– Сядь.

Сажусь на краешек и почему-то молчу. Он же скрещивает руки на груди и делает пару нервных шагов. Наконец, произносит:

– С носом у Дунаевой все в порядке. Ваша классная в курсе инцидента, и я сказал, что это рядовое столкновение в ходе игры.

Я открываю рот, но физрук показывает мне раскрытую ладонь и продолжает:

– Ситуация закрыта, никаких проблем нет. Пока. Но я знаю, что ты сделала это специально. Ты это знаешь, и все твои одноклассники – тоже.

Он делает паузу, и я поднимаюсь с диванчика.

Косатон снова жестом велит мне вернуться обратно и говорит:

– Слушай, я понимаю, что тебе сложно. Но это тебя не оправдывает. У меня есть пара условий. Первое – на моих уроках подобного с твоей стороны больше не будет.

Он замолкает, и я понимаю, что нужен мой ответ.

Киваю:

– Хорошо. А второе?

– Второе. Ты придешь ко мне, если кто-то тебя обидит. Не полезешь в драку, не придумаешь план мести, – физрук загибает пальцы, – не будешь унижать. Насилие порождает насилие. Я хочу, чтобы ты понимала, что в этом зале и в этой комнате – территория безопасности. Если будут сложности, приходи, и мы со всем разберемся.

Сначала из меня снова вышибает весь воздух. Чувствую, как предательски начинает щипать в носу. Но тут же торможу себя. Никакой дружбы с учителями. Никакого доверия. Никакой откровенности. Нужно продержаться дома хотя бы до восемнадцати лет. А значит, ни с кем не позволено делиться. Расскажешь раз – не заметишь, как выдашь и все остальное. Лана, ты все это знаешь, ну же!

Я сжимаю зубы и торможу все эмоциональные реакции. Киваю. Сглатываю. Подключаю все резервы.

– Вы что, психолог? – выдавливаю наконец.

– Нет, я физрук.

– Хорошо. Я вас поняла.

– Свободна.

Когда я возвращаюсь в раздевалку, там пусто. Мои вещи на полу, в рюкзаке явно рылись. Для меня это не открытие. Удивительно, что ничего не испорчено. А, нет, колготки порваны. Я хмыкаю. Могла бы придумать что-то поинтереснее. Я комкаю тонкий капрон и выкидываю в урну. Сентябрь в этом году теплый, пройтись с голыми ногами – не катастрофа. Только денег жалко, они были новые. Проверяю рюкзак. Там нечего брать, но я не могу найти блеск. Вряд ли Кристина могла унести его с собой, так что, опустившись на колени, заглядываю под скамейку. Так и есть, вот он. Наверное, укатился, когда Дунаева перетряхивала мой рюкзак. Когда я тянусь, чтобы схватить прямоугольный флакончик, кто-то заходит. Не спеша оборачиваюсь, все еще сидя на коленях. На пороге стоит Кирилл. Окидывает взглядом раздевалку, мои голые ноги, колготки, свисающие из мусорки.

– Все в порядке? – спрашивает грубовато.

Я вообще не понимаю, какого черта он тут делает. Явился спасать в очередной раз?

– Думал, я тут рыдаю из-за выговора?

– Думал, Крис заберет твои шмотки. Это в ее стиле.

– Значит, пришел посмотреть? – пытаюсь иронизировать, но потом добавляю уже спокойно: – Пострадали только колготки.

Он кивает.

Я поднимаюсь и одергиваю юбку. Смотрю на Кирилла вопросительно. Он выдает наконец ровным тоном:

– Физика уже началась. Идешь?

– С тобой?

– А ты что, сама знаешь, куда идти? – начинает злиться он, как будто и сам не до конца понимает, почему пришел.

– Разобралась бы.

Но я подхватываю свой рюкзак, джинсовку и иду за ним. Молчим всю дорогу до кабинета. Кир даже не смотрит на меня, я же исподтишка изучаю его. Наверное, его нельзя назвать красивым. Но он весь дышит какой-то грубой мужской привлекательностью. Сколько ему лет? Семнадцать? Восемнадцать? Должно быть, когда он окончательно превратится из парня в мужчину, будет хорош до безобразия.

Зависнув в своих мыслях, я откровенно засматриваюсь на него. У закрытой двери кабинета Кир поворачивается ко мне, пригвоздив к полу прямым взглядом.

Чувствую, что краснею. Черт. Черт. Черт.

Он ухмыляется. А потом так же молча открывает дверь.

