– Таким образом, он н-н-не сможет ни п-п-получить дополнительных денег от Митридата, ни отправить свои в-в-войска на Восток, – пояснил Метелл, прибыв в преторий Помпея, где обсуждались дальнейшие действия. – Ты не х-х-хочешь долгой войны? Но война б-б-будет долгой.

По мнению Помпея, Серторию это было только на руку: он как раз хотел затянуть противостояние. Но Помпей не одержал сколь-нибудь значительных побед внутри страны и не мог отбросить предложение своего помощника. К тому же Перперна, с которым Помпей связался через Геминия, поручив тому найти предателя в серторианских рядах, не нашел удобного случая покончить с Серторием. А потому осада Тарракона и захват всех испанских портов на побережье Внутреннего моря казались разумным выходом.

Марк Перперна был полон решимости разделаться с Серторием – он жаждал этого гораздо сильнее, чем представлялось Помпею. Но у предателя неожиданно появился противник – не человек, а молоденькая белая косуля, которую Серторий получил в подарок от пастухов, проезжая по южным областям Испании, Лузитании и Бетике. Несколько месяцев Серторий не замечал животного, которое мирно паслось в его лагере. Никто не беспокоил ее, будто сопровождающая войско косуля – самое заурядное явление.

Но по прошествии нескольких недель он, похоже, привязался к ней и приручил настолько, что косуля облизывала ему лицо. Это забавляло Сертория. А когда над его войском сгустились тучи – Помпей рвался вглубь Кельтиберии, десятки солдат бежали из-за объявленного Метеллом прощения, – Серторию пришла в голову великолепная мысль: он предъявил косулю солдатам и заявил, что она есть не что иное, как воплощение Дианы. Богиня охоты нашептывает ему на ухо, как надо охотиться на врагов. Отсюда постоянные победы и яростное сопротивление противнику. Отступление Помпея к побережью Серторий объяснил страхом и бессилием консульских легионов перед ним, Серторием, любимцем богов, хотя Перперна и другие военачальники знали, что это лишь очередной ход.

Вождь популяров изо дня в день появлялся перед солдатами с белой косулей, и, когда она нежно лизала ему лицо, он прикрывался рукой, прикрывая язык животного и делая вид, будто слушает откровения Дианы.

Раздосадованному Перперне пришлось приостановить подготовку заговора. Вряд ли найдется достаточно начальников, готовых покуситься на вождя, которого защищают сами боги. Чтобы осмелиться восстать против Сертория, Перперна дожидался побед врага. В то утро они с Серторием присутствовали на заседании оскского сената, выслушивая просьбы кельтиберов и обсуждая новые законы.

Внезапно в разгар обсуждения Перперне пришла в голову очень простая мысль.

– Мы должны сделать так, чтобы она исчезла, – тихо пробормотал он, обращаясь к сидевшему рядом Грецину.

– Кто? – спросил тот, не сразу сообразив, в чем дело.

– Проклятая белая косуля, – проговорил Перперна сквозь зубы, пользуясь тем, что Серторий как раз отвечал кельтиберам, изложившим свои просьбы.

Грецин кивнул. Как и Перперна, он понимал: если животное пропадет, все решат, что Серторий утратил расположение богов. Легионеры отличались крайней суеверностью, им легко можно было внушить сначала одно, а потом прямо противоположное.

Заседание оскского сената продолжалось.

Серторий, не догадываясь о том, что замышляют его начальники, спокойно беседовал с кельтиберскими вождями о том, как удовлетворить их просьбы.

Далеко от места заседания, в лагере популяров близ Оски, рядом с преторием, мирно паслась белая косуля, не ведая о войнах, предательствах и людской жажде власти. Перперна мечтал убить Сертория не для того, чтобы заключить мир с Помпеем. Ему нужна была решающая битва, чтобы навязать себя слабому и безвольному Риму, которому не хватало настоящего вождя, то есть… его самого.

Это была странная гора. Казалось, внутри нее ревут боги.

