Лямка. – Причем, как выяснила через свои кадровые документы Илона (она нам вообще здорово помогла), Анненский хоть и имеет высшее образование, но при этом по формальному признаку оно не соответствует профилю занимаемой должности. Что еще… Состоит в очень хороших отношениях с заведующим отделом и, скорее всего, именно по этой причине регулярно мотается с эрмитажными выставками за границу.

– И не только с выставками, – напомнила Ольховская.

– Точно. К примеру, сейчас Анненский находится на отдыхе в Испании. Причем вылетел он туда буквально на следующий день после того, как среди сотрудников Эрмитажа распространяли бесплатные билеты на «Большой вальс». Анненский билет взял, хотя и знал, что все равно присутствовать на фестивале не сможет. Отсюда вопрос – на фига брал? Скажешь, не подозрительно?

– Очень может быть, – задумался Козырев. – Опять же, учитывая, что полетел не куда-нибудь, а в Испанию. Где, по оперативным данным, все это время отсиживается Ребус. Так что, похоже, в масть. Одно к одному.

– Нет, Паша, как это ни парадоксально, но Ребус, скорее всего, здесь ни при чем, – покачала головой Ольховская. – Погоди-ка, а что означает это твое «одно к одному»?

– Я объясню. Только сначала хотелось бы выслушать твои доводы касательно Ребуса. Почему вдруг ты решила, что он не в теме?

– Понимаешь, сегодня утром Саныч приказал ребятам из службы безопасности доставить к нему в палату Николая. В общем, они его быстренько раскололи, и он все рассказал.

– Что?!! – взвился со своего места Козырев. – Зачем?!! Смолов же говорил, что компьютерщика нельзя трогать ни в коем случае! Он – цепочка! Он – реальный след!

– Паша, сядь, успокойся. Я почему-то так и предполагала, что ты начнешь закатывать истерики.

– Ничего себе! Хороши истерики! Да они загубили все дело!..

– Не кричи так. Вон, на нас уже люди оборачиваются. В конце концов этот твой Смолов – всего лишь консультант. Причем наемный.

– Да если бы не он…

– Паша, я ничуть не умаляю его заслуг, – перебила Полина. – Просто теперь, когда Саныч пришел в себя, он сам и будет разрабатывать стратегию защиты. И, если понадобится, – нападения.

– Зашибись! Ты же сама вчера говорила, что ваш Саныч лежит в палате овощем – ни рукой, ни ногой пошевелить не в состоянии.

– Зато голова у него в полном порядке.

– Ага, а у нас, значит, своих мозгов, типа, не хватает?

– Я этого не говорила… Паш, ну успокойся. Что ты как маленький, ей-богу. – Полина протянула руку и нежно погладила Козырева по плечу. – Если хочешь знать, когда я рассказала ему про наши поиски, Саныч даже обалдел от того, насколько слаженно и профессионально мы сработали. Все, что нам удалось, – действительно очень важно и не зря. Единственное, о чем он попросил, чтобы отныне мы не проявляли подобного рода телодвижений и инициатив. Хотя бы без согласования с ним.