Когда появляемся на пороге вдвоем, класс снова превращается в беснующееся племя.

– Кир, ну как?

– Вы что-то быстро, всего десять минут!

– А где колготки? Так не терпелось?

– Ну-у-у, а я хотел подкатить к новенькой, Кир, че, реально занята уже?

Скабрезные шутки сыплются, как из рога изобилия. Но меня им не зацепить. Навешиваю на лицо непроницаемое выражение и смотрю только на учителя. Он выжидает, когда схлынет первая волна тупого юмора.

Дождавшись паузы, говорит:

– Разгильдеев и, должно быть, Кицаева? Садимся по местам быстро и молча. На следующем уроке контрольная.

И пока все дружно стонут, мы занимаем свои места. Я – рядом с Ваней. Удивительно, но он сидит у окна. Уже смирился с моим соседством?

Достаю тетрадь и слышу, как Кирилл сзади говорит:

– Она не занята, Малой. Можешь подкатывать.

Стискиваю зубы, сдерживая волну гневного раздражения. Какая же чертова сволочь этот парень. Но, кроме этого, есть что-то еще. Я расстроена.

Остаток дня проходит тихо. Я держусь отстраненно и независимо. Игнорирую взгляды королевы Дунаевой и ее приспешницы Ивановой. Парней избегаю. Хотя и они, чувствую, только настороженно приглядываются. Не могут меня раскусить. И, надеюсь, мой фокус на баскетболе тоже произвел на них впечатление. После уроков сразу ухожу домой. Сентябрь, конечно, теплый, но ветер определенно уже осенний. Он неприятно холодит голые колени. Запахиваю джинсовую куртку поплотнее, втыкаю наушники и прибавляю шаг. Когда добегаю до дома, уже откровенно трясусь. Главное – не заболеть. Сейчас это вообще ни к чему.

Открываю дверь квартиры и по обыкновению настороженно впитываю ощущения. Картинка, запах, звуки. Анализирую на автомате. Отца дома нет. Мать у себя в комнате. Я разуваюсь и сразу иду в кухню, там бардак. Пара пустых бутылок, заветренный сыр на доске, грязные тарелки. Заглядываю в холодильник, там, ожидаемо, ничего. Но перед работой мне точно нужно поесть. Чудом выуживаю из морозилки остатки пельменей. Быстренько жарю их для себя и перекусываю. Мама за это время на кухню не заходит, хотя я слышу, что она не спит. Но я наслаждаюсь одиночеством. Мою за собой тарелку, хотя раковина полна грязной посуды. Это не моя ответственность, если рассуждать правильно. Но я знаю, что все равно вымою все, когда приду домой вечером. Вряд ли это сделает кто-то другой. А тараканы нам не нужны. Эти маленькие негодники обычно напрягают опеку.

У себя в комнате я переодеваюсь в джинсы и худи. Наскоро делаю уроки на завтра. Только те, которые, на мой взгляд, необходимы. Пренебрегаю историей, обществознанием и, разумеется, информатикой. Задание узнаю из общего чата, так что смогу списать все на то, что я новенькая и чего-то не поняла.

Сверяюсь с часами, быстро споласкиваю термокружку и наливаю туда воду, а после сбегаю из дома. Неплохо. Никаких контактов с инопланетной расой не зафиксировано.

Вместо джинсовой куртки надеваю кожанку и иду на работу. Я этим местом очень дорожу, потому что получила его чудом. Просто понравилась менеджеру. И он взял меня с рваным графиком, в будни я работаю по три часа вечером, а в выходные – по пять. Два плавающих выходных в неделю. Мечта, а не работа. Для меня. И очень неудобно для работодателя. Но я правда делаю все, что могу. Ни секунды не халтурю. Мои продажи даже не сильно отстают от показателей некоторых девочек, которые работают полную смену. Думаю, меня держат тут только за это. Ну ладно, не только. Еще за неудобную и сомнительную симпатию менеджера Андрея ко мне. Но я просто стараюсь его избегать. И еще игнорировать масляные и неприятные изучающие взгляды, что, конечно, сложнее.

Я добегаю до магазина, ныряю в подсобку, натягиваю форму. Выхожу в зал за пять минут до своего времени. Идеально.

Машу рукой Никите. Он работает тут же, но на люксовом бренде. У меня своего нет, я просто на подхвате у всех.

Парень мне улыбается, не отвлекаясь от беседы с клиенткой. Мне некого называть другом, но Никита, наверное, мне ближе всех.