– Мне нравится. – Крикс посмотрел на остальных. – Это по душе всем нам, гладиаторам.

Спартак указал на дорогу, по которой по склону поднимались не менее двухсот рабов из дома Батиата и других вилл:

– Это уже не наш случай, тебе не кажется?

Эномай оглянулся и увидел толпу. Люди все прибывали и прибывали.

– А второй? – спросил Каст.

– Второй – если соберется столько народу, что солдаты из Капуи не смогут нас остановить.

Все замолчали.

Спартак вооружил новичков и раздал луки тем, кто уверял, будто умеет из них стрелять.

– Лично мне эта гора не нравится, – сказал Эномай.

– И мне тоже, – ответил Спартак, – но у нас есть много других неотложных дел.

Начальник капуанских войск поднимался по длинной извилистой тропинке. Ему предстояло изловить горстку каких-то убогих гладиаторов, глупцов, сбежавших из школы. Тот, кого не убьют тут же, окажется на кресте. Болваны. В бойцовской школе они трижды в день получали пищу, спали в тепле и сухости, а главное, имели возможность получить свободу, известность и состояние, если будут сражаться на совесть. Многие умирали или получали увечья во время упражнений либо вскоре после того, как начинали участвовать в боях, в первые месяцы и даже недели, зато гладиаторы вполне могли обрести славу и богатство. Начальник не понимал причины их бегства.

– Пустоголовые, – сказал он сам себе.

Они добрались до леса.

Центурион посмотрел на дорогу, в обе стороны. В его распоряжении было восемьдесят вооруженных людей, и они преследовали несколько десятков беглецов, которые наверняка заблудились на склоне. Чутье старого вояки заставило его остановиться, прежде чем углубиться в лес, но в конце концов разум возобладал над чувствами: они гнались за рабами, а не за вражескими солдатами. Скорее всего, мятежники устремились к вершине.

Он приказал следовать дальше.

Дорога пошла среди деревьев.

Он не заметил, как стрела пронзила его шею, и даже не успел выругаться, рухнув на колени и пытаясь вырвать душившее его острие.

Затем упал ничком.

Цезарь и Лабиен прибыли в гавань Родоса. Ради этого острова они покинули Рим два с лишним года назад. Происшествие с пиратами и бесконечная война против Митридата Понтийского отняли много времени. И вот наконец они прибыли на Родос.

– Я думал, великий Колосс виден с моря, – проговорил Лабиен, когда корабль подходил к восточной бухте. Суда обычно бросали якорь там: это была самая тихая и безветренная часть острова.

– Его разрушило землетрясение много лет назад, – отозвался Цезарь.

– В самом деле? – удивился Лабиен. – Я слышал, что Колосс стоит прямо посреди гавани и корабли проплывают у него между ног.

– Бронзовая статуя высотой семьдесят локтей с железным остовом, стоящая в море? – Простодушие Лабиена позабавило Цезаря. – Даже если бы эта громадина была полой, она ушла бы в землю под собственным весом. Нет, друг мой, если хочешь увидеть останки Колосса, лучше подняться на акрополь. Именно там, – он указал на верхнюю часть города, – родосцы воздвигли свою знаменитую статую. Надеюсь, скоро мы туда доберемся. Меня тоже снедает любопытство. От римских моряков я слышал, что статуя цела и лежит в акрополе рядом со своим гигантским пьедесталом.

Они поднялись по крутым улочкам в сопровождении полудюжины рабов и такого же числа вооруженных солдат, состоявших на жалованье у Цезаря. Помимо акрополя, в нагорной части города располагались дом Аполлония и особняк местного аристократа, которому Цезарь сообщил в письме, что остановится у него в обмен на достаточно крупную сумму денег.

– Смотри, – показал Цезарь, когда они очутились рядом с родосским акрополем.

На вершине холма, между зданиями, виднелось некое подобие двух бронзовых башен. Но то были не башни, а гигантские ноги.

Они пошли к этому невероятному творению и наконец оказались у рухнувшей статуи. Огромные голени все еще стояли на циклопическом восьмиугольном пьедестале, а остальное – от колен и выше – рухнуло при землетрясении, опустошившем остров полтора века назад.

