Полгейт переминался с ноги на ногу, но деваться ему было некуда. Мы все более или менее нетерпеливо ждали, пока Джаспер с конюхом поднимали помост и запирали фургон. Джермин Грейвс пробежал несколько шагов в мою сторону, показал мне неприличный жест и сообщил, что еще никому не удавалось безнаказанно встать ему поперек дороги и что я об этом еще пожалею.

— Вы мне за это заплатите! Я вам покажу!

— Кит… — испуганно прошептала Холли. Я снова обнял ее за плечи и ничего Грейвсу не ответил. Через некоторое время он резко развернулся на каблуках, подошел к машине, залез в кабину, захлопнул дверцу и так резко рванул с места, что лошади в прицепе, должно быть, попадали на пол.

— Вот свинья! — сказала Холли. — Как ты думаешь, что он сделает?

— Да он больше кричит, чем делает, — ответил я.

— В отличие от меня, — заметил Полгейт.

Я посмотрел ему в глаза и сказал:

— Я знаю.

«Да, — подумал я, — теперь уже никуда не денешься».

Теперь мне, как никогда, нужна была сила. Господи, дай мне сил! Я отпустил Холли, подошел к машине, на которой мы приехали, и достал свой анорак.

— Холли, — сказал я, — проводи, пожалуйста, этих господ в маленькую гостиную. Я сейчас позову Бобби и… и его отца.

— Осторожнее, Кит! — со страхом сказала Холли.

— Постараюсь.

Она с сомнением посмотрела на меня, новее же отправилась к дому вслед за мной. Мы по старой привычке вошли через кухню — нам даже не пришло в голову воспользоваться парадным входом.

Полгейт, лорд Вонли и Эрскин следовали за нами. В прихожей Холли указала им дверь в маленькую гостиную, где по вечерам они с Бобби иногда смотрели телевизор. Большая гостиная была расположена дальше, и оттуда слышались голоса. Голос Мейнарда говорил не умолкая.

Я собрал все силы и заставил себя войти туда. И это была моя большая ошибка, едва не ставшая роковой. Бобби потом говорил мне, что он увидел меня таким же, как тогда, в конюшне, и потом в саду: мрачная тень, враг, старый, непримиримый враг, вечная темная угроза.

— … И если ты хочешь избавиться от него, ты должен сделать это, и сделать это сегодня, сейчас, — монотонно повторял Мейнард, словно твердят это уже много часов подряд.

А в руках у него был маленький черный пистолет.

Когда я вошел, он умолк. Глаза его расширились. Наверно, он увидел то же, что и Бобби: Филдинга, воплощение зла. Он сунул пистолет в руку Бобби.

— Давай! — рявкнул он. — Теперь или никогда!

Глаза его сына были стеклянные, как тогда, в саду. Он не сделает этого… Это невозможно…

— Бобби! — умоляюще воскликнул я. А он вскинул пистолет и прицелился мне в грудь.

Я повернулся к нему спиной. Я не хотел видеть, как он это сделает. Как он разобьет наши жизни: и мою, и свою, и жизнь Холли, и жизнь ребенка… Если он это сделает, я не хочу на это смотреть.

Время шло. Секунды тянулись бесконечно. «Даниэль…» — подумал я. И услышал за спиной голос Бобби:

— Кит…

Я окаменел. «Его так просто не напугаешь», — сказала Холли. Но Бобби с пистолетом напугал меня до потери пульса.

Бобби обошел меня и заглянул мне в лицо. Он был белый как мел — наверно, и я тоже. Пистолет был опущен — Бобби уже не целился в меня. Он вложил пистолет мне в руку.

— Прости, — сказал он.

Я не мог произнести ни слова. Он отвернулся и, спотыкаясь, точно слепой, направился к двери. В дверях появилась Холли. Он обнял ее и крепко прижал к себе, словно только что спасся от катастрофы. Собственно, так оно и было.

Я услышал позади какой-то шум и обернулся. Мейнард надвигался на меня, сжав кулаки, оскалив зубы — куда только делось все обаяние! Я развернулся к нему. В руке у меня был пистолет. Увидев оружие, Мейнард остановился и начал отступать. Он явно испугался.

— Вы подстрекали своего родного сына совершить убийство, — с горечью сказал я. — Вы нарочно заводили его…

— Это должен был быть несчастный случай! — сказал Мейнард.

— Да кто же поверит, что Аллардек убил Филдинга по несчастной случайности?

— Я готов был заявить это под присягой!

Вот ведь гад! Мне стало противно.

