– Да. – Эфраим взглянул на солнце, оценивая его положение в небе. – Давай в четыре. Обязательно захвати документы. Хочу, чтобы все было официально.

– Ты меня вовремя поймал. С утра я выезжаю в полк. Мы выступаем на Форт-Босежур. Нам приказано вытеснить местных из Акадии.

Бросив последний задумчивый взгляд на Эфраима, он кивнул мне, приподняв шляпу.

– Марта.

Потом Джозеф Норт развернулся и направился вниз по холму. Когда он уже не мог нас слышать, я отошла от Эфраима и с подозрением уставилась на него.

– О чем это вы тут договаривались?

– Я попросил Джозефа прийти в дом к твоим родителям, когда мы с тобой туда доберемся.

– Отец будет в ярости, но я не думаю, что требуется защита закона…

– Чтобы нас поженить.

Я моргнула.

– Что?

Эфраим взял меня за руку, очень осторожно, будто вынимал яйцо малиновки из гнезда.

– Прошло всего две недели после… – Он обычно не боялся говорить, что думает, но тут никак не мог найти нужных слов. Прокашлялся. Покраснел. Провел пальцем по основанию моего большого пальца.

– Я знаю, сколько прошло времени. – Я попыталась вырвать руку, но он сжал ее крепче.

– Месячные, – наконец выдавил Эфраим. – У тебя с тех пор их пока не было. Так ведь?

– Откуда тебе знать?

– Я прав?

Мое молчание было ему ответом.

– А ты подумала, что будет, если ты беременна?

Я услышала звук удара прежде, чем почувствовала жжение в ладони, но в чувство меня привела именно боль.

– Как ты смеешь!

Больно Эфраиму не было, он скорее удивился, но схватил меня за запястья и притянул их к своей груди, чтоб не дать мне опять его ударить. Потом Эфраим встряхнул меня так, что у меня стукнули зубы.

– За что? – спросил он требовательно.

– Не смей на мне жениться из жалости!

– Ты думаешь, я тебя больше не хочу?

– А как ты можешь меня хотеть?

Ну вот, правда вышла наружу. То, что висело между нами в воздухе.

Все тело Эфраима дрожало от гнева. Я боялась, что он снова меня встряхнет. Или поцелует. По его лицу я не могла определить, чего именно ждать. Но он не сделал ни того, ни другого, а наклонил голову так, что его лицо было в дюйме от моего.

– Значит, так, – грозно произнес он. – Мои чувства не изменились. Но если изменились твои, мне нужно об этом знать.

Я была ошеломлена, даже в ужасе, но все-таки замотала головой, потому что замуж за него хотела. Как хотела всегда.

Эфраим крепко прижал меня к груди, зажав мои руки между нами, и только тут я осознала, какое огромное облегчение он испытал. Зарывшись пальцами в мои волосы, он принялся большим пальцем поглаживать мне голову.

– Тогда ты должна за меня выйти. Сегодня же. Прими мое имя, и никто никогда не усомнится в законности твоего ребенка, когда бы он ни родился.

Я не отличалась ни миниатюрностью, ни хрупкостью. Ростом почти с отца и упрямством тоже в него, стоя перед Эфраимом Баллардом, я могла смотреть ему почти прямо в глаза. Так что я выпрямилась и уткнулась лбом ему в переносицу.

– Ну так веди меня домой, – сказала я, – и поженимся.

Одна из створок большой кедровой двери на лесопилку открыта, к столбу снаружи привязана крупная гнедая кобыла. Изнутри я слышу не то, чего ожидала – звуки пилы и топора, – а приглушенный разговор, так что останавливаюсь за дверью и склоняю голову набок, прислушиваясь. Лошадь фыркает, и я кладу руку ей на нос, заставляя замолчать, чтобы не мешала мне расслышать сказанное.

– Я уже делал съемку той местности, – возражает муж, – и у меня три заказа на древесину к следующей пятнице. Мне некогда делать ее еще раз.

Мы так давно женаты, что я хорошо различаю оттенки голоса Эфраима, слышу каждый четко обрубленный слог, каждую напряженную гласную. Я ничуть не сомневаюсь, что он с трудом сдерживается.

