Кстати, надо отметить, что подобное пожелание духами нам «спокойной ночи», стрельба из гранатометов или минометов в нашем тылу с гор, происходило каждый день нашего противостояния здесь под Каджаками. И если бы таких ночных обстрелов не было, мы, пожалуй, не смогли бы и уснуть.
В этот день нашими военноначальниками было принято решение о полном выводе «племенного батальона» из крепости на плотине Каджаки. Вот так и началась систематическая сдача моджахедам позиций в южных провинциях Афганистана.
28 октября.
Честно признаться, вывод «племенного батальона», отхода от плотины и крепости все наших подразделений я с расчетом ПРП тупо проспал. И так, проспав вывод из крепости афганского «племенного батальона» с их семьями и с их скарбом, отход с позиций мотострелков и штаба артиллерии во главе с Хачатуровым, я с расчетом ПРП был разбужен диким стуком в броню.
Однако, катимся дальше. Поравнялись с нашим старым НП, на котором 24-го всем РСам кланялись, впереди на пригорке метрах 150 стоит новехонький «ЗИЛ-131», брошенный сарбозами. По какой причине его бросили, непонятно. С прострелянного бензобака капает топливо, аккумулятор снят, других явных повреждений у машины я не видел. Бойцы мои кидаются в кузов и начинают ворошить поклажу, тащат в башню ПРПшки новенькие матрасы, одеяла… Это не мародерство! Сарбозы сами все кинули, а посему не грех было бойцам поживиться, тем более что в полку им спать приходилось порой на таких матрасах, от которых осталось одно только название и которые я бы по-хорошему давно списал. Ну, да ладно, один трофей ‒ толстое верблюжье одеяло с атласной окантовкой ‒ до сих пор мне исправно служит. Три минуты этой остановки и катим дальше на ОП 10-й реабатр. Подъезжаем к 6-й БМ, спрашиваю у Олега Пилипенко, чего он тут еще стоит, и есть ли сухпай, а то последние четверо суток мы практически на воде, да еще свой запас сухпая вчера в транспортном ящике расстреляли и есть реально хочется. Он в ответ примерно: "Работаем по плановым целям, прикрываем отход всех, а за едой ‒ едь на первую". Объезжаем позицию и КШМ дивизиона с начштабом 4-го дивизиона майором Кравцовым Юрием Васильевичем (СВАКУ-75, 03.87–02.89), подкатываем к 1-ой на ОП БМ, бойцы которой поделились с нами сухпаем. Костер и горячий завтрак под «стон» БМ и шорох духовских РСов.
Во время этого нашего завтрака впервые за эти дни РС разорвался в 40 м сзади от КШМ на огневой позиции 10-й реабатр (перелет метров 80 за ПРП — прим. Автора). Я еще тогда своим бойцам сдуру сказал, что если бы был духовским корректировщиком, то довернул бы вправо на 0-01… и точно в КШМ. НАКАРКАЛ… Когда второй РС упал в том же месте, скомандовал бойцам «на броню!» и мы на ПРП и зампотех с водилой на «Урале» и ТК (тягач колесный) ушли на юг (влево от БМ) на 100 м под прикрытие небольшой горы.
За эти дни боев у меня на духовские РСы появилось просто звериное чутье ‒ я приближение их разрывов уже тупо начал чувствовать своей задницей. Однако вынужден и обязан отметить, что боевая работа на огневых позициях (а иногда и НП) несет в себе определенную степень фатализма ‒ до последнего не знаешь, когда и где разорвутся снаряды противника, а посему стоять расчетам на местах и выполнять боевую задачу чаще всего приходится до первого рокового разрыва, а в отдельных случаях и под огнем противника.
Когда мы за горой укрылись ‒ место нашего этого завтрака накрыл РС. Дым рассеялся ‒ жуть: БМ-21 накренилась, стоит без лобовых стекол с изрешеченной осколками кабиной, вокруг нее командир БМ раненый в ногу кругами бегает. С огневой позиции 10-я реабатр снялась с превышением норматива… Тут же одновременно к БМ подлетели две ТЗМ… Тела погибших двух бойцов фельдшер дивизиона пр-к Соя Николай Иванович (в ДРА с 87 по13.02.89) и ряд. Бадешко Александр (в н.в. прож. в г. Киев) загрузили в кузов ТЗМ и до следующего разрыва РСа успели покинуть огневую. Зампотех Зарубицкий Валерий Андреевич на ТК Александра Кононенко также рванули за подбитой БМ, цепанули ее на крюк тягача и вытащили к нашему ПРП. Жуткая картина, от которой у меня и моих бойцов пару секунд было замороженное состояние. Полный шандец ‒ стекла выбиты, левый бок кабины и радиатор как решето, колеса передние пробиты, весь капот кабины БМ в пятнах крови вперемешку с кусками мозга, волосами и песком. Не отошли бы мы за горку, и, возможно, наш ПРП точно также был бы в остатках нашей плоти и крови. Однако «тормозить» было некогда. Сам кинулся к приводам, вручную пакет в походное положение стал приводить, тут и бойцы подключились поворотный привод крутить и кабину БМ подчищать. Результат разрыва этого злосчастного РСа: снесло полчерепной коробки водителю БМ рядовому Чебанову Николаю, а наводчику из другого расчета рядовому Бухарову Андрею ‒ вырвало полбока. (Ряд. Бухаров Андрей случайно оказался в этом месте, он был из другого расчета. После того, как он получил в машине взвода обеспечения сухпай, то шел к 1-ой БМ передать расчету часть сухпайка. Во время начавшегося обстрела ОП он заскочил