Общение с другими цивилизациями — ведется, но без энтузиазма. На вопросы отвечают, иногда задают свои. Посмотрел пару протоколов обмена информацией с ближайшими соседями, там хотя бы что-то, похожее на разговор с репликами раз в несколько лет. И прямо чувствовалось, насколько неинтересно им общаться. Вопросы носили какой-то натужный характер, словно ну вот нужно что-то спросить из вежливости хотя бы, ну вот — держите вопрос. Ответы сводились к абсолютно сухому минимуму.

Заселение соседних планет? Были такие проекты, тысячелетия назад. Даже кто-то там до сих пор живет. Человек сто.

В этот момент меня и увели на ужин. Первый мой мир, у которого есть известные соседи. Но что-то, несмотря на полную идиллию, этот мир нельзя было назвать процветающим.

— Эмоции и желания, это всего лишь химия организма, легко управляемая. Так снаружи, так и изнутри. Вопрос, как всегда, в другом, — хочешь ты или нет этого управления.

Я чуть чашку не выронил. Мы полчаса ужинали молча, ни слова ни полслова.

И тут, когда я принялся за дессерт, с места в карьер. Хозяин даже не взглянул на меня, когда произнес свою первую за вечер фразу.

Что главное, наверное, это заразно — я даже и не знал, что сказать в ответ. Хмыкнуть можно бы было, но это все-таки больше в знакомой компании. Поэтому просто промолчал.

— Мы не вымираем, — видимо, это было уже пояснение первой мысли. — Мы просто живем как хотим. А остальное просто прилагается.

Понятно, он явно имел доступ ко всему моему обмену данными с системой, и отвечал на вопрос, который я, возможно, задал бы, если бы счел это удобным.

Я думал, что это просто прорыв плотины, что сейчас начнется живая человеческая беседа. Возможно, он даже вытащит из подвала пыльную бутылку.

Нет, оказалось, что это просто завершение ужина. Хозяин встал.

— Завтра с утра я иду выпить воды из родника. Возможно, тебе захочется пойти со мной.

И он ушел, не попрощавшись, не оборачиваясь. Немытая посуда осталась на системе.

В принципе, раковина была, и вода в ней тоже.

Поэтому я предложил системе помочь. Делать мне все равно было нечего. Бороться за выживание этим вечером явно не придется, а задавать вопросы интерфейсу я мог в абсолютно любом месте замка. А возможно, и не только замка. Тем более интерфейс сейчас невольно был представлен роботом, и мне как-то проще было разговаривать с гуманоидным вариантом системы. Наверное, просто недостаток живого человеческого общения.

Робот замешкался с ответом. Но видно было, что к причудам хозяина система привыкла, поэтому робот подносил тарелки, а я их мыл и споласкивал, по старинке, в раковине. Наверняка тут была какая-нибудь машина для мойки посуда, спрятанная где-нибудь в каменной кладке. Или вообще вся эта посуда сплошь одноразовая, несмотря на тяжесть и очевидную художественную ценность росписи на тарелках.

Ну захотелось мне помыть посуду. Каждый развлекается, как может. Другие вон — на картины целый день пялятся, кто запретит.

— Что это за картины, на которые смотрел хозяин? — спросил я для затравки.

— Пейзажная живопись, — спокойно ответил робот, — написано с натуры, в различных частях планеты.

— И в чем их ценность для владельца? Почему он столько времени проводит, глядя на них?

— У системы есть ограничения. Система не отвечает на вопросы персонального характера, особенно те, которые могут быть интерпретированы слишком большим количеством вариантов. Кроме этого, ваш вопрос также подпадает под ограничение информации по принципу забвения, который ограничивает посторонний доступ к личной информации возрастом более пятидесяти лет.

Понятней не стало. Но посуды было еще много, поэтому я зашел с другой стороны:

— Кем художник, автор картин, приходится владельцу?

— Дочерью, — лаконично ответил робот.

— И где она сейчас?

— Похоронена на семейном кладбище, час ходьбы от замка.

— Как она умерла?