– Он простоял шестьдесят шесть лет, – объяснил Цезарь, когда они обошли изваяние.

– И никому не приходило в голову его починить? – спросил Лабиен. – Как обидно видеть этого исполина на земле. Когда он стоял вертикально, наверняка смотрелся поразительно.

– Еще бы. Одно из семи чудес света, как и храм Артемиды в Эфесе, – помнишь его? Только храм восстановили, а статую – нет. Насколько я знаю, родосцы получили от многих местных граждан и жителей соседних островов деньги на это, но что-то им помешало. Одни говорят, что оракул, скорее всего дельфийский, заявил, что Колосс рухнул по воле богов. У других объяснение приземленнее: тогдашние родосские власти использовали полученные деньги для других целей, а то и вовсе присвоили.

– Продажность?

– Она явно древнее этой статуи, – подтвердил Цезарь, который, по-видимому, склонялся ко второй версии. – Наверняка оракула подкупили, чтобы он сказал нужные слова, а в итоге родосские власти заработали большие деньги. Так или иначе, Колосс никуда не делся: он здесь, хоть и повержен.

– Жаль, – заметил Лабиен, восхищенный гигантскими размерами этого творения рук человеческих. – Это Аполлон?

Цезарь смотрел на рухнувшего исполина.

– Да. Подобно тому как жители Эфеса поклоняются Артемиде, предпочитая ее другим божествам, здесь царит культ Аполлона. Насколько я знаю, в акрополе есть посвященный ему храм. Для родосцев Аполлон и Солнце – основа мироздания.

– Хотя всем известно, что на самом деле средоточие мироздания – Земля, – заметил Лабиен, имея в виду учение, согласно которому планеты и Солнце вращались вокруг Земли, – таково тогда было самое распространенное изображение мироустройства.

– Так говорит Аристотель, да, – согласился Цезарь, – но…

– Что «но»?

Занятые неторопливой беседой, они покинули упавшего исполина и зашагали среди храмов акрополя.

– Но Аристарх Самосский, – продолжил Цезарь, – смотрит на это иначе, и его учение больше соответствует мировоззрению родосцев.

– Не понимаю.

– Для Аристарха Земля не расположена в середине Вселенной, все наоборот: планеты, как и сама Земля, вращаются вокруг Солнца, – объяснил Цезарь.

– Нелепость! Земля находится посередине, – упорствовал Лабиен, как будто отстаивал неоспоримую истину. – Не вижу причины считать по-другому.

– Пути Марса и Венеры в небе таковы, что их вращение вокруг Земли немыслимо. – Цезарь пожал плечами. – По крайней мере, так я читал. Я тоже не до конца понимаю это воззрение, но мне нравятся люди вроде Аристарха, которые утверждают, что все может восприниматься иначе, не так, как виделось всегда. Подобная смелость меня вдохновляет.

Они прошли мимо театра.

– В любом случае средоточие нашей вселенной – Рим, – заметил Лабиен.

– В этом ты совершенно прав. – Цезарь рассмеялся, но внезапно умолк и лаконично добавил: – И мы с тобой не можем туда вернуться.

Театр остался позади.

– Я видел, что во время плавания ты читал какие-то письма, но так и не сказал, что́ в них. Что тебе известно о Риме, о нашем мире?

Цезарь ответил не сразу. Прошло два с лишним года с тех пор, как он покинул Рим. Как поживают Корнелия, маленькая Юлия, мать и сестры? Письма были полны утешительных и ободряющих слов, но, как только он задумывался о родных, боль разлуки делалась нестерпимой. Он силился занять свои мысли настоящим или известиями о внутренних римских делах, содержавшимися в посланиях с другого края моря.

– Ничего особенного: Серторий продолжает сопротивляться в Испании, а в самом Риме Сенат, лишившийся Метелла, Помпея и Лукулла, подпал под влияние почтенного Красса и более молодых Цицерона и Катилины. Последний – бывший союзник Суллы.