– «Кеннебекские собственники» хотят, чтобы ее сделали снова.

А-а.

Джозеф Норт.

Я сжимаю губы, обвиняюще кошусь на лошадь – предательница! – и убираю руку с ее мягкого теплого носа, чтобы подобраться поближе к двери.

Эфраим прокашливается.

– Если я проведу ее снова, это не изменит результата.

– Они могут думать иначе.

– Они могут думать все что угодно, но они не видели эту землю. Тут сплошные болота на много миль в любую сторону. Для фермерства не подходит. А сейчас все практически полностью обледенело.

– Они хотят сдать землю в аренду.

– И обречь своих арендаторов на нищету и неудачи?

Слышно громыхание ящика и шелест перебираемых бумаг. Я чувствую, как предупреждающий тон в голосе мужа становится заметнее.

– Вот данные съемки. Я ее делал два месяца назад. Ты ведь уже зарегистрировал экземпляр, который я тебе дал?

– Еще нет.

Я слышу, как шуршит бумага – Норт расправляет карту, потом снова ее складывает.

– Я не могу.

– Не можешь? Или не будешь?

– Это не то, чего они ожидают. А ты же знаешь, что у них есть ожидания, Эфраим.

– Я не брошу семью посреди зимы, чтобы подтвердить то, что уже знаю. – Голос Эфраима звучит низко, ровно и обманчиво спокойно. – И потом, я знаю, что ты делаешь, Джозеф.

– Я напоминаю тебе о твоих обязательствах, – говорит Норт уже более легким тоном, явно пытаясь его урезонить. – Тебе же нравится твое право аренды, правда? Тебе нравится тут жить?

Эфраим не отвечает; в его молчании я чувствую настороженность.

– Эту землю тебе сдали в аренду наши общие работодатели. «Кеннебекские собственники» могут быть щедрыми, когда они довольны арендатором. Думаю, ты успел это ощутить на себе за последние одиннадцать лет. У тебя есть право аренды – и контракт на съемку местности, – но права на лесопилку тебе не принадлежат. Пока не принадлежат.

«Кеннебекские собственники» – это часть Плимутской компании в Бостоне, которая сто пятьдесят лет назад приобрела огромные земельные участки в долине Кеннебек. Им принадлежит большая часть земли вдоль реки на пятнадцать миль в каждую сторону, и они сдают ее в аренду, чтобы поощрить заселение округа Мэн. Наша семья взяла в аренду лесопилку Балларда одиннадцать лет назад, но пока не стала полноправным владельцем. Это произойдет только в следующем апреле, когда мы наконец исполним третье условие. Первые два были исполнены в первый же год нашего проживания тут: построить дом и вспахать как минимум пять акров. Но третье – вопрос времени. Мы должны прожить на этой земле двенадцать лет подряд, прежде чем она может стать нашей по закону. Так что мы ничего не нарушаем, но я слушаю разговор Норта с моим мужем и чувствую нависшую угрозу.

– Я прекрасно помню условия аренды. Тебе не нужно мне о них напоминать.

– Не нужно? Ты на удивление не готов вести себя разумно. Неужели одна съемка стоит твоего дома и дохода?

– Ты хочешь, чтобы я подделал результаты? Заявил, что это обитаемая земля?

– Я хочу, чтобы ты понял, насколько все серьезно. Без лесопилки и твоего контракта твоя семья окажется в сложной ситуации.

Норт на секунду замолкает, и я бы многое отдала, чтобы увидеть его лицо в этот момент.

– Как ты сам сказал, сейчас середина зимы.

Он изложил свои указания, но ждать, пока Эфраим примет решение, не хочет. Я слышу, как его сапоги нетерпеливо переступают по истертому дощатому полу. И поскольку я не хочу, чтобы меня застали за подслушиванием, то захожу в лесопилку и говорю первое, что приходит в голову:

– Ты не видел мои чернила? – Я улыбаюсь мужу, потом демонстрирую, как удивлена присутствием Норта.

У ног его лежит пес – наполовину дворняжка неизвестного происхождения, в которой намешано с десяток пород, а наполовину койот. Расцветки он буро-черно-белой, с длинными острыми ушами, вытянутой мордой и желтыми глазами. Увидев меня, пес рычит.