– И разлюбить так же скоро. Хотя я удивлена, что ты цитируешь Толстого.

Орлова больше не смотрит на меня, ее внимание снова заняла книга. И чтобы это исправить, я нагло перетягиваю учебник на свою сторону, затем читаю первую попавшуюся строчку вслух:

– Как писал Платон, когда художник создает картину, он пишет копию с копии. – Громко выдыхаю и отодвигаю книжку обратно. – Какая глупость.

– С чего это? – Ди переводит на меня взгляд, в котором наконец-то мелькает интерес.

– Задача искусства не копировать что-то, а сквозь определенные моменты увидеть чистую волю, показать боль, страдание. Искусство – это когда душу в клочья разрывает, слышала такое?

– Сам придумал? – ее миленькие глазки сужаются, а губки-вишенки чуть вытягиваются.

– Нет, дядя Шопенгауэр.

– Слушай, я… – она хочет сказать что-то еще, но телефон на столе начинает вибрировать. Диана мельком смотрит на экран, взгляд ее меняется, в нем будто появляются тревожные нотки, но я не обращаю на это внимания. Проблемы семейства Орловых меня интересуют в последнюю очередь.

– Ди, – сокращаю имя девчонки в точности, как это делает Матвей. – Составь мне компанию в кафе.

– Мне пора, – она неожиданно подрывается с места и начинает собирать вещи.

– Отлично, я тоже устал торчать здесь.

– Угу, – кому-то кивает Орлова, но явно не мне. Накидывает рюкзак на плечи и, не говоря больше ни слова, мчит к выходу. Вот это манеры! Так меня девушки еще не динамили!

Стучу пальцами по столу, затем все-таки решаю последовать за девчонкой. Выхожу за пределы библиотеки, поднимаюсь по лестнице, оказавшись в пустом, плохо освещенном коридоре. Однако впереди нет фигурки Дианы, что знатно выводит из себя. Интересно, куда она так спешила?

Я тоже ускоряюсь. Дальше парковки моя цель не могла уйти. Навстречу идет упакованный в брендовую одежду парень, с виду кажется, будто офисный клерк какой-то или препод по праву, уж больно строго одет. И этот товарищ то ли специально, то ли так просто получилось, задевает меня плечом. Я бы, может, и не отреагировал никак, вот только он открывает рот первым:

– Осторожнее, студент, – рычит недовольно он.

– Чего? – поворачиваюсь, а он скалится, словно голодный волк.

– Говорю, по коридорам надо медленнее ходить.

– Согласен, – киваю. – Поэтому в следующий раз сбавляй скорость и глаза шире раскрывай. Окей?

Он делает шаг ко мне, но держит дистанцию. Обычно так себя ведут показушники и трусы.

– Студентишка, – язвит брюнет. – Манерам не учили? Перед тобой…

– Манерам? – я наклоняюсь к нему и стряхиваю невидимую соринку с идеально выглаженного пиджака. – А ты у нас важная птица? Хотя знаешь что?

– Руки убрал, – он отталкивает меня, и это выглядит до того смешно, будто мальчишка насупился и пытается важничать.

– Не боись, – хлопаю его по плечу. – Не обижу.

– Ты… – в глазах брюнета сверкают огоньки, кажется, кое-кто готов кинуться на меня коршуном. Однако не кинулся, так и стоит, стиснув челюсть. Зачем только лез на рожон? Не понимаю.

– Денис! – пустой коридор неожиданно заполняет голос Дианы. Он звучит до боли необычно, из него пропали былые дерзость и уверенность, с которыми девчонка грубила мне. Ее голос словно хрусталь, который рассыпался на осколки.

Так странно…

Голову пронзают воспоминания о матери. У нее был точно такой же голос, перед тем как она окончательно сдалась.

– Я думала, ты на парковке, – Ди сокращает между нами расстояние. Ее плечи приподняты, взгляд кроткий, кажется, если она поднимет голову, произойдет взрыв. А может, я ошибаюсь.

– А я тебе звонил, – этот Денис тут же берет себя в руки и выдает улыбку. Фальшивую и какую-то ядовитую. – Пошли, опоздаем ведь.

