— Кто вам сказал, товарищ Верховцев, что надо постоянно сидеть в конторе. Вы что, в конторе сидели, когда надумали то, о чем нам рассказали.

— Нет, товарищ Сталин, я просто шел на рекогносцировку и думал, даже не осознавая, что думаю, как-то отвлеченно. Даже затрудняюсь объяснить, как. Или, сидя в окопе, ну, это, вообще, проще простого.

— Вот так и будете думать, например, на рыбалке или, гуляя в парке, на ваше усмотрение. А в контору, конечно, нужно будет являться. И знатоки языков найдутся. Что касается трибунала, то я вас из-под следствия вывести не могу. Но полагаю, что трибунал, рассмотрев все обстоятельства, посчитает и вас и Исаева невиновными. Очередное звание майора будет вам присвоено, вы его заслужили. Так что, предлагаю вам попробовать. Не понравится — откажетесь, принуждать вас никто не собирается. Ну что, договорились?

— Ну, не знаю, разве что попробовать.

— Тогда решено.

Верховный снова подошел к однополчанам. — Завидую я вам, братцы, вас ждет такое интересное будущее. Я уверен, что мы с вами еще увидимся, и не раз, — и он отошел к своему столу.

— Товарищи, мы с вами плодотворно поработали, и все решили. Наверное, будем заканчивать совещание. Да, насчет противотанковых ружей. Мы эту тему не закрываем, они нам еще понадобятся. Но, давайте, обсудим этот вопрос в следующий раз, что-то я сегодня устал. Нет возражений?

— Нет, конечно, товарищ Сталин, — послышался повеселевший голос конструктора противотанкового ружья. — Да у меня и мыслишки новые появились с подачи товарища Физика. Надо будет их попробовать реализовать. Спасибо тебе, парень!

— Тогда все свободны. До свидания, товарищи.

Участники совещания расходились, пытаясь понять — по какой же причине их Верховный так изменился. В лучшую сторону…

Совещание в бункере фюрера, назначенное на 20-00, началось с опозданием, в 20-06. — Извините, господа, за опоздание, — сказал чуть запыхавшийся Начальник Генштаба, войдя в помещение. — Я был вынужден, кроме обычной приемки рапортов, переговорить с командирами подразделений и некоторыми учеными для уточнения некоторых обстоятельств.

— Вы готовы докладывать? — спросил фюрер, у которого, как все заметили, было хорошее настроение, перед ним лежал его блокнот, а в правой руке он держал свой любимый, остро отточенный, карандаш.

— Да, готов.

— Докладывайте!

— Вы знаете, мой фюрер, я так расстроен, так переживаю, что даже не знаю, с чего начать.

— Да прекратите вы эти слезы и сопли, давайте по существу.

— Есть, мой фюрер. Я начну с нашего основного удара на Москву. Официальный рапорт гласит следующее: «Усиленный танковый полк перестал существовать. Вся бронетехника вместе с экипажами уничтожена. Сопровождающей пехоте был дан приказ на отступление. По предварительным подсчетам уцелело от 10 до 15% личного состава». Это все.

— Да как такое возможно? Вы ничего не путаете?

— Нет, не путаю. Я хотел переговорить с командиром дивизии или начальником штаба, но они ушли куда-то в лес, и на мой вызов не отзываются. Скорее всего, нарочно скрываются. Тогда я переговорил с уцелевшим командиром пехотной роты, и он мне все рассказал. Все. Да, он рассказал все.

— Да не тяните вы кота за хвост! Продолжайте!

— Я навел справки, это боевой, отважный офицер. Но во время разговора он чуть не плакал, постоянно обращался к Всевышнему, вспоминал  маму и свою Гретхен. Он рассказал, что разгром полка произошел очень быстро. Прошло не более получаса. Противник применил несколько видов оружия необычайной разрушительной силы. Это были, как он сказал, русские «Катюши», только миниатюрные, но с огромной разрушительной силой. Он уверенно об этом говорил, так как видел это оружие в действии. Еще были небольшие летающие  предметы, как маленькие, игрушечные самолеты. Они просто сбрасывали заряды на танки.

— А, «ковры-самолеты», — подал голос Геринг, но быстро умолк под испепеляющим взглядом фюрера.

— В обоих случаях, — продолжил докладчик, — у танков срывало башни или просто разрывало корпуса, и многие наши солдаты погибли от кусков нашей же брони.  Вы же понимаете, все машины были с полным боекомплектом, с полными баками. С этими видами оружия все, более-менее, понятно. Просто взрывчатка необычной силы и своеобразный, очень точный вид ее доставки к цели. К сожалению, противник применил и совершенно непонятный вид оружия. Если вы не возражаете, я могу рассказать о нем более подробно.

— Да говорите же, не тяните.

— Это тоже были летающие предметы, но они ничего не сбрасывали, а просто посылали на бронетехнику тонкий, еле заметный луч, который разрезал сталь, как нож масло, мой фюрер.

— Что за бред? Они там, наверняка, переборщили со шнапсом.

— Нет, мой фюрер. Я в этом уверен, он был абсолютно трезв, у меня отработанное десятилетиями чутье.

— Хорошо, продолжайте.

— Так вот, господа, когда уцелевшие пехотинцы вышли из боя, к командиру роты подошел его солдат, студент-филолог, который изучал русский язык. И он рассказал, что его отец, известный инженер, работал в Советском Союзе в качестве технического консультанта, где ему при отъезде подарили книгу на русском языке. И студент прочитал ее в качестве практики. Это была фантастика, написанная около десяти лет назад, в которой русский инженер разработал устройство, создающее луч, способный разрезать сталь, бетон и прочие материалы. И в книге было приведено подробное описание этого аппарата. Студент, разумеется, о книге забыл, но, увидев луч в действии, вспомнил.

Докладчик помедлил, посмотрев на фюрера, и продолжил, когда тот ему одобрительно кивнул: — И наш офицер, господа, обдумав все, что он видел и слышал, пришел к таким выводам,  которые, как он сказал,  озвучить ему не позволяет присяга. Я господа, скрепя сердце, попросил рассказать о них, дав ему слово офицера, что все сказанное им останется между нами, а я хочу знать его выводы только для того, чтобы наш фюрер смог принять правильное решение для борьбы с неприятелем. Господа, мое слово, конечно, чего-то стоит, но с другой стороны, речь идет о судьбе Германии, о нашей нации, и ради этого я готов поскупиться этим словом. Но имя этого офицера, при гарантии, что к нему не будет принято никаких мер, я ни при каких обстоятельствах сообщать не буду. Согласны ли вы мой фюрер на такое?

— Хорошо, согласен, рассказывайте.

— Офицер пришел к выводу, что этот аппарат был изобретен на самом деле, а книга написана и подарена его отцу по указанию Сталина, специально, чтобы мы знали о наличии такого аппарата. Описание его конструкции в книге, разумеется, было фикцией. Это было предупреждение, так как Сталин хотел дружить с Германией, но мы на это предупреждение не отреагировали.  А теперь Сталин, несмотря на огромные потери, заманил нас в середину России, где нет дорог, и разгромит нашу армию так же, как разгромили Наполеона в прошлом веке. А затем Сталин поделит Германию с толстопузым Черчиллем, и германской нации придет конец.

— Негодяй! — взревел фюрер, ударив своим любимым, магическим карандашом по столу так,  что карандаш  разлетелся на несколько кусочков.

— «Что же будет? Неужели, это конец?» — подумал Фридрих, адъютант фюрера, и бросился собирать обломки, но фюрер властным окриком остановил его.

— Расстрелять! Немедленно распорядитесь! — продолжал бесноваться фюрер.

— Я не стану этого делать, мой фюрер, — укоризненно ответил докладчик. — Ведь мы же договорились насчет него, и он доблестный офицер, преданный вам и Рейху.

— Ладно, черт с ним, я погорячился, но каков, все-таки, наглец!  У вас все по этой части?

— Да, почти все. Теперь я хочу сказать самое главное, мой фюрер. Все экипажи бронетехники и пехотинцы погибли, двигаясь вперед, ни один не повернул назад до тех пор пока не получил приказ.

— Давайте, почтим память достойных сынов Великой Германии, — предложил фюрер, —  и все встали…