Интенданта, заместителя командира полка по тылу, уламывали втроём: командир батальона капитан Мазаев, Курцев и Кожанов; наконец, и он уговорён. Документы получены.

Когда тронулся поезд Львов – Москва, Курцев, радостный и возбужденный, воскликнул, обращаясь к Кожанову:

– Спасибо, Алексей! Теперь ты мой сват и брат: только сейчас, как мы вошли в вагон, я поверил, что всё сбывается.

В Москве, куда приехали ночью наши друзья, они договорились: если Борис и Клава поженятся, то возвращаться будут вместе, встречу назначили в Москве, в ресторане «Метрополь».

– А если нет? – всё еще не веря в свои силы, спросил Курцев.

– Всё равно. Спишемся и встретимся здесь. Найдём тебе настоящую боевую подругу, – жмёт ему руку Кожанов, – но я надеюсь на полный успех.

Курцев уехал в Неклюдово, Кожанов в Оренбург. Через месяц оба вернулись, как договорились, с женами.

Недавний смотр был особенно строг, проверена боевая техника до последнего винтика. В спешке, как мы знаем, допускается много ошибок. Утешало, что боевые стрельбы прошли успешно в батальоне Мазаева. Последующие дни танковые подразделения полка и дивизии вышестоящее командование давило приказами и распоряжениями всё жестче. Они сводились к одному, но главному: подтянуть всё до предела в самый сжатый срок. И подтягивалось всё с удвоенной энергией. Действия экипажей старались довести до точности часовых механизмов.

Танк – единое целое с экипажем. Если вы достигли единства брони, огня, маневра – то уже половина победы над противником, – учил командир батальона Мазаев своих подчиненных. Командир танка – то же, что и командир самолёта-бомбардировщика. От него требуется максимум знаний и всего, что можно выжать из вверенной ему боевой машины. Он должен добиться от экипажа, чтобы каждый овладел полностью тем оружием, из которого надо вести огонь.

Кожанов закончил, отошёл в сторону и посмотрел на Бориса, как бы предлагая ему продолжать.

Курцев привычным жестом пригладил свои непослушные волосы, внимательным взглядом обвёл своих слушателей, и вдруг просто и как-то очень ясно улыбнулся. И сразу все увидели, что этот командир – ещё очень молоденький мальчишка.

Танкисты ждали, что скажет он им.

– Ребята, – начал Курцев, – мне осталось добавить несколько слов к тому, что сказал командир батальона, мне кажется, что всё: и успех боя, и состояние машины, да и сама жизнь наша, зависит от характера экипажа, его спаянности, от умения понимать друг друга даже без слов. Если бороться, то бороться до конца, выходить из самых безвыходных положений и, пока жив, уничтожать врага.

Занятия были закончены, и члены экипажей разошлись по своим местам. Кожанов и Курцев пошли в штаб полка. День клонился к вечеру. Багровое солнце медленно садилось за дальние горы, бросая свои косые лучи на мирно дремлющие сады. Друзья шли молча. Каждого мучили одни и те же тревожные, невысказанные вопросы: что будет завтра? Послезавтра? Неужели война?..

Несмотря на строжайшую секретность, тревожные слухи просачивались из штаба КОВО до командования подразделений, нагнетали чувство неизбежной опасности.

В конце мая сорок первого года начальник оперативного штаба КОВО генерал-майор Баграмян доложил обстановку в войсках, дислоцирующихся у западной границы и на самой границе, прибывшему в Киев заместителю наркома обороны К.А. Мерецкову обо всей серьёзности происходящего.

– Обстановка на границе крайне напряжена, – заканчивает свой рапорт И.Х. Баграмян, – немецкие войска сосредотачиваются вдоль нашей государственной границы в пределах округа. Численность войск потенциального противника увеличивается и уже доведена, по данным нашей разведки, до того, что она может начать боевые действия на широком фронте.

– Иван Христофорович, – спрашивает Мерецков Баграмяна, – как-то странно глядя мимо своего собеседника, – какие меры принимает штаб округа на случай провокации или, – Мерецков посмотрел в окно, избегая взгляда Баграмяна, – или чего-то худшего? (Слово ВОЙНА не было произнесено ни тем, ни другим, хотя оба думали о нем.)

