— Ты так быстро-то не суди о делах, в которых мало разбираешься, — строго осадил меня он, — АХО это много еще чего, помимо швабр и метел. Поговори и с ним тоже… если он захочет, конечно.

А что, он и не захотеть может, внутренне хмыкнул я. С протеже, блин, самого Генерального секретаря, блин? И что же у него за крыша тогда — американский президент что ли… ничего кроме этого я представить не смог.

— Окей, Александр Сергеич, — просто ответил я, — непременно с обоими побеседую. Как здоровье супруги-то?

— Что совсем хорошо, не могу сказать, — ответил он, — но по сравнению с тем, что было в августе это как небо и земля.

— Ну и отлично, — улыбнулся я, — обращайтесь, если что. Где, говорите, начальник АХО у вас обитает?

— На первом этаже, в бывшем сортире… ну найдешь, если захочешь.

И я сбежал с родимых антресолей зала управления, потому что вымученно общаться с бывшими коллегами по службе и подбирать какие-то слова хотелось не сильно. Двинулся в бывший сортир первого этажа, невольно размышляя по дороге о превратности бытия и усмешках судьбы — путь от властного кабинета на шестом этаже до сортира на первом оказался для Наумыча до обидности коротким… уложился в месяц с небольшим.

Он оказался на месте и даже проявил некие эмоции, узрев бывшего подчиненного.

— Петя! — спросил он удивленно, — какими судьбами?

— Сложно сказать, Семен Наумыч, — ответил я, плюхаясь без приглашения на стул рядом, — у вас вот пришел спросить относительно судьбы и всего такого…

— Так-так-так, — даже весело отвечал мне он, — пытаюсь вспомнить, когда же мы с тобой виделись в последний раз… в ресторане Арбат?

— Нет, Семен Наумыч, — вежливо ответил я, — после Арбата я вас еще до дому доставлял. На такси от Ярославского вокзала.

— Странно, — потер он лоб, — совершенно этого не помню. Но ладно — задавай свои вопросы, о чем хотел узнать…

— Что за эксперимент такой был в бункере под Кротом 15 сентября текущего года? — бухнул я ему главную тему для обсуждения.

Не очень это понравилось Наумычу, он сразу заерзал на своем стуле, взял и зачем-то положил обратно карандаш, потом сцепил руки в замок и начал крутить два больших пальца вокруг воображаемой горизонтальной оси.

— А ты с какой целью интересуешься? — справился наконец он. — Вообще-то это все насмерть засекречено…

— А с такой целью, — ответил я, — что этот случай мне всю жизнь сломал.

— Да ну, — съязвил он, — это квартира в Москве и личная дружба с Генеральным секретарем теперь называется сломанной жизнью? Буду знать.

— Слово «сломать» имеет разные значения, в том числе и «круто изменить», — ответно съязвил я.

— Уел, — просто признал он свое словесное поражение, — значит, хочешь знать детали про этот самый эксперимент?

— Ага, — вздохнул я, — очень хочу.

— А справка из первого отдела на это хотение у тебя есть?

— Увы и ах, но нету, — продолжил я, — может без нее обойдемся, по-дружески, а, Семен Наумыч? Я же вас без всяких справок тогда оттранспортировал домой с Ярославского вокзала?

— Хорошо, — Наумыч немного поерзал на своем стуле, устраиваясь поудобнее, — но я тебе, если что, ничего не говорил, а ты ничего не слышал, договорились?

— Заметано, шеф, — буркнул я, на что он ухмыльнулся, но уточнять, что он мне давно не шеф, не стал, а просто перешел к делу.

Вива Куба (спустя полгода после Нижнереченска)

В 83 году авиасообщение с Республикой Куба осуществлялось прямиком из СССР — лайнеры ИЛ-62 позволяли межконтинентальные перелеты до 10 тысяч километров. Вот на одном из них я и стартовал из аэропорта Домодедово, еще не переделанного на новый манер, но все равно интересного. Как уж там про него Евтушенко написал… 'Аэропорт «Домодедово» —

стеклянная ерш-изба, где коктейль из «Гуд бай!» и «Покедова!»… как-то так, оттепель была в стране, можно было всяко и разно.

