Дамир уезжает.

Трясущимися пальцами я вызываю такси и тут же звоню воспитателю. Стараюсь говорить спокойно, чтобы не создавать лишней паники. Очень сложно преподнести информацию вроде «Не отдавайте Кирюху подозрительному типу, который скоро ворвётся в группу» будничным тоном, но я делаю всё возможное, чтобы голос мой не дрожал, а просьба не звучала как призыв к срочной эвакуации.

Через двадцать минут я на месте. Огромной пугающей машины Шахманова на парковке уже нет, как и его самого.

Мчусь в группу.

Марина Васильевна встречает меня с выпученными горящими глазами.

– Ася Владимировна, это было что-то! – говорит она с придыханием. – Ворвался сюда, чуть Кирилла с собой не унёс!

– Кирилла?

– Ага, Мазурина. Надеюсь, этот тип больше не планирует здесь появляться? Потому что мы всё начальство предупредили, наверху готовы бить тревогу!

Да, без паники не вышло…

– Не беспокойтесь, больше он здесь не появится.

– Будем надеяться, Ася Владимировна, будем надеяться, – она припадает к дверному косяку и склоняется ближе ко мне. В глазах осуждение и любопытство, без толики сочувствия. – А кто он, этот мужчина?

Отличный вопрос.

Сама ищу ответ на него, но безуспешно.

Муж? Бывший муж? Отец моего ребёнка? Мужчина, превративший моё сердце в кровавые ошмётки? Человек, которого я боюсь сейчас, но который до сих пор приходит мне во снах в той, своей прежней мягкой и заботливой ипостаси?

Я не знаю.

– Мама! – Слышу тонкий детский голосок.

Несётся ко мне моя пуля!

– Привет, солнышко! Как сегодня прошёл твой день?

– Отень ховошо.

– Ну и славно! – Целую Киру в лобик, заправляю за ушки выбившиеся из косичек тёмные пряди. – Давай домой собираться.

Кирюха обхватывает меня ручками за шею, вжимается носиком в мою холодную щёку. Она так вкусно пахнет этой детсадовской едой, порошком, а ещё чем-то только своим, каким-то особенным запахом ребёнка.

Она самое чудесное, что у меня есть, и хотя бы за неё я Шахманову благодарна.

Если бы у меня была возможность назад отмотать и с Дамиром не встречаться, я бы ей не воспользовалась, потому что жизни не представляю без Киры теперь.

Застёгиваю на Кире кофту. Пальцы дрожат, пуговицы не проталкиваются в петельки с первого раза.

Марина Васильевна продолжает стоять над душой, будто ждёт объяснений, но я не обращаю внимания на этот пристальный, прожигающий меня насквозь взгляд.

Я не собираюсь откровенничать с воспитателем своей дочери. Город очень маленький, все друг друга знают, поэтому слухи расходятся со скоростью света. Люди здесь живут в продолжительной стагнации, и любое, даже незначительное событие, особенно касающееся чужого грязного белья, воспринимается с почти безумным восторгом, долго смакуется и обсасывается, обрастает удивительными подробностями.

Я не хочу, чтобы моё имя полоскали на каждом углу. Сегодняшний эпизод и так даст людям повод для сплетен. Пускай они лучше додумывают, чем знают правду, потому что всё равно не смогут придумать хуже, чем есть на самом деле.

– Марина Васильевна, мы следующую неделю дома посидим. Не по болезни.

– Всё равно потом только со справкой от педиатра.

– Я помню, – вздыхаю устало.

С садом пока повременим. Шахманов может предпринять ещё одну попытку. Конечно, если он увидел Кирилла Мазурина своими глазами, то вряд ли решил, что это его ребёнок.

Но Шахманов и сейчас может караулить меня у подъезда, тогда спрятать Кирюху и как-то выкрутиться уже не получится.

В чём я уверена точно – Шахманов сам не отступит, не в его это природе. Поэтому придется мне выйти с ним на диалог и попытаться все словами через рот объяснить. Никуда я с ним не поеду, потому что у меня есть гордость, есть чувства, а еще мне больно до сих пор от его предательства.

Возможно, я смогу донести до Дамира, что меня нельзя, словно куль, закинуть на плечо и унести. Возможно, он даже поймет и отпустит. Но если он узнает про Киру – нет. Ни за что он не уедет без дочери, а при худшем раскладе еще и попытается ее у меня отобрать.

