И успел буквально за секунду до резкого движения мэра к створке — так бы он меня отбросил с пути, не иначе.

Устало улыбаюсь — тут же морщась от боли в лице — далась ему эта печать? Но вижу через его спину своим черно-белым зрением, как он хватает что-то ало-красное из сейфа и поспешно проглатывает. Удивиться не успеваю — да и не понять сейчас ничего по моему лицу.

— Вот она, печать! Лента! — Торжествуя, взмыл мистер Бернетт над полом, демонстрируя регалии — кругляш с прихотливой деревянной ручкой и золотое широкое полотно, уложенное слоями. — Генри, ты герой Вингстона! Клянусь, я выхлопочу тебе медаль! Да что же ты стоишь? Медики уже ожидают тебя в холле, давай, я помогу тебе встать! Дин! Чарльз! Кто там в охране⁈ Помогите Генри пройти к лифту!

— Еы ыы ээр.

— Не беспокойся, мы еще наговоримся с тобой, как ты поправишься, — улыбнулся мне мэр.

А я и не беспокоился — от осознания, что его талант блокируется, и можно не бояться беседы, хотел улыбнуться в ответ, но вновь скривился от боли.

Как бы вообще не разучиться улыбаться.

— В общине Грин Хоум есть талантливые доктора. Многие из них наделены чудесными талантами! — Сопровождал меня мэр, пока охранники бережно вели по коридору — хотя, в общем-то, я уже мог идти и сам. — Так что, вот увидишь, уже на следующей неделе мы с тобой шагнем к новой, крайне важной задаче города! Эти мерзавцы заблокировали центральное банковское хранилище! Бедные люди Вингстона из-за их мерзкой выходки остались без гроша! Хьюи, нам снова на первый этаж.

— Да, господин мэр.

— Мы же не можем допустить, чтобы из-за какой-то шайки подлецов наши родители, старики и ветераны оказались отрезаны от собственных средств бездушным железом и решетками⁈

— Ееыы.

«Только в этот раз я жру первым, чего бы ты там не нацелился сожрать».

В холле первого этажа, между тем, действительно развернули чуть ли не госпиталь — с тремя портативными носилками, стойками капельниц и десятком мужчин и женщин в белых и синих халатах. Тут даже на искалеченное лицо пробилось удивление.

— Я держу свое слово! Спроси у каждого моего избирателя, Генри! — Торжественно объявил он на весь холл. — Клянусь, ты будешь здоров!

Люди почтительно замерли, вслушиваясь. Даже знакомая четверка — Винса явно привели в чувство, он лежал на одной из коек, уложенных на пол; двое знакомцев так и продолжали стоять на прежнем месте, а Ральф шептал молитву.

Заметив их, я показушно отшатнулся, изобразив испуг, для верности вцепившись в рукав одного из охранников, чтобы не упасть.

— Так, а вы четверо, — мэр прищурился. — Пошли вон. И чтобы даже близко не приближались к нашему другу. Живо!

Целебные процедуры-процедурами, но именно после этого рявка Винс снова научился бегать — пусть и прижимая руку к животу.

Вот и славно.

Прикосновения крошечных кисточек по коже — чуть прохладных, оттягивающих на себя боль из тела — мягко вывели меня из черного беспамятства без снов. Перед лицом — синие глаза, обрамленные белесыми ресницами.

— Генри, — пением ветра прозвучал молодой девичий голос. — Нет-нет, молчи! — Стал строже ее тон, и я выдохнул набранный для приветствия воздух.

Я пошевелил руками — гладкая простыня под ладонями, чуть ниже — бортик деревянной постели. Покрутил глазами — стойка с капельницами стоит сбоку, слева же — крашенная в синий и белый цвет стена. Пахло медициной, спиртом и фиалками.

Посмотрел на девушку — та отодвинулась, дав себя разглядеть. Наверное, мой лечащий врач — белый халат поверх синей, в цвет глаз, шерстяной водолазки. Светлые волосы жестким ершиком, волевые узкие губы, прямой нос и ни следа косметики на лице. Симпатичная.

С возрастом никак не мог угадать — можно сказать, что лет тридцать, но кожа гладкая, бархатная, ни единой морщинки. Скажешь девятнадцать — тоже можно поверить. Скажешь сорок — и намеки на него тоже можно найти в уголках тонких губ.