Посадки во Франкфурте не предусматривалось, не то время, летели строго на юго-восток через всю Европу, а потом и через Атлантику. Кормили в процессе целых два раза, причем выбрать что-то одно из меню не предоставлялось возможным — строгая унификация шла, а если коротко обрисовать ситуацию, то это было что-то вроде «жри, что дают». Но впрочем, кормежка была вполне удовлетворительный, подумал я, вспомнив свои перелеты в нулевые годы.

Видео тоже пока что было недоступно, так что в промежутках между кормлением пассажиров оставалось только смотреть в иллюминаторы, где собственно ничего, кроме облаков, узреть было невозможно, и дремать, пытаясь уползти в сонное состояние. Мне не удалось ни первое, ни второе — на облака больше десяти минут смотреть было трудно, но и заснуть мне не дал младенец годовалого возраста, сидевший с мамашей в одном ряду кресел со мной.

— Как зовут-то вашего сыночка? — не выдержал я получасового ора и обратился к мамаше.

— Это дочь, — обиделась она, — Варя ее зовут, если полностью, то Варвара.

— Очень приятно, — ответил я, — а меня Петей назвали. К мужу летите?

— Да, — ответила она после секундного замешательства, — он там в торгпредстве работает. А вы куда?

— А я лечиться, — не стал скрывать цели своего путешествия, — на Кубе отличная медицина, вот меня и послали туда…

— Что-то вы слишком молодой для таких направлений, — в свою очередь выдала она правду-матку на-гора, — туда обычно стариков посылают.

— Я, выходит, исключение из правил, — ответил я. — А вы бывали раньше на Кубе?

— Да, второй раз лечу, — сказала она и тут же добавила ребенку, — да заткнись ты уже, достала! На Кубе хорошо, только жарковато. И фруктов много, стоят копейки.

— На Варадеро были? — зачем-то спросил я.

— А как же, — с удивлением посмотрела она на меня, — туда из Гаваны бесплатные автобусы ходят. Пляж хороший, длинный… если подальше отойдешь, совсем один окажешься.

— А акул там не бывает?

— Говорят, что есть, но я не видела, — поправила она пустышку у дочери, — медузы иногда приплывают, тогда лучше в воду не заходить, противно… а я Света, — неожиданно закончила она свою речь, — жить буду в общежитии при торгпредстве, на улице Хосе-Марти, заходи, если скучно станет.

Я кивнул, на этом наш разговор прекратился сам собой, потому что стюардессы начали разводить второй обед… или скорее первый ужин… ну в общем ту же курицу с рисом, что и ранее. А за иллюминаторами где-то очень внизу серебрилась гладь Атлантического океана.

Хороший самолет ИЛ-62, невольно подумал я, большой, красивый и летает на десять тысяч километров без посадок и дозаправок. А если взять модифицированную версию, ИЛ-62М, то и на все одиннадцать тысяч. От Москвы до Владивостока и Петропавловска-Камчатского влегкую, короче говоря, там 6–7 тысяч км. До Гаваны немного дальше, но все равно в десятку вписывается.

А следом пришли мысли про авиакатастрофы с этим типом воздушных судов… если я все правильно помню, то две из них как раз в Гаване случились. Но покопавшись еще раз в памяти, отмел эти случаи, как неактуальные — первый еще в 70-е годы произошел, а второй еще нескоро будет, на излете перестройки. Плюс тот самолет принадлежал, кажется, кубинской авиакомпании, а наш аэрофлотовский. После чего я взял и заснул, а проснулся от того, что ребенок у соседки очередной раз заорал благим матом.

— Просыпайся, Петя, — продублировала мне сигнал соседка, — уже пора ремни застегивать.

Я окончательно проснулся и пристегнулся согласно указаниям свыше.

— Что-то лицо твое мне знакомо, — сообщила Света, — ты в кино случайно не снимался?

— Пока еще нет, — смущенно отвечал я, — но рассматриваю такие варианты.

— Значит не там я тебя видела, — задумалась она, — но по телевизору точно. А профессия у тебя какая? — продолжила она долбить меня вопросами.

— Радиоэлектроника, — сказал я чистую правду в надежде, что она отвяжется, но не тут-то было.

— В Лурдесе будешь работать? — тут же вылетело из нее, — я знаю, где это, совсем рядом с Гаваной. Там двое знакомых мужа трудятся — жутко секретное место.