Перед восставшими гладиаторами возвышался роскошный, величественный Везувий. На его склонах ютилось несколько городов, в том числе Капуя. Всюду, на сколько хватало глаз, простирались виноградники, плоды которых служили как для изготовления вина, так и для приема в пищу, и сады с разнообразными плодовыми деревьями. Земля здесь была плодородной, а погодные условия – мягкими, так что эти места, расположенные неподалеку от побережья, привлекали римскую знать: здесь можно было укрыться от влажного римского лета с его комарами и лихорадкой – город был окружен болотами. Везде стояли богатые виллы, где отдыхали римские сенаторы. Через эти поместья и пробирался отряд беглых гладиаторов, числом около семидесяти человек, с тремя оружейными повозками, куда они погрузили продукты, украденные с кухни гладиаторской школы. Вдобавок каждый нес золото, серебро и оружие, добытые в доме Батиата.

Они достигли опушки леса, покрывавшего один из склонов. Оставалось подняться. Далекая вершина была плоской, будто сами боги сплющили ее, чтобы пропустить лучи Аполлона. Но вершина не была целью беглецов, – наоборот, они намеревались обогнуть гору и уйти как можно дальше от Капуи. По крайней мере, так считали Крикс, Эномай, Ганник, Каст и остальные.

– Хорошее место, – сказал Спартак, останавливая переднюю повозку. В ней ехала Идалия, девушка, решившая следовать за ним.

– Хорошее место для чего?

Криксу не нравилось, что фракиец принимает решения самостоятельно, не посоветовавшись с другими.

– Для засады, – объяснил Спартак. – Батиат поднимет тревогу, и капуанские войска погонятся за нами. Чтобы добраться сюда, им потребуется четыре или пять часов, не более. Их будет не слишком много, однако вполне достаточно, чтобы спокойно перебить всех нас. Если мы сами устроим засаду и нападем, то сможем убить большинство солдат, а остальных обратить в бегство, потому что серьезного сопротивления они не ожидают. И у нас будет еще больше оружия.

– Оружия и так достаточно, – сказал Эномай. – Зачем еще?

– Чем больше, тем лучше, – повторил Спартак и указал на тропинку, по которой они только что поднялись. – Не нужно тебе – пригодится другим.

Следом за гладиаторами торопливо шагали люди, около сотни, – мужчины, женщины и дети.

– Это кто? – удивился Каст.

– В основном рабы, которые прислуживали в гладиаторской школе и на близлежащих виллах, – пояснил Спартак. – Эти люди, подобно нам, устали от рабства и решили бежать. Если мы уйдем в горы, солдаты сперва выследят и уничтожат их, а затем станут преследовать нас, пока не перебьют всех, вместе или поодиночке, если мы разбежимся. Но если объединимся, вооружим рабов, которые следуют за нами, и устроим засаду, то уничтожим капуанский отряд здесь, в лесу. И заберем их оружие. А оружия понадобится много. Вскоре к нам наверняка присоединятся и другие рабы. Много рабов.

– Много – это сколько? – уточнил Крикс.

Вместо ответа фракиец задал встречный вопрос:

– Кто-нибудь умеет стрелять из лука? Я видел несколько луков в повозках.

Крикс не собирался менять предмет разговора.

– Этот побег – наше дело, – сказал он. – Я не собираюсь сражаться за каких-то несчастных, которые даже не умеют обращаться с оружием.

Он указал на тропинку, по которой поднимались мужчины, женщины и дети.

Спартак вздохнул и уставился в землю. Он догадывался, что его слова «никто никому не раб» уже разлетелись по близлежащим виллам и отныне приток новых рабов не остановить. Но… как объяснить это Криксу?

Шагнув к галлу, он заговорил отчетливо и громко, чтобы его хорошо слышали другие гладиаторы:

– В начале побега я тоже думал только о нас. Но потом мы вернулись в дом Батиата, чтобы убить его самого и разграбить его жилище. С тех пор это дело перестало быть только нашим. И, честно говоря, побег рабов может быть успешным только в двух случаях. Первый – когда имеется небольшой отряд хорошо вооруженных мужчин, способных быстро и незаметно преодолевать горные перевалы.