в укрытие у 1-й БМ к Николаю Чебанову, куда и попал этот злополучный РС (по информации, полученной от Белоусова (Татару) Юрия ‒ водителя-заряжающего 3-й БМ, командира 3-й БМ ‒ Палика Кирилла) — прим. Автора). Оба погибших бойца ‒ Чебанов Николай и Бухаров Андрей были в брониках и касках в укрытии из снарядных ящиков в отличие от командира БМ только в ногу раненого и сидевшего без бронника и каски. (Командир 1-й на огневой БМ был прикомандированным на эти боевые из 11-ой реабатр, поскольку в 10-й реабатр из-за эпидемии тифа и гепатита тогда не хватало штатного л. с… Фамилию этого прикомандированного сержанта из 11-й реабатр я у него тогда не спросил, и лишь в результате мобилизации и усиленных поисков в настоящее время в течение последнего года он был доподлинно установлен: Егоров Сергей Николаевич, прож. в Альметьевском р-не Республики Татарстан — прим. Автора.). Минуты через две Олег Пилипенко подвез на «Урале» (ТЗМ) раненого в ногу прикомандированного из 11-й реабатр сержанта ‒ командира 1-й БМ, и я забрал его себе на броню ПРП, подстелив под него новенький сарбозовский матрасик (пригодились трофеи). За Олега я тогда изрядно поволновался ‒ он мне своего бойца с рук на руки передал, а сам на ТЗМ обратно под обстрел на ОП поехал искать под слоем песка засыпанные разрывом РСа автоматы погибших бойцов и собирать пластины от броников. Это «железо» же не спишешь, пока не представишь его остатки. У меня волосы шевелились и мороз по коже…, думал, не дай бог, что с ним…, как его жене сказать, что из-за куска железяки…
Мы на ПРП и зампотех на ТК с подбитой БМ под прикрытием гор отошли на юг километра на четыре, срезав при этом хороший крюк дороги, по которой выходила из соседней низины колонна наших «Уралов», БМП и другой техники. Я с расчетом ПРП встал на краю небольшого уступа плато (справа от гусянки валялся кем-то потерянный реактивный снаряд от БМ-21). Пропускаем колонну. Бойцы сидят на башне в недоумении, я им (примерно): "Ищите в колонне Пилипенко, пока лично его не увижу, не тронусь с места, а то и назад пойдем". Увидел в колонне Олега минут через 5–7 ‒ помахали друг другу рукой (обошлось) и я «трактору» стук по шлемофону ‒ «вперед». Спуск крутой, под 50 градусов и 15 метров вниз. ПРП носом клюнул ‒ не знаю, за что там цеплялись мои бойцы, сидящие на башне, но усидели все. Потом, уже когда до места сосредоточения добрались, мои бойцы рассказали, что как только ПРП вниз покатился, в месте нашей остановки рванул РС. Я, честно признаться, сидя за механиком-водителем ничего этого уже не видел, да и не слышал разрыва РСа в реве колонны, идущей параллельно с нами в 15 метрах.
Однако далее… Пройдя километров пять, «врезались» в колонну. Впереди г. Афганигар. Треск стоит от рвущихся РСов ‒ очередной духовский обстрел из района кишлаков, расположенных на востоке от г. Афганигар. Здесь еще 23 октября на блок встал 2-й огневой взвод 4-й габатр нашего артполка во главе с комбатом капитаном Морозовым Виктором Николаевичем (КВАКУ-79, 08.87–13.02.89). Причем встали Д-30 на огневую позицию (еще 24 октября) прямо напротив этой горы, да так, что проход между подножьем горы и орудиями был метров 60, не более. И вот в эту узкую щель под обстрелом и ломилась в колонну по одному вся наша техника. Раненого в ногу сержанта накрыли целиком своими брониками. Своему расчету крикнул, чтоб все в башню прыгали и люки задраили. Сам же, поскольку весь полик был завален каким-то имуществом, с горем пополам и кое-как втиснулся в «броню», захлопнул люк и обнаружил, что свой АКС74У оставил сверху на броне. Крутанул люк вправо, смотрю в командирский прибор ‒ рядом с раненым бойцом телепается мой автомат по броне, зацепившись ремнем за болт на люке. Подумал, во будет попадалово, если в тряске он скатится под гусянки… Глянул внутрь башни ‒ в ней, в пустой-то вдвоем тесно, а тут трое моих бойцов с горем пополам полулежа втиснулись в позах буквы Z (зю), т. к. весь полик и сидушки башни были, конечно же, завалены нашими трофеями ‒ одеялами и матрасами, которые собрали с брошенного сарбозами «ЗИЛа». Правда, люки они задраили только когда я с перекошенной от злости рожей с трехэтажным матом погрозил кулаком… Поравнялись с горой Афганигар, кручу люк влево и смотрю через приборы на наши Д-30. РСы духов с характерным шелестом и треском рвутся вокруг ОП ‒ орудия к этому моменту уже лупят беглым в ответ. Все в дыму и пыли, толком ничего не видно и откуда духи РСы пускают тоже непонятно… Вся колонна рвалась вперед, чтоб быстрее проскочить это узкое место в зоне обстрела. Пыль просто столбом стояла. Механик-водитель Серега Пробейголова ПРП вел вслепую и чуть не столкнулся с впереди идущим «Уралом» (ТЗМ), который лично я совсем в приборы не видел. Мат-перемат…, люки настежь. Проскочили зону обстрела. Следовавшая чуть позже за нами 1-я сабатр 2С3, подойдя к этой зоне обстрела у г. Афганигар и ОП 4-й батареи, тут же с ходу развернулась и огнем прямой наводкой стала уничтожать духовские пусковые установки РСов.
