«Ты что же», — спросил комбат, — «хочешь, чтобы в батальоне было как можно больше провокаторов и дезертиров, чтобы было, о чем доложить?»

«Нет, конечно!» — ответил особист.

«Вот и готовь отчет», — сказал комбат, — «пиши, что в батальоне настроение нормальное, все бойцы готовы выполнить свой долг. Только постарайся все правильно сформулировать.  Обязательно укажи, что проводил работу в соответствии с выданными тебе инструкциями, ну, и так далее». И обрадованный лейтенант побежал готовить отчет.

А копать окопы им все-таки пришлось. Прибыл командир полка, они с комбатом обошли линию обороны батальона и определили места, где, прежде всего, нужно копать. И как только бойцы приступили к выполнению этой работы, неожиданно послышалось звуковое сопровождение. Да не с нашей стороны, а со стороны немцев. Они установили громкоговорящую установку, которая с утра до вечера гремела так, что хоть уши затыкай.

Это были бравурные немецкие марши, советские песни, песни русские народные и даже какие-то колхозные частушки про тракториста, трудодни и подлого кулака. По-видимому, немцы ограбили какой-то магазин «Культтовары». Обеспокоенный комбат сообщил об этом в штаб полка, откуда прибыли разведчики-наблюдатели, но ничего подозрительного не обнаружили. А солдатам это было только на руку, так как копать под музыку гораздо легче.

Когда зазвучали первые ноты очередной песни, Сереженко крикнул: — Братва, моя любимая песня про девушку Тоню. Будем подпевать, по очереди, «В штанах» и «Без штанов». Сами поймете, как. Поехали.

«В Москве, в отдалённом районе,

Двенадцатый дом от угла», — пропел певец,

«В штанах», — добавил Сереженко.

«Чудесная девушка Тоня

Согласно прописке жила», — продолжил певец,

«Без штанов», — выкрикнул Сереженко.

«У этого дома по тропке,

Бродил я, не чувствуя ног», — певец,

«В штанах», — подхватили стоящие рядом бойцы,

«И парень был, в общем, не робкий,

А вот объясниться не мог», — певец,

«Без штанов», — грохнула вся вторая рота.

Песня продолжалась, и все больше бойцов подключалось к ней.

«В любви надо действовать смело»,— сделал вывод исполнитель,

«В штанах», — прогремело на позиции,

«Задачи решать самому», — певец,

«Без штанов», — на одном дыхании выдал весь батальон.

Гомерический хохот перекрыл громкоговорящую установку, и самые последние слова песни уже никто не расслышал, да никто уже и не прислушивался. Солдаты хохотали и наперебой рассказывали друг другу о своих былых объяснениях и победах.

— Что же это происходит, товарищ капитан? — взволнованный особист подбежал к комбату.

— Это, лейтенант, немец, сам того не осознавая, с подачи этого обормота Сереженко, провел нам боевое слаживание подразделения. Правда, оно не совсем боевое, но отличное слаживание.

— Извините, я не совсем понимаю.

— Ну, подумай сам. О чем думает боец, сидя в окопе?

— О Родине, которую надо защищать?

— Да, о Родине. Только для него Родина, это, прежде всего, его разлюбезная краля. Это одна тема для всех, и она их объединила. Ты посмотри, несколько дней назад они не знали друг друга, а теперь это единый коллектив. Ты, парень, осваивай эту тему.

И так продолжалось несколько дней.

Николай усмехнулся, вспомнив вчерашний день. Вчера, в дополнение к музыке, появились и артисты-агитаторы. Первым вступил в дело человек, хорошо говорящий на русском языке. Начал он с величия Германии и германской нации. Потом перешел к истории, вспомнив Императора Петра I, который дружил с немцами и во всем брал с них пример. Не забыл он и про немку Анну Монс, его фаворитку. Затем обозвал Императора Николая II (Николашку) дураком за то, что он вступил в войну с Германией, упомянул и про его супругу, немку.

Потом перешел к Марксу и Энгельсу, назвав их учителями Ленина и Сталина, добавив, что ученики оказались бестолковыми, двоечниками, как он сказал. А затем он начал говорить такое, что батальонного политрука чуть удар не хватил. Он заявил, что «товарищ Ленин со товарищи» жили за границей на немецкие деньги. И что товарищ Ленин во время партийной Циммервальдской конференции, которую он же и организовал, окончательно «снюхался» с немецкими капиталистами, а от своих коллег по партии это скрывал.

Николай, разумеется, эту конференцию в ВУЗе изучал, но о том, на какие средства она проводилась, ему было неизвестно.

А политрук побежал к командиру артиллерийской батареи, приданной батальону, и  потребовал открыть огонь по немецким громкоговорителям. Лейтенант, командир батареи, ответил что пушки «сорокапятки» предназначены только для стрельбы прямой наводкой, и стрелять по невидимой цели — только зря тратить снаряды. Но политрук настаивал, и было сделано несколько выстрелов, что комбат быстро прекратил. Он сказал, что сказанного немецким провокатором назад ему в глотку уже не вернуть, а так стрелять — просто тратить снаряды, которых и так мало.

Следующий исполнитель взялся комментировать популярные советские песни, после того как они по очереди прозвучали. Начал он с песни «Катюша», говоря с акцентом и коверкая некоторые слова, но тему свою он, как и первый, знал хорошо.

«Русский зольдат», — начал он, — «бросай свой ружье, иди домой к Катьюша. Иначе немецкий зольдат пук-пук, тебя убьет и пойдет к твой Катьюша и будет с ней спать. Немецки зольдат — хороший муж, твой Катьюша будет рада».

Следующим персонажем, над которым он стал издеваться, оказался матрос Железняк-партизан. «Ха-ха», — кричал он. «Матрос Железняк — хорош красный командир. Он шел на Одесса, а пришел в Херсон. Был пьяный, шибко был пьяный. Все граната пропил, только десять штук осталось. Хотел штык продать, да не смог, никто не брал, ха-ха-ха. Со штык пошел в атака».

Наибольшее внимание он уделил песне «Если завтра война». «Эй, русски зольдат, где твой танка?» — начал он. «Нет лошадь, чтоб тащить танка. Я знай, где лошадь — съел татарин. Татарин любит кушать лошадь (по-видимому, ему сказали, что немецкие наблюдатели заметили бойца-татарина). Где твой пулемета? Нет пулемета, один плохой ружье остался. Где твой самолета? Я знай, нет фанер, чтобы делать самолета».

Когда пришло время ужина, который у немцев проходил строго по расписанию, он продолжил свою миссию: «Русиш зольдатен, иди к нам, будем кушать немецкий сосиська с капустами. Немецкий сосиська — самый лучший в мире, ты такой никогда не ел, приходи. Потом будем пить чай с яблочен джем, ты такой тоже никогда не ел. Потом я тебе сказать про немецкий ферма, и ты не захочешь идти в свой колхоз. Пусть в колхоз идет твой Сталин со свой друзья». А потом он принялся петь соромские частушки.

Николай и не заметил, как начал петь про себя услышанное:

Не женитесь, вы, ребята,

Не валяйте дурака,

Я женился с толстым титькам,

А живу без молока.

Не ходите, девки, замуж,

Ничего хорошего,

Утром встанешь, сиськи набок,

И сама взъерошена.

Николай даже сплюнул. — «Что за ерунда?» — подумал он. — «Учишь стихотворение, даже Пушкина, и надо читать и повторять несколько раз,  а эта ерунда сама приклеивается». Он так размечтался, что даже не заметил, что в окружающей обстановке что-то изменилось.

Да, что-то изменилось. Николай скорее почувствовал, чем увидел или услышал, что буквально на расстоянии нескольких метров от него стоит человек, силуэт которого с трудом просматривался в мутной серости зарождающегося утра. А возможно, он просто услышал его дыхание. Николай опешил, так как был в полной уверенности, что натянутый над тропинкой провод, который стащили у связистов, не даст кому-либо подойти к блиндажу без шума. Он лихорадочно сдернул с плеча винтовку, чуть не уронив ее, и  клацнул затвором.