Я замечаю, как Орлова сжимает лямки рюкзака, и какой уверенной становится походка брюнета, когда они отдаляются. А спустя несколько шагов он даже кладет ей руку на плечо, отчего Диана заметно напрягается, но выдает червяку слабую улыбку. Они стремительно покидают коридор, оставляя меня в одиночестве. И я бы мог сказать, что Ди с этим парнем в отношениях, да только он не поцеловал ее, не взял за руку или за талию. От них не исходит химия, которая мозги превращает в лужу.

Хотя чего я парюсь? Плевать, кем бы он там ни был. Я все равно затащу эту девчонку в кровать, чего бы мне это ни стоило.

Рука Дениса, крепко сжимающая мое плечо, нервировала. В последнее время от него исходил какой-то слишком тотальный контроль. Дэн все чаще напоминал мне отца, требующего повиновения. Порой казалось, что рядом с ним я превращаюсь в засохшее растение, в котором осталось немного жизни, но пара неверных слов – и оно окончательно умрет.

Я постоянно вспоминаю маму, вернее, ее теперь потухший взгляд, направленный на мужа. Мама редко выбирается в свет, почти не носит пестрые платья, все чаще отдавая предпочтения офисным тонам. Да и косметичка ее с каждым годом становится более пустой. Я перестала слышать ее звонкий смех и замечать добрый взгляд, который становился светом даже в тяжелые дни. В детстве я видела маму другой и мечтала походить на эту роковую красотку с грацией львицы. А после… Не знаю даже, что случилось после. От нее прежней осталась лишь слабая тень, пробивающаяся так редко, что она кажется миражом.

Мой шкаф тоже заполнился серым цветом, возмущений уменьшилось, стремления потихоньку сошли на нет. А желания и мечты?.. Я уже и не помню, что это такое. Точкой невозврата стало то выступление, когда мне было тринадцать. Когда я впервые узнала, что такое подчиняться.

Никогда его не забуду…

– Что за выражение лица, Ди? – Минаев крепче сжимает мое плечо и смотрит с той строгостью, с которой обычно смотрят родители на провинившихся детей.

Денис почти копия моего отца, думаю, поэтому папа в нем души не чает. Постоянно продвигает по карьерной лестнице, отправляет на разного рода важные сделки и восхваляет за редкими семейными ужинами. В Денисе родитель видит чуть ли не своего наследника, которым, по идее, должен быть Матвей. Но брат раз за разом бросает отцу вызов, чем вызывает только недовольство.

Я прохожу через турникет, пытаясь придумать ответ на столь странный вопрос.

– А что не так?

– В смысле, «что»? – Минаев открывает дверь и пропускает меня вперед.

– Мое выражение лица говорит, что я рада тебя видеть, – выдаю дежурную улыбку, чтобы разрядить обстановку.

– Да ну? – Дэн прищуривается, я же в очередной раз пытаюсь сгладить углы между нами. Ненавижу ссоры. Эта черта у меня от матери.

– Кстати, – перевожу тему. Мы останавливаемся у машины Дениса, он роется в кармане брюк, ищет ключи. – А что вы обсуждали с Кириллом?

Минаев так и замирает на месте, взгляд его серых глаз словно покрывается трещинами. Я нервно сглатываю, ощущение, что по дурости наступила на мину.

– Откуда ты его знаешь? Диана, – Дэн приближается, брови его хмурятся, на лбу появляются складки. Я делаю шаг назад и упираюсь в машину. – Чем ты, черт возьми, занимаешься в универе? Если ты не учишься, то надо идти домой.

– Дэн, ты перегибаешь, – шепчу я, смотря на него исподлобья.

Когда мы познакомились с Минаевым, он был проще, без особых заморочек. Но с каждым годом в Денисе что-то менялось, в нем зарождались тиранические замашки, в то время как я все больше теряла способность что-либо возразить.

– Нет, Диана, – строго цедит он. Тянется пальцами к моему подбородку, крепко сжимает его, приподнимая. Его взгляд становится настолько жестким, что я съеживаюсь под этой силой. – Я не потерплю, чтобы ты вилась рядом с другими парнями.

– Боже, Дэн! – я откидываю его руку и делаю настолько глубокий вдох, словно готова нырнуть в океан. – Это Кирилл Беркутов, он с Матвеем в одной команде. И я не общаюсь с ним, просто спросила.

– А-а! – Губы Дениса растягиваются в облегченной улыбке, будто его поведение вполне нормальное. – Понятно. Очередной Мистер Звезда, – на последней фразе Минаев ядовито кривит губами. Он ненавидит футбол, да и, откровенно говоря, Мота тоже не любит.