— Сейчас я задам вопрос, а ты моргнешь дважды, если да, и один раз, если нет. — Голос приятный, обволакивающий.

Я дважды моргнул, показывая, что понял.

— Тело болит? Ноги чувствуешь? Руки? Я легонько коснусь кожи иголкой, чтобы проверить чувствительность, не бойся.

Начали, почему-то, с ног, скинув одеяло с них в сторону. Кажется, мне вчера ломали только лицо, но комплексный подход — тоже неплохо.

Заодно вспомнилось, что набежавшие в мэрию доктора не стали долго меня мучить — посмотрели, да вкололи укол, прокатившийся по телу горячей волной и отключивший сознание. Я на них точно не в обиде — по крайней мере, сейчас ничего не болело. Едва чувствовался легкий зуд в костях — но, если не сосредотачиваться на нем, то будто даже отдохнул и полностью здоров.

— Мы снимем повязки после обеда. — Удовлетворилась дама моим осмотром. — Не трогай бинты.

Я только сейчас обратил внимание, скосив взгляд — точно, лежу, закутанный в белое, как та мумия, от ног до затылка. Судя по специфическому запаху, под бинтами что-то целебное. Черт, лоб начал чесаться…

— Генри. Посмотри на меня.

Я вопросительно глянул на врача.

— Наставник Дэвид просил, чтобы ты был на утреннем собрании нашей общины. Тебя представят людям Грин Хоум. У нас редко бывают новички. — Улыбнулись мне. — Ты можешь отказаться, если чувствуешь себя плохо.

Вновь дважды моргнул — даже если боль и была бы, я очень хотел посмотреть на местных. Ожидания от этой встречи пока что мрачноватые — команда Ральфа постаралась. А мне ведь какое-то время тут жить.

— Наставник будет очень рад, — обрадовалась врач. — Не трогай повязки! — Сделала она строгое внушение и выбежала из кабинета.

Я все-таки почесал лоб — зудело уж слишком сильно. Провел кончиками пальцев, чтобы убедиться — все лицо замотано. Тут даже «привет» не сказать, даже если бы не запрещали — все равно не смог бы, повязки проходили под подбородком, надежно фиксируя челюсть.

«Интересно, эти четверо уродов уже рванули в мастерскую?» — От нечего делать, принялся я перебрасываться мыслями. — «Ключ они отобрали… И перстни с камешками, сволочи».

Поразмыслив, пришел к тому, что кататься на машине по чужой территории из собственной прихоти — как-то жирновато будет по нынешним временам. Повод-то ехать к мастерской пропал — сейф открыт, а значит и засаду ставить не надо.

Хуго местный мастер-водитель, значит — тоже не по своей воле разъезжает. Машина общинная, горючка денег стоит. Не, сидят где-то тут, недалеко, и явно мною недовольны.

«Какое взаимное чувство», — провел я пальцами по челюсти.

Интересно, не болит из-за обезболивающих, или действительно починили? Раз обещали снять повязки, то, может, и вправду у местных врачей есть «таланты» — именно так, в кавычках… Да и мэр что-то такое говорил.

Внезапно раздавшийся скрежет хриплого голоса, искаженного динамиками, заставил вздрогнуть:

— Начало нового, прекрасного дня для жителей Грин Хоум! Шесть часов утра!

Голос, прооравший с улицы, резко сменился высоким скрипом и смолк, оставляя после себя басовитое ворчание генератора за стенами больницы — до того незаметное, но сейчас, в образовавшейся тишине, отчетливо различимое.

«Вот, что я вчера слышал», — толкнулась мысль. — «Объявление времени».

Торопливо поднявшись, я подошел к окну — первый этаж, и, как на зло, окнами в высокую лесопосадку. Решеток нет — но оконные ручки на пластиковых стеклопакетах тоже отвинчены. Не высунуться, головой не повертеть… Впрочем, а надо ли?..

Я зажмурился и привычно выпал в черно-белый мир. Усилием воли потянулся вперед, и зрение послушно сделало небольшую рощицу прозрачной, будто бы шагнув через нее вперед. А за ним я увидел типичный кемпинг: ряды автодомов, выстроенных рядами, и неширокие расстояния-пролеты между ними. От домиков как раз быстрым шагом двигались люди — кто-то на ходу набрасывал на себя куртку, кто-то подпрыгивал, пытаясь нацепить ботинок — картина людей, опаздывающих на работу.