– Пограничным частям и заставам даны особые инструкции, переформировываем механизированные части и артиллерийские. Порох, товарищ заместитель наркома обороны, держим сухим, – лукаво улыбнулся Баграмян, явно не всё выкладывая перед высоким собеседником.

– Хватит ли у вас этого пороху, покажет будущее, – посмотрев прямо в глаза Баграмяну, тихо сказал Мерецков, и Баграмян увидел в его глазах огромную усталость и сомнение.

К.А. Мерецков побывал в Пятой и Шестой армиях, стоящих на границе, и сам убедился в действительной тревожности, которая сложилась на границе; в бинокль были видны группы немецких офицеров, которые нагло прогуливались у самой советской границы: ночами слышен был оттуда гул завывающих моторов и тягачей; было ясно понятно, что, используя пересеченную местность, они интенсивно сосредотачивают здесь свои войска. Проверяя пост за постом, заставу за заставой, К.А Мерецков увозил с собой чувство тревоги, неудовлетворенности и досады. Прощаясь с командующими, он мог говорить им все одно и то же: не поддаваться ни на какую провокацию, не упустить момента, от которого может начаться нечто худшее, чем провокация, встретить врага, если он перейдёт границу, и, отбросив его, не вступать на чужую территорию.

Знания, опыт подсказывали, что немцы не пойдут на простую провокацию: для них это слишком мелко – дело шло к настоящей войне. Он знал фашистов по войне в Испании, знал, что такое фашизм и на что могут пойти заправилы Третьего рейха с их бредовыми идеями мирового господства.

Подумав и взвесив все неожиданности, которые могут произойти на одном из важнейших участков, К.А. Мерецков под свою ответственность, без согласования с маршалом Шапошниковым, под чьим руководством строились УРы, дал ряд указаний и распоряжений: командующему 5-й армией Потапову под видом военной игры сосредоточить войска вблизи Ура – Рава Русская, а командующий КОВО Кирпонос получил приказ срочно закончить земляные работы укрепрайонов. Командующий 6-й армией Музыченко тоже получил особые распоряжения по укреплению и оснащению новой техникой своей армии.

Но, как показало будущее, все эти распоряжения не были выполнены до конца, так как времени на их выполнение уже не было.

Июнь на Украине был щедр на солнце и дожди. В огромных садах от созревающих плодов ломились ветви яблонь. Уже розовели вишни. На полях, обрамленных зелеными дубравами, золотилась колосившаяся пшеница. Вымахала зеленой стеной кукуруза. Стояла та пора, когда жители сел готовились к уборке нового урожая. Солнце купалось в голубизне мирного и спокойного неба, откуда над спеющими хлебами рассыпали свои песни жаворонки, радуя людские сердца. Вечерами у речки Вишни, к берегам которой подступают сады, хлопцы и девчата водят хороводы или поют песни под перезвон гитары. А иногда вдруг грянет лихими переборами наша русская гармоника, и дробят землю каблуками сельские хлопцы и молодые танкисты, выделывая немыслимые коленца перед деревенскими красавицами. Крепко дружат местные хлопцы с братъями-освободителями, среди которых были представители почти всех республик нашей многонациональной Родины. Не знали они, что скоро настанет страшное и жестокое время, были уверены: советские парни, одетые в стальную броню, дадут достойный отпор, если кто и осмелится перешагнуть нашу священную границу.

А в это время 1-я танковая группа немецкого генерала Кейтеля, в составе 17-й армии генерала Штюмпнагеля, основным ударом нацелилась на Львов, гитлеровцы заготовили указатели дорог для городов Перемышль, Львов, Зопочев, Тернополь, Винница… Немцы скрытно переправили в район тылов 5-й и 6-й армий диверсионный батальон из тысячи головорезов под шифрованным названием «Нахтигаль». Самолеты 4-го воздушного флота, заправленные горючим и бомбами, готовы взмыть в безоблачное небо по первому сигналу.

Заявление ТАСС от 14 июня, переданное по радио и опубликованное в печати, подействовало успокаивающе на глубокие тылы, вернее, на жителей городов и сёл большой страны, но не на пограничные части.