— Принцип забвения.

Я присвистнул и уточнил:

— Сколько лет назад она умерла?

Дочь хозяина умерла чуть больше двухсот лет назад в возрасте тридцати лет. Это все, что я сумел выбить из интерфейса. То забвение, то ограничение на доступ к личной информации.

Получается, я в несколько раз ошибся с возрастом. Хозяину было уже больше четверти тысячелетия, и ведь скорее всего, большую часть времени он провел в этом замке.

И это я еще недавно кичился, насколько долго живу, за счет переходов между мирами, владением в разных мирах разными телами, возможностью все это время накапливать информацию и опыт.

Мне явно было к чему стремиться.

Или от чего бежать.

— Средняя продолжительность жизни населения? Двести семьдесят пять лет.

— Основная причина смерти? Закрыто как личная информация.

— Распределение между мужчинами и женщинами? Примерно равное.

— Суммарный коэффициент рождаемости на женщину? Одна целая девять десятых.

Приехали. Даже для меня, никогда особо не интересовавшегося демографией, было понятно, что количество рождений здесь было меньше количества смертей. Просто меньше. Неважно, как долго они живут, и до какого возраста женщины могут рожать. Да хоть из пробирки пусть клонируют, если придется. Но планета просто понемногу умирала. Тысячелетиями. Наверное, около сотни поколений, людей становилось все меньше, и все.

Это противоречило здравому смыслу, но это было так.

«Эмоции и желания, это всего лишь химия организма, легко управляемая. Так снаружи, так и изнутри. Вопрос, как всегда, в другом, — хочешь ты или нет этого управления.»

Хозяин, похоже, ответил на тот вопрос, который я еще даже не был готов задать.

Но теперь возникал другой. Собираются ли они что-то с этим делать.

Система разбудила меня рано, неожиданно рано. Солнце еще только готовилось вставать. Бутерброд выдали с собой, я его сжевал, еще подходя к воротам замка. И хозяин уже терпеливо ждал меня.

— Рутина помогает. — Вновь он отвечал на невысказанный вопрос. Сначала, правда, мне нужно было понять вопрос, а потом уже приложить к нему ответ. — Ранние подъемы и режим дня невероятно помогают стабилизировать эмоции.

Он развернулся и пошел, по дороге, в сторону леса, туда, где начиналась тропинка к роднику.

— Выровнять эмоции, или вообще их вернуть, — добавил он уже на ходу.

Пока этот ответ не подходил под мой вопрос. Тот, который крутился у меня в голове с самого пробуждения. Вопрос звучал так — чем я могу взбодрить хозяина настолько, чтобы втянуть его в нормальный разговор. Но чтобы при этом он меня не убил.

— Рождение ребенка — это, наверное, праздник для всей планеты? — надо было пробовать хоть что-то. Даже на этот вопрос я решился только уже в глубине леса. Робот нас не сопровождал, но я уверен, что он готов появиться в любое мгновение, с ионизирующим оружием наперевес, и озоном запахнет по мою голову.

— Думаю, планете все равно. — невзрачно ответил хозяин.

Они владели целой планетой. Континентами, материками, морями и океанами. Они жили везде, где хотели, и как хотели. Проводили время так, как хотели и никто им ничего не навязывал. По крайней мере, я не увидел к этому ни малейших признаков.

Но тут крылась проблема. Хотели они мало. Или им уже не осталось чего хотеть. Усталый лорд на своей земле, только его земле, от горизонта до горизонта, никакой нужды следить за крестьянами, крепостными, прислугой, рабами, кем угодно. Никаких забот. Даже на непонятные нападения он лишь пожимает плечами.

Конечно, я мог предположить, что где-то есть и другие. Более яркие, эмоциональные, имеющие цели. Но что-то мне подсказывало, что мой лорд являл образец всей местной цивилизации. Нечего хотеть. Или даже не так — он просто не хотел ничего хотеть.

Я открыл было рот чтобы задать вопрос, как же он справляется с отсутствием любых желаний, но понял, что ответ уже получил. Там, у ворот.