От этой мысли меня бросает в дрожь.

Моя. Моя дочь. Не отдам.

Кире придётся недельку дома посидеть, и это меня расстраивает: она не любит с Олегом одна оставаться, а Олег не любит оставаться с ней.

Но на няню у меня нет денег, а брать ещё один больничный в этом месяце я просто не могу себе позволить – и так полторы недели отсидела дома, что очень ударило по и без того мизерной зарплате учителя.

Мы с Кирой идём домой. Она весело щебечет мне о том, как развлекалась в садике: что в сон-час не спала, а баловалась с Яной и Сёмой, а на обед давали невкусный рыбный омлет.

– Рыбный омлет? Ты его съела?

– Не-ет! Я не люблю выбу.

– Какие извращенцы вообще кормят детей рыбным омлетом? – спрашиваю я больше у себя, чем у Киры.

– Это повав.

– Повар? Ух мы этого повара!

Чем ближе мы подходим к дому, тем грустней становится Кирюха. У меня сжимается от тоски сердце.

Дети очень тонко чувствуют. Считывают откуда-то из глубины. И я знаю, Кира пытается понравиться Олегу – рисует иногда его портреты в садике, неумелые и кривенькие, но с душой.

Олег их принимает без энтузиазма.

Кира расстраивается.

Я злюсь.

Вот такая у нас семья, да.

Прежде чем зайти во двор, я осматриваюсь. Машины Дамира нет, но я всё равно подхватываю Кирюху на руки и бегом несусь к подъезду. И только когда тяжелая металлическая дверь с громким лязгом закрывается за моей спиной, облегченно выдыхаю.

Открываю дверь квартиры.

Темно, душно, затхло, и воздух прокуренный.

Чёрт возьми, убила бы!

– Олег! Ты опять куришь дома? – Разгоняю я рукой закрученный в спирали светлый дым. – Почему нельзя на балкон выйти?

Прохожу в зал.

Олег валяется на диване перед телевизором. На табуретке рядом, в пепельнице, тлеет и дымит непотушенная сигарета. На полу пустые алюминиевые банки из-под пива и я тут же вспоминаю, что в своей запаре совсем забыла про магазин.

Ладно, оно к лучшему. Олег, судя по всему, уже успел влить в себя с утра литра два. Думаю, для пятницы этого достаточно.

– Привет, – бросает он мне, не отрывая взгляда от новостей. – Не, ты видала, что творится? Лесные пожары, столько гектар леса горит, а они ниче не делают! Нахрена нам эти пожарные вообще?! Работу бы свою научились работать! Че за бездари! А бабло они получают с наших налогов!

Это любимое занятие Олега – смотреть телевизор и возмущаться, что все живут не так, как нужно. Он один знает, как правильно тушить пожары, ловить преступников, лечить людей и принимать законы.

Я с этим его хобби смирилась, хотя лучше бы он занялся чем-то полезным.

– Ась, купила?

– Прости, забыла, – открываю в зале окно, чтобы проветрить.

– Ты чё, я замерзну!

– Дышать нечем дома.

Цокает и натягивает на себя плед.

– А чё не купила-то?

– Я просто вся в своих мыслях. Вылетело из головы.

– Аа. Ну конечно, вечно у тебя из головы вылетает, когда я что-то прошу.

Кирюха в зал не входит – выглядывает из-за дверного косяка на нас, как мышонок.

– Кушать хочешь? – спрашиваю её.

– Да, сваргань что-нибудь, плиз, – отвечает мне Олег.

– Там же суп был, я вечером варила.

– Так я его съел уже.

– Мог бы и приготовить что-нибудь, – ворчу я себе под нос. – Весь день дома сидишь.

– В смысле? Я мужик, Ась, алло. Готовить – женская функция. Вы в моей квартире живёте, так что давай, дорогая, обязанности честно распределять.

Не хочу начинать перепалку с порога. Молчу вообще про честное распределение обязанностей, потому что Олег уже полгода нигде не работает и денег не приносит. Его, кажется, такой расклад устраивает. За коммуналку плачу я, еду и бытовуху тоже на свою учительскую зарплату покупаю. Он в обмен на это предоставляет нам с Кирой коробку, которую гордо зовет квартирой.