Не зная, чем себя занять, Ева продолжила расспросы:

— Я не поняла, что такое смерть. Это то, когда вы приходите?

— Почти. Раньше люди без нас встречали смерть, часто в муках, а теперь есть вестники, и безболезненный финал для всех один. Вернее, то, что происходит, уже не смерть, а некоторое коренное изменение.

— Не понимаю.

Вестник нахмурился.

— Очень давно люди умели испытывать сильную физическую боль. Это как упасть, но страшнее. Поняла? Теперь вы легче переносите подобное. Всё из-за чипов в голове. На утро ваш организм снова в порядке, даже получив увечье. Так было не всегда. В некотором смысле это идеальный мир, о котором предки могли только мечтать.

— Иде-аль-ный, — тихонько проговорила Ева.

Вестник говорил сбивчиво под взглядом прищуренных глаз. Ева не верила ни единому слову. Что за непонятные чипы? И как они попадают в голову? Она почесала затылок. Ева отвернулась и на горизонте заметила дым.

— Гляди! Надо подойти ближе.

— Нет.

— Не нуди, а? Я никогда не видела, как живут другие.

Ева бросилась в сторону деревни. Длинная коса хлопала её по спине. Вестник тяжело вздохнул и пошёл следом. Ева обернулась. Выбранные, словно почувствовав спинами, что вестника нет поблизости, остановились, продолжая топать на месте.

VI.

Деревня встретила Еву и вестника тишиной. Плотная, она обволакивала непрошенных гостей, словно настороженно изучала. Солнце закрыли облака с севера. Стало темнее, но жара никуда не делась. Как и в родном селе, здесь хлипкие постройки местных возводились рядом с восстановленными жилищами предков. Кирпичные стены вполне могли бы выдержать ураган. Две ступеньки ближайшего дома скрипнули под ногами, а на свету блеснули сохранившиеся стёкла в окне. Повезло хозяевам — не дом а настоящая крепость. Ева хотела постучать в дверь и только теперь заметила, что не заперто. На улицах пусто — странное место. Обернулась. Вестник поджал губы, отчего выглядел старше, а руки скрестил на груди. Он всем видом показывал, что Евино поведение ему отчаянно не нравится.

Она мысленно обозвала его надутым болваном и зашла внутрь. В полумраке Ева наткнулась на хрустнувшие черепки, но сам дом не выглядел заброшенным: ни пыли, ни перевёрнутых лавок, ни спертого воздуха. Хотя запах чувствовался, но чужой и удушливый, от него заколотилось сердце. Ева позвала хозяев, голос её звучал весело и звонко — она нахмурилась. Собственная радость царапнула ложью. Надо быстрее отвлечься, поговорить с людьми. Взгляд метался по комнате. В углу лежало тряпьё, мятое, запах шёл как раз от него. За окном небо очистилось, и свет выхватил всклокоченные тёмные волосы, сморщенную кожу на впалых щеках.

Крича она метнулась к двери и ударилась бедром об угол стола так, что на глазах выступили слёзы. Ева потеряла равновесие и уткнулась в вестника. Он крепко прижал её к себе:

— Тише.

— Что это? — спросила она.

Горячие ладони лежали на её вздрагивающих лопатках. Она зажмурилась: “Последним меня обнимал брат. И давно — родители, кажется. Тогда становилось спокойно. А сейчас — наоборот. Что за чушь?..” Мысль оборвалась из-за вопроса вестника:

— Как в твоей деревне с квинтэссенцией?

— Издеваешься? Сейчас меня вывернет наизнанку.

Ева болезненно сморщила рот. Внутренности судорожно напряглись и хотелось плакать.

— Я не про то. Выйдем на воздух.

Ева сидела на ступенях не в силах подняться, пока вестник, угрюмый, заглядывал в соседние жилища. Везде лежали сморщенные ссохшиеся тела, будто влагу из людей кто-то выпарил. Вот какая эта смерть, о которой говорил он. Страшная, с тусклой кожей, обтягивающей кости. Тихая, будто степь, когда летнее солнце в зените. Неподвижная, она не даёт шелохнуться всему, до чего коснулась.

Вестник вернулся к Еве и открыл вентиль на трубе перед крыльцом. На сухую землю не упало ни капли. Чужак пнул ржавую трубу.

— Бесполезная железяка! У вас краны работали?

— Угу, — сказала она и закрыла лицо похолодевшими ладонями. — Подожди, это… люди, как мы?

