Вход в ресторан отсюда же, из фойе, только на пол-этажа ниже. Нужно спуститься по шести ступенькам – и вот он, «Хрустальный». Полукругом выходит на бассейн. Столики рядами, отельный завтрак закончился, и все уже прибрано за гостями. Полы мокрые от свежей швабры. Туда чинно прошествовали втроём: Колесов, его друг и начальник безопасности. Мигом нарисовался официант, вопросил: «Чего желаете-с?» – стараясь не смотреть на мохнатого Андрюшиного друга и не особо дышать, потому как запах от переживающего стресс ишачка исходит впечатляющий.

Андрей начал привычно распоряжаться: «Расскажите-ка сударь, и чем у нас тут кормят? А для начала принесите-ка что-нибудь моему другу. И пошустрее. Имейте в виду: он у меня – веган!»

Буквально через пару минут бегом выносят пластиковый тазик оранжевый, задекорированный фольгой для пущего гламура, в нём какая-то зелень рубленная, огурцы, авокадо, морковь и типа мюсли из зерна с орехами. Безопасники стоят неподвижно, как статуи, за ушами пружинки. Часть зевак-туристов переместилась вслед за нашими героями. И в фойе, и на ступеньках, и в шоке. Двойное удовольствие, понимаешь, у отдыхающих – никаких экскурсий посещать не надо! Не каждый день ишаки в гостиницу селятся и на завтраки ходят!

Осел к еде даже не притронулся, в милиции бы сказали: в «состоянии аффекта». Так что сложил невольник обреченно свои немаленькие уши, хвост обкаканный повесил и тоскует, как зек в кабинете следователя. А новый хозяин, он же государев вельможа, глумливо приговаривает: «Поешь-поешь, дружище, приятного аппетита!» – и миску под нос итальянским туфлём подпихивает.

Но надо бы и самому господину Колесову заморить червячка. Он наклоняется, берет со столика меню полистать, а другая рука машинально ослабляет повод. Почувствовав сладкий аромат свободы, четвероногий узник со всей дури дёргает башкой, вырывает веревку из руки Андрея и в три скачка оказывается у лестницы. Беглый осел, преодолев ступеньки, летит вон из роскошного плена так, будто вслед по нему с вертухайских вышек строчат пулеметы. При этом орет дурниной на всё фойе, и это не какие-то там «иа-иа», а сотни децибел иерихонских труб. Но «летит» – это чересчур громко сказано: пол слишком скользкий, бедняга буксует по поверхности, как «Феррари» газом в пол со старта. Выглядит его аллюр весьма комично, зад заносит вправо и влево. Но сила воли плюс упёртый характер делают своё дело. Бедная скотина, наконец, влетает во вращающиеся двери, со стуком ударяется лбом в органическое стекло и с испугу опорожняется. Причём хорошо оформленным стулом и в немалом количестве.

Прозрачные врата в сочинский рай продолжают вращаться, выбрасывая беглеца наружу. Теперь уже вольный житель прерий, продолжая радостно реветь, превращается в точку на горизонте. Гости четырёхзвездного отеля, сотрудники, администраторы и уборщица тетя Зоя со шваброй застыли в театральном драматизме. Повисла пауза. И только двери продолжали ритмично вращаться на мягких подшипниках, размазывая кругом тонким слоем остатки ослиного вчера.

А в ресторане, прикрывая лицо руками, заливисто ржет наш дорогой Андрюша, весь такой в белом. Точнее: в кремовом. День удался!

Этот рассказ о свободе. О свободе осла быть самим собой. Недавно разговорился с дамочкой либерального толка. Она мне в лицо: Россия, мол, тюрьма народов, тоталитарный режим как застенки гестапо, и невозможно проявить себя по-настоящему. Вывернуть наружу своё внутреннее Я. Только попробуй, выйди со своей правдой – и всё, руки за спиной в браслетах.

И это она мне! Три высших образования, кандидат юридических наук, занимался бизнесом в веселые девяностые, меня расстреливали и взрывали, в тюрьме сидел… Поверь, милочка, я знаю, что такое свобода, и это совсем не о том, что надуло в твою голову с «демократического запада»! Свободу у нас забрали, всучив в руки смартфон! «Свобода – это осознанная необходимость» – утверждал голландский мыслитель Бенедикт Спиноза. Мне кажется, что рассказ прекрасно раскрасил его формулу.