— Ступайте в другую гостиную! — приказал я и отодвинулся в сторону, давая ему пройти, но все время держа пистолет нацеленным на него.

Пристрелить меня самому у него кишка была тонка. И он, значит, решил сделать это руками Бобби…

Нет, зря я посоветовал заманить его сюда под тем предлогом, что Бобби хочет раз и навсегда от меня избавиться. Он едва не преуспел в этом. Я сам дурак.

Мы прошли через прихожую в другую гостиную. Полгейт, Эрскин и лорд Вонли были уже там. Они торчали посреди комнаты. А у входа, все еще обнявшись, стояли Бобби и Холли. У меня было такое ощущение, что я вхожу в клетку с тиграми. Холли потом говорила, что с пистолетом в руке я выглядел таким грозным, что она едва узнала во мне своего брата Кита.

— Садитесь! — приказал я. — Вы, — я указал на Мейнарда, — вон в то кресло.

Кресло было низкое и глубокое, и выбраться из него в случае чего было не так-то просто.

— Вы, Эрскин, — вот сюда, рядом с ним. А вы, лорд Вонли, на диван.

Полгейт, не дожидаясь приглашения, молча опустился на свободное место рядом с лордом Вонли.

— Достаньте электрошок, — приказал я ему, — положите его на пол и подвиньте сюда.

Я чувствовал, что ему отчаянно не хочется этого делать. Я видел это по его глазам. Но он все же пожал плечами, достал плоскую черную коробку и сделал то, что ему было приказано.

— Ну вот, — сказал я, — а теперь мы посмотрим один фильм.

Я покосился на пистолет.

— Стреляю я довольно хреново, — сообщил я. — Так что, если придется стрелять, я даже не знаю, в кого именно попаду. Так что лучше сидите спокойно.

Я перебросил анорак Бобби.

— Кассета в одном из внутренних карманов.

— Включить? — спросил Бобби, найдя кассету и достав ее. Руки его тряслись, голос дрожал. «Сука этот Мейнард!» — подумал я.

— Включай, — сказал я. — Холли, задерни занавески и зажги свет.

Когда фильм кончится, будет уже темно.

Пока Холли занавешивала окна, за которыми подходил к концу холодный хмурый день, все молчали. Бобби включил видеомагнитофон, телевизор, вставил кассету. Полгейт угрюмо посмотрел на анорак, который Бобби бросил на кресло.

Лорд Вонли взглянул на пистолет, на меня и отвернулся.

— Готово, — сказал Бобби.

— Включай, — сказал я. — И вы с Холли тоже сядьте и посмотрите.

Я закрыл дверь и прислонился к ней, как недавно лорд Вонли в «Гинеях».

На экране появилось лучезарное лицо Мейнарда. Мейнард попытался выбраться из кресла.

— Сидеть! — приказал я.

Должно быть, он догадался, что это за кассета. А он-то думал, что этого интервью давно уже не существует! Мейнард посмотрел на пистолет у меня в руке, прикинул расстояние, которое придется преодолеть, чтобы до меня добраться, и покорно откинулся на спинку кресла.

Интервью из мирного диалога переросло в открытые нападки. Лорд Вонли медленно разинул рот.

— А вы этого раньше не видели? — спросил я.

— Нет-нет! — сказал лорд Вонли, не отрывая глаз от экрана. Ну да, конечно: вряд ли Роза сочла нужным показывать похищенную кассету владельцу газеты за те два дня, что кассета пролежала в «Глашатае».

Они смотрели на экран, а я смотрел на них. Мейнарду было хреново. Лицо Эрскина оставалось каменным. Лорд Вонли сидел как зачарованный. Полгейт оживился и исполнился неподдельного любопытства. Бобби и Холли были в ужасе. Я с сожалением подумал, что Бобби предстоит испытать огромное потрясение: неприятно узнать, что твой отец такая сволочь.

Интервью закончилось, и на экране появились Перрисайды, рассказывающие, как они потеряли Метавейна. Потом Джордж Таркер со своим рассказом о том, как его сын покончил жизнь самоубийством. Потом Хью Вонли, умоляющий разрешить ему вернуться домой. И, наконец, снова Мейнард со своей самодовольной улыбкой.

Все это произвело большое впечатление даже на меня, а про остальных и говорить нечего. К концу фильма лица у всех были одинаково ошеломленные. Пожалуй, Джо был бы доволен эффектом, который произвело его творение, особенно оглушительное молчание под конец. Суд окончился. Обвиняемый был признан виновным. Оставалось вынести приговор.