— Да.

Ева опустила руки. В уголке ещё соображавшего сознания родилась догадка:

— Ты видел такое?

Вестник замотал белокурой головой.

— Вдруг квинтэссенции больше нигде не будет?! — сказала она и зажала рот ладонью, словно пыталась запретить себе даже думать, что все станут уродливыми чудовищами, отдалённо похожими на людей.

— Не знаю.

— Почему? — хрипло спросила Ева.

Оказывается, говорить иногда становится трудно: слова нехотя выползали изо рта. Вестник молчал и кусал губы.

— Ты оглох или что? Вот каков он, ваш идеальный мир!

Еве хотелось плюнуть в вестника, но в горле пересохло. Обида жгла изнутри. Горячие слёзы лились по щекам. Хотелось сжаться в комок и реветь до скончания времён.

— Такого не должно было случиться. Я не понимаю… — сказал вестник.

Растерянный, он по-детски взглянул на неё.

— Не понимает он, — прошептала Ева с упрёком.

Тяжело вздохнув, вестник направился на широкую улицу. Ева поплелась следом. Он огляделся: тонкая струйка дыма поднималась с северной стороны.

Кулаки сжались, вздулись синие жилы. Чем ближе подходили, тем явственнее ощущался запах гари. В очередном дворе они увидели высокого светловолосого юношу, который помешивал что-то в котелке. Лёгкая куртка, штаны и сумка сбоку — всё, как у вестника. “Ещё один”, — подумала Ева. И не ошиблась.

— Эй! Братишка Адам! Да ты с прекрасной спутницей. Надо быть смелой, чтобы пойти туда, откуда не возвращаются.

— А я вернусь и не одна, а с братом! — ответила Ева.

— Идейная? Хм, любопытно.

Младший вестник на мгновение замер и после паузы добавил:

— Кстати, угощайтесь.

Он подул на деревянную ложку, полную похлёбки. Густой запах ударил в нос. Ева забежала за угол, и её вырвало. Желудок успокоился, и она села на траву, слушая чужой разговор сквозь безумный стук в висках.

— Ты возвращаешься? Тогда пойду с вами, братишка, — говорил младший вестник.

— Ничего не хочешь рассказать?

— Думаю, лучше спросить у Фотины. Точно не будешь пробовать? Вкусно же.

Борясь с очередным приступом тошноты, Ева прополоскала рот квинтэссенцией из фляги. Что произошло с жителями? Младший вестник не выглядел испуганным или напряжённым, как его брат. Стало жутко. Нетвердой походкой Ева в молчании прошла за мужчинами через поселение. Неподалёку ждали выбранные. Почувствовав их, старики из деревни Евы зашагали вперёд. Она не выдержала:

— Кто способен сотворить такое с целой деревней?

— А, ты об этом? Я, — ответил младший вестник, небрежно улыбаясь.

Ева недоверчиво покосилась на него:

— Ты спокойно об этом говоришь…

— А что? Сказали забрать всю деревню! Ещё намекнули, что я последую за ними. Ха-ха! Раз мой пункт исчезнет, то и мне нечего коптить небо! Я и перекрыл им квинтэссенцию.

Адам схватил брата за плечо:

— Аспид, что ты несёшь?!

— Повернул вон тот вентиль. Видите, как блестит? Я его от ржавчины почистил.

Младший вестник указал на кран, поблёскивающий на изгибе трубы.

— Любопытно наблюдать, как этот безмозглый скот ссыхался в своей дрянной деревеньке без квинтэссенции, — посмеивался Аспид. — Они сидели, как дураки, и ждали, что всё вот-вот заработает. Я пришёл, и они по привычке выстроились на площади. Я сказал, что хочу поглядеть в лицо настоящей смерти. Той, которая была много лет назад. Они ничего не поняли. На их лицах читался страх — это приятно. Даже в животе появилось такое сладкое ощущение. Я приказал всем разойтись по домам. Никто не ослушался. Я мог без стеснения пить свою квинтэссенцию и смотреть, как они становятся тем, чем изначально являлись. Падалью.

— Падаль здесь только ты!

Кулак Адама задел скулу младшего вестника — тот ловко уклонился, и удар прошёл по касательной. Аспид, потирая лицо, беззлобно произнёс:

— Фу, как грубо, братишка. Пораскинь мозгами: неужели я действительно совершил что-то ужасное?