Читатель: Не может быть! Ишака в отель, откуда ты это знаешь?

Как откуда?! Сам Колисс рассказал.

Читатель: Ну, тогда точно враньё! Хотя придумано неплохо.

Не спеши с выводами. Я все его истории пробивал прямо как следователь, допрашивал свидетелей с пристрастием. В данном случае мне всё подтвердил безопасник. Говорит: весь Сочи перекрестился и выдохнул перегаром, когда этого маргинала в Москву перевели. Надвигалась Олимпиада-2014, и такого упыря нельзя было в городе оставлять!

Читатель: А почему его вообще на Сочи назначили?

Андрэ родом из Новомихайловки, там в Союзе был пионерский лагерь «Орлёнок», да и сейчас есть, об этом будет ещё история. Так что он местный сочинский.

Читатель: Да, были люди в наше время… И что сейчас с Колиссом?

Живет и здравствует, чего и всем желает. Похудел изрядно или, правильнее, постройнел, но живет теперь заграницей. Вернулся бы на родину и продолжил колесить-куролесить, но не даёт гипертрофированное чувство долга. Слишком многим и слишком много задолжал, и мне в том числе весьма прилично. Но ты, мой драгоценный читатель, не торопись. Ты еще много услышишь об Андрюше, если не захлопнешь эту книгу. Самые фантастические приключения этого титана ждут тебя впереди!

Читатель: А что тебя вдохновляет, что тебя особенно волнует?

Как хорошо, что ты спросил.

Читатель: Пожалуйста.

Спасибо. Собственно, об этом и написана эта книга. Я очень хотел поделиться с тобой тем, что меня поразило молнией в моём броуновском движении по нашей необъятной жизни. Мой мозг имеет особенное свойство: всё остальное он попросту забывает. И вот тебе очевидный пример.

Я учился во второй физмат-школе города Москвы. У нас была учительница по русскому языку и литературе, которую звали Бегемотик. Своё прозвище она получила, потому как имела интересной формы живот, словно к пупку ей кто-то приставил небольшой аккуратный тазик донышком наружу. Вообще ей было около пятидесяти. Ещё удивлял её нос – большая приплюснутая картофелина – несовместимый с остальными интеллигентными чертами лица и как бы пересаженный от другого донора. Поэтому она всю свою страсть отдавала родному предмету, и прямо-таки дышала отечественными классиками. Приходилось поневоле нюхать Гоголя с Достоевским и зазубривать Лермонтова. Конечно же она была заслуженной учительницей СССР, ездила на слеты учителей русского языка и литературы, где они с коллегами обменивались свежими сплетнями и в том числе отрывками из школьных сочинений. Каждый раз после профессиональных посиделок она привозила нам новую коллекцию ученических перлов.

Пожалуйста, скажи мне, читатель, как можно запомнить такое и нести с собой по жизни более сорока лет? У нас в классе, понятно, были свои подобные «авторы», например моя соседка по парте выдала: «…для образования детей был приглашен новый учитель». Весело, конечно, но до альманаха «всесоюзных гениев» не дотягивает совершенно. Ещё я помню, как вызвали двоечника Клячкина к доске читать наизусть письмо Татьяны к Онегину. Он, естественно, ни в зуб ногой. Пока шел к доске, ему доброхоты начитывали пушкинские строфы. Он вышел и пафосно продекламировал, что запомнил: «Я вам пишу, чего же боле, кончаю: страшно перечесть!» Мы гоготали, как гусаки на лугу, и, правда, сложно сократить Александра Сергеевича ещё больше. Но это всё не то.

Близится конец урока, Бегемотик открыла свою тетрадочку, чтобы представить нам последние творческие испражнения школьников Советского Союза:

• Поручик был так аккуратен, что каждое утро мочился одеколоном.

• Катерина ехала в карете с поднятым задом.

Все прыснули: поручик и Катерина прямо перед глазами трясутся в карете.

• Челкаш сидел на дне лодки, и из его штанов было видно его пролетарское происхождение.

И что-то ещё в том же духе. Классу дурно. Мы пунцовокрасные, уже нет сил смеяться. Я судорожно хватаю воздух, как альпинист на Эвересте. Она продолжает: