Здесь — это могло оказаться смертельным.

Одно из базовых правил подготовки к ночлегу — готовиться к нему заранее. Готовиться к нему, можно сказать, прямо с утра.

Я шел, отмечая возможные места, куда, в случае чего, успею вернуться засветло. Если находил охапку сухого лишайника, трамбовал его, скручивал, и запихивал в котомку.

Как всегда, искал что-нибудь интересное. Наверное, если бы я был геологом, я нашел бы на этих берегах много полезных и даже драгоценных камней. Но геологом я не был, а полезность в этом мире была очень приземленной.

Даже при этом, за день я успел отметить пару мест, богатых железом. Специально останавливаться, искать колчедан, или намывы смеси железа с песком и глиной на дне ручьев, я не стал. Лишь отмечал, полусознательно, по привычке, все потенциально полезные места.

Набирать тяжелых камней, даже пусть и богатых железом, смысла не было. Передо мной стояла другая цель, да и кузнеца поблизости не предвиделось. Сам же я вряд ли смог бы даже обогатить железо до чего-нибудь пристойного. Что-то я, конечно, видел, когда кузнец с сыном работали над нашими самородками. Но, когда кузнец рядом, ничему не учишься.

А когда кузнеца рядом нет — учиться уже не у кого.

Еще одно правило подготовки к ночлегу — на стоянку надо вставать засветло. Сильно засветло. Не надо переоценивать свои силы, каким бы опытным ты себе сам не казался. Стоянку надо оборудовать. При хорошем раскладе надо разжечь костер, чтобы спать ночью в тепле. Нужно приготовить еду, а для этого чаще всего ее нужно сначала поймать.

С рекой было проще — удобные подходы к ней встречались значительно чаще, чем к морю. И чем дальше я отходил от моря, тем более плоской, менее изрезанной становилась местность.

В остальном — ничего не менялось. Убежище, топливо, еда и время на то, чтобы все организовать до темноты.

Я исходил из того, что тот, по чьему следу я иду, двигался также как я, знал, тоже, что и я, и при прочих равных, начал готовиться к стоянке также, как бы это сделал и я.

Поэтому я начал присматриваться к любым кавернам, пещеркам, полостям в скалах еще задолго до наступления вечера.

Днем я остановился лишь раз, разгрузить ноги и перекусить сушеной рыбой. Даже не разматывал снасти. Сел, откинулся на камень, поел и пошел дальше, как только почувствовал, что ноги в порядке.

Теперь я замедлился. Лучше было пройти меньше, но не пропустить место ночлега прыгуна. Если мне повезет, я еще и сэкономлю кучу времени. Размещаться на уже обустроенной стоянке все-таки проще.

Мне повезло.

Он останавливался здесь единожды.

И следов почти не осталось. Скорее, сработало именно то, на что я надеялся — я бы и сам остановился в этом месте, в это время, часа за полтора до темноты. Пещера, скорее даже грот без продолжения вглубь, прикрытый скалами от преобладающего ветра. Выход к реке — минута ходьбы. Обзор — да билеты можно продавать к этому шикарному виду на окружающие скалы, извилистую реку и лишайники вокруг. Было бы кому продавать эти билеты, обменял бы даже на ракушки.

Он не оставил еды, но оставил, видимо по привычке, сушеных лишайников, что существенно облегчало мою ночевку.

Я добавил к ним свою мелочь, набранную за день, разгрузился, подготовил костер, но не стал разжигать. Рвать лишайник было жалко, но традиции важнее — я нагреб сырого еще лишайника и разложил его сушиться. Может быть когда-нибудь, кто-нибудь, возможно даже через много лет, воспользуется им. Может быть, это тоже кому-то облегчит ночлег.

И отправился на рыбалку. На многое я не надеялся, но именно поэтому рыбачить теперь придется при каждом удобном случае. Чтобы хватило хотя бы на еду.

Перед сном я прислушался к себе. Попробовал заглянуть куда-то глубоко, где работал странный механизм, готовый в любой момент швырнуть меня в другой мир. Пока этот механизм молчал. Не скрипели шестеренки, не слышно было маятника, не пыхтел перегретый пар в котле.

