Я взял Сару за руку и постарался притиснуться к стене, чтобы не пришибли ненароком. Так мы и стояли, пока снимали тент, и из кузова принялись выгружать руками монструозного вида ванну.

С телом мертвой Черной птицы внутри нее.

Под ногами хрустело стекло, валялись отстрелянные гильзы. Ветер, словно в насмешку над наступившими временами, разметал по дороге сотенные купюры — и они тоже ложились под подошву.

Нас торопили — врезали мне прикладом по спине, замахнулись на Сару — и дальше мы не задерживались, чтобы рассмотреть, как экскаватор вытаскивает покорёженные остовы машин на площадь, как раздевают догола убитых бойцов общины.

Отдельно от трупов людей из «Грин хоум» лежали пятеро — их не трогали, они, видимо, тут были своими. Не с пустым счетом отвоевались мужики, кого-то да прихватили с собой — если бы их не сдали с самого начала, еще не ясно, как обернулось бы дело. А так… Так шансов не было никаких — на другом конце улицы, запертой ранее экскаватором, стоял «Страйкер» — здоровенная колесная бронированная махина с пулеметом калибра 12,7 мм. Две наши замыкающие машины просто разрезало очередью.

На каком-то шаге я все-таки запнулся и чуть не полетел лицом на бетон. Была еще третья группа тел — совсем маленькая, из двух человек. Лица не узнать — они, в общем-то, отсутствовали вместе с частью головы. Но форму и винтовку я узнал — наставника Вильяма больше нет.

Не упал — подхватила Сара. Вернее, она держалась за мою руку, а когда я решил упасть — схватилась крепче.

Девчонку больше не тошнило — нечем. Меня периодически накрывало, до кружащейся перед глазами картинки. Я закрывал глаза, но запах горелой плоти лез в ноздри — тот пикап, который я вел, все-таки загорелся из-за протекшего топлива. Когда дошли до армейского «Хамви», испытал иррациональное облегчение.

Нас всунули на третий ряд, без дверей, без открывающихся окон; в сопровождение выдали четверых солдат — я старался не смотреть на них, отводил взгляд. Тем, впрочем, было плевать на нас — документы на передачу города Вингстон штату Калифорния выдали офицеру; нас приняли в качестве груза и покатили к общине, перебрасываясь на тему баб и выпивки — и того, и другого было вдосталь там, где они базировались. Мы, как полагается грузу, голос не подавали до самых ворот общины.

— На выход. — Выбрались солдаты из машины и поторопили нас.

Мне всунули пластиковый файл с документами — сверху лежал солидный документ на плотной, синеватой бумаге с печатью и размашистой подписью Фрэнка Бернетта.

— Скажи там своим, что у них час, — сопроводил документы офицер словами и продемонстрировал циферблат наручных часов. — Пусть найдут того, кто подпишет бумажки, и передадут с тобой. Через час не выходишь — я запрашиваю подкрепление и штурмую этот курятник. Все понял?

— Да, сэр.

Как понял и то, что бежать из общины не смогу. Не ценой убитых из-за меня людей.

— Тогда вперед, — указал военный взглядом на закрытые ворота, над которыми посверкивали на солнце линзы бинокля.

Я не стал дожидаться нового «ускорения прикладом» и поторопился, дернув за руку Сару. Та какое-то время шла спокойно к воротам, потом замедлилась, потом стала буксовать.

— Ты чего? — Поторопил я.

— Мэр ведь сказал, что дядю убили.

— Когда он такое сказал? — Удивился, упрямо продвигаясь дальше.

На плечо ее закинуть, что ли…

— Он сказал, что его человек всех убил… Предатель-наставник… — Всхлипнула девчонка.

Обернувшись на солдат и подняв руку, чтобы не наделали глупостей, я развернул Сару к себе и терпеливо спросил:

— Ты предателю зачем?

— Вот именно… А мы туда идем…

— Нет, — поморщился я. — Зачем мэру держать тебя в качестве заложника, если ты предателю даром не сдалась?

Сара, не понимая, похлопала ресницами.

— Мэр ведь хотел тебя оставить. Потом позволил вернуть в качестве жеста доброй воли. Так? — Напомнил я.

— Ну.