Возможно, я успею найти собрата.

Я двигался от стоянки к стоянке. До поры до времени это было легко. Мы шли в одном ритме, двигались в одном ритме, поэтому находить места ночлегов моего предшественника оказывалось несложно.

Дюжина стоянок. Даже река начала сужаться, становясь тоньше над каждым втекающим в нее ручьем. Я начал опасаться, что вскоре мне придется еще размышлять, где, собственно, основное русло этой безымянной реки, а где — всего лишь приток.

И что еще важнее — выбрать также, как и первопроходец до меня.

Но вот сегодня я не мог найти ни малейшего признака того, где именно останавливался прыгун. Я даже встретил пару удобных мест, бегло их осмотрел, но ни одно из них не обнаруживало признаки того, что в них кто-то когда-то жил, или ночевал.

Или вообще проходил мимо. Я находился в таких местах, где мои ступни шагали по камням впервые. Первый человек на этой скале, первый, кто пнул камень, первый, кто притронулся к шершавой поверхности скалы.

Я остановился, оглянулся назад.

Что-то подсказывало мне, то торивший здесь дорогу не пошел бы глубже в темноте.

Я что-то пропустил.

Последнее обнаруженное мной место для убежища было не так далеко. Я потратил время и за полчаса вернулся к нему. Уже начинало смеркаться, и искать здесь что-либо было бесполезно.

Мои небольшие запасы годились разве то на растопку, но никак не на полноценный костер. Еда была. С погодой повезло. Эту ночь придется провести без костра, пожевывая рыбу и пытаясь заснуть, несмотря на ночную прохладу.

Мне пришлось провести на этом месте целый день, чтобы понять, где я ошибся. Наловить рыбы, почистить, хоть как-то начать ее сушить. Набрать быстро лишайников и высушить я точно не мог. Поэтому набрал сколько смог.

Сначала хотел оставить их в своем новом убежище. Это мне и помогло, когда я начал выбирать место для просушки, стал откидывать камни, один за другим, и все-таки обнаружил золу.

Он был здесь, но перестал готовить стоянки. Начал скрывать следы своего присутствия. Из этого следовало сразу многое. Можно было предположить, что я на подходе — раз он начал прятать следы, значит эти места он мог проскочить и без подготовки, но при этом не привести по цепочке стоянок никого за собой. Никого из менее упертых чем я. Он здесь переночевал, один раз, и больше его здесь не было. Спрятал следы как мог и ушел дальше. Видимо, готовясь осесть где-то неподалеку.

Во-вторых, мне следовало быть осторожней. Если он начал прятаться, то впереди могли быть и ловушки. Он вполне мог решить, что ушел уже достаточно от людей, настолько, чтобы можно было себе позволить активную оборону. Теперь он — медведь в берлоге, и вокруг никого. А если кто и появится, то только враг.

На меня то ведь он точно не рассчитывал.

В-третьих, чтобы одолеть остаток пути, мне придется идти медленней и готовиться тщательней. Впереди я больше не найду ни высушенного топлива, ни еды, ни уютных пещерок.

Не так — пещерки я, конечно, найду. Но мне придется решать самостоятельно, где именно останавливаться на ночлег. Искать полдня места его тайных стоянок — и слишком накладно, и ненадежно, да и практически бесполезно.

И еще — надо было уважать его решение. Оставлять следы мне тоже нельзя. Будет тяжело бить себя по рукам, но подготовке стоянок, заготовке лишайников для следующих путников, подготовке костровищ и прочим бытовым работам пионеров этого мира, приходил конец.

Ловушек я не нашел. Правда, я не сильно и пытался подтвердить свои подозрения, всего лишь обходя любые потенциально опасные места подальше. Там, где можно подстроить обвал. Где можно соорудить какую-нибудь яму. Вывести преследователей на угрожающую осыпь.

Все, что мне не нравилось, я просто обходил.

Необходимость много времени заботиться о еде, о топливе, постоянная осторожность и периодически обходы вокруг опасных мест — все это замедляло меня, за день я не одолевал и половину нормального перехода. Даже по изрезанному каньонами берегу океана я ходил, бывало, и быстрее.