— А раз «ну», то дядька твой всех и сдал. — Донес я до нее простую истину.

— Он не мог… — Побелели губы Сары.

Да все он мог. Все могли, каждый из них.

— Привыкай к мысли, что ты теперь самая завидная невеста в общине. — Зло дернув щекой, вновь потащил я ее за руку.

Пока там дети у Хофа подрастут…

В этот раз Сара не упиралась — словно волю потеряла. Приходилось следить, чтобы не грохнулась, запнувшись ногами — перед общиной было почище, чем в целом в городе, но до ремонта колдобин еще не дошло.

Еще одной приметой, что власть в общине поменялась, было то, как нас встретили у ворот. Подсознательно думал, что начнется непонимание, беготня, допросы и попытка сделать из меня (не из Сары же) крайнего. Но нет — пропустили через калитку для пеших гостей, спокойно забрали документы, оглядели нас, спросили о состоянии и направили в сторону клиники. Наставника у входа не было — не по чину, понятное дело.

В общем, ждали нас — причем, именно так: двоих, на армейской машине…

— Я, наверное, наставнику доложусь, — притормозил, когда до клиники оставалось пройти с десяток шагов.

На удивление, я отделался без единой царапины за весь путь. Там, где приходилось падать — урон принимала на себя плотная одежда. Немного сорванная кожа на запястьях не считается.

— Нет! Не уходи! — С силой вцепилась Сара в мою одежду.

И ойкнула от боли — снова начали кровоточить пальцы, оставив отпечаток на рукаве куртки.

— Не ухожу, — обреченно подтвердил я, поднимаясь на крыльцо вместе с ней.

Хотя толку от этого было чуть — Сару быстро забрали в один из кабинетов. Стоило медсестре внутри заметить состояние девушки, охнуть и куда-то умчаться, как через минуту нарисовалась Мэри.

Ну а сопротивляться ей у девчонки не вышло бы, даже будь она здоровой — Сару мигом развернули к одной из дверей и запихнули внутрь. Робкие доводы, что «Генри должен пойти со мной» ничем не окончились.

— У тебя что? — Задержавшись в коридоре, уточнила Мэри, глядя на меня.

— Цел, здоров, — развел я руками. — Раненую доставил, ухожу.

— В шестнадцатый кабинет загляни.

— Хорошо, — согласился, не собираясь, в общем-то, тут задерживаться.

Хотел тихо уйти, безо всяких лишних кабинетов — но за спиной нарисовался мужик в халате доктора с внешностью гробокопателя, который предложил проводить в шестнадцать кабинет. То есть, указал направление, добавил:

— Тебе туда.

И принялся сопеть за спиной, не отставая ни на шаг.

Шестнадцатый кабинет скрывался за углом коридора — в этой части клиники быть не приходилось. Хоть и прожил тут какое-то время, но много ли увидишь, находясь чуть ли не под домашним арестом…

Не сказать, что эта часть здания чем-то отличалась: стены красились в одно время, двери из той же партии. Разве что дальняя часть коридора утопала в темноте, а та сторона, из которой мы выходили, освещалась ярко.

Что-то шевельнулось в темноте, и я уже привычно скользнул в черно-белый спектр. Со скамейки, установленной в глуби коридора, поднялось двое охранников, положивших руки на пояс под больничными халатами. Я чуть сбился с шага, и охранник позади подтолкнул в спину.

— Нормально все, свои.

Перед входом меня вдумчиво охлопали и проверили карманы — пусто. Все осталось в городе.

— Заходи, — посторонились охранники, открывая передо мной дверь.

Они же ее закрыли, стоило шагнуть внутрь.

Наверное, внутри было темно — я все еще видел все окружающее в оттенках серого, но раз окно плотно занавешено, то вряд ли ошибся. Небольшая палата — как была когда-то у меня. В углу — глубокое кресло со столиком и лампой. Внутри кресла — еще один охранник, внимательно наблюдающий за мной. Напротив кресла, у другой стены — широкая кровать, на которой тощим, изможденным силуэтом узнавался тот, кто еще две недели назад был полным сил, энергии и власти.

Наставник Дэвид в этом спектре виделся серо-черной кляксой, слегка светлевшей в такт медленному дыханию.