– Да ходите, чего уж! – донесся от двери недовольный голос фабриканта.

Фома Фомич пересек комнату и, подойдя к игрушке, резко, с шумом хлопающего на ветру белья, сорвал покрывало. То, что он увидел, заставило его отшатнуться. Темно-коричневая лохматая обезьяна, высотой никак не менее двух с половиной локтей, с длинными, висящими, словно плети, руками и жуткой безволосой мордой. Игрушка была как живая. Она застыла в такой позе, будто собиралась сделать шаг вперед. Вне всяких сомнений, те, кто изготовил игрушку, постарались на славу. Возможно, они не ставили перед собой цель сделать что-то невероятно пугающее, но именно это, по мнению фон Шпинне, у них и получилось. И хотя фальшивые глаза игрушки отливали неживым стеклянным блеском, начальнику сыскной казалось, будто смотрит она как-то осмысленно, точно человек. Взгляд был самым страшным в ее облике.

– А вы не думали, что дарить подобную вещь внуку, которому едва исполнилось десять лет, не очень разумно? – громко спросил через всю комнату фон Шпинне. Его голос отразился эхом от высокого потолка.

– Почему это? – По голосу Протасова можно было понять: его обидел этот вопрос.

– Ребенок может испугаться, и этот испуг останется с ним на всю жизнь! Вы об этом не подумали? – задавая вопросы, Фома Фомич не сводил глаз с механической игрушки.

– Признаться, не подумал! Я хотел купить что-нибудь эдакое, чтобы ух! – оправдываясь, ответил Протасов.

– Чтобы ух? Что же, у вас это получилось… А можно взглянуть, как она работает? – Фон Шпинне оставил обезьяну и вернулся к Савве Афиногеновичу и Сергею, которые продолжали стоять у порога.

– Вы хотите, чтобы я ее завел? – Протасов принялся шарить в карманах.

– Если вам несложно. Хочу поглядеть, как работает это чудо техники. Своим внукам, если они у меня будут, покупать подобную игрушку не стану, но расскажу о ней!

– Хорошо! – кивнул Савва Афиногенович и, осторожно ступая, точно по первому льду, направился к обезьяне. На полпути он оглянулся и крикнул Сергею:

– Чего стоишь, иди, поможешь мне!

Протасовы перенесли обезьяну на узкую полоску вдоль стены, где пол не был покрыт ковром, и завели.

– По коврам она плохо ходит! – пояснил Савва Афиногенович. – Мне в Берлине сказали, чтобы мы ее пускали только по голому полу.

Сын с отцом отпустили игрушку, она чуть постояла, потом повернула головой из стороны в сторону и улыбнулась. Во рту у нее блеснули крупные, как у лошади, зубы. Затем обезьяна качнулась, отклонилась и, подняв левую ногу, шагнула вперед. Этот шаг был каким-то нерешительным, точно после сна, но второй и следующие обезьяна сделала уже более уверенно. Затем довольно бодро потопала по полу, едва слышно позвякивая деталями спрятанного внутри механизма.

– А если она упрется в стену? – спросил не сводящий глаз с игрушки Фома Фомич.

– Сейчас увидите! – ответил Сергей.

Обезьяна, крутя головой из стороны в сторону, будто бы осматривая комнату, быстро шла прямо на стену, но перед самой стеной остановилась, немного постояла, развернулась и пошла в обратном направлении.

– И долго она может так ходить? – спросил начальник сыскной, зачарованно глядя на механическое чудо.

– Пока завод не кончится! – бросил Протасов-старший.

– А на сколько хватает полного завода?

– Мы никогда на полную пружину не заводили, но в Берлине сказали, она может ходить больше десяти минут!

– Это впечатляет, – восхищенно проговорил Фома Фомич. – А вот вы говорили, она еще умеет обниматься. Можете это мне продемонстрировать?

– Нужно, чтобы кто-то встал на ее пути, тогда она обнимет этого человека, – сказал фабрикант.

– Я не буду становиться! – тут же испуганным голосом отозвался Сергей.

– Я встану, – с улыбкой посмотрел на него фон Шпинне.

– Может, не стоит? – озабоченно глядя на Фому Фомича, спросил Савва Афиногенович.

– Ну почему же не стоит, стоит. А если она начнет меня душить, то, надеюсь, вы придете мне на помощь! – весело проговорил начальник сыскной. Однако в глазах его собеседников не было и толики веселья.

Фома Фомич сошел с ковра и стал на пути обезьяны. Она, после того как уперлась в противоположную стену, развернулась и шла обратно. Начальник сыскной, как мы уже говорили, был совсем не робким человеком. Но, глядя на то, как к нему, гремя деталями, вертя головой и слегка раскачиваясь из стороны в сторону, приближается искусственный монстр, почувствовал волнообразную пульсирующую слабость в ногах. По спине пробежал озноб, захотелось отойти и уступить дорогу игрушке. Но он справился с этим не украшающим мужчину желанием и позволил механической обезьяне обнять себя.

Объятия были, впрочем, не очень сильными, можно даже сказать, мягкими. Однако где-то в глубине игрушки под ее темно-коричневым мехом угадывалась мощная и пугающая сила. Она чувствовалась в движениях, в едва слышном позвякивании узлов и механизмов. Казалось, обезьяна может обнять и сильнее, но какое-то имеющееся у нее внутри стопорное устройство не позволяет этого сделать. Еще начальник сыскной обратил внимание на едва различимый камфорный запах, исходящий от игрушки.

– А как мне освободиться? – спросил, с трудом поворачивая голову в сторону Протасовых, фон Шпинне.

– Она сейчас сама вас отпустит! – сказал Сергей. И действительно, спустя совсем непродолжительное время обезьяна разомкнула объятия и, сделав шаг назад, гулко, почти утробно сказала:

– Протасов Миша, здравствуй!

– А теперь уходите с ее пути, потому что она опять будет вас обнимать! – предупредил Сергей и, надо сказать, сделал это вовремя. Едва Фома Фомич отступил в сторону, обезьяна снова двинулась вперед, но, никого не встретив, проследовала дальше до стены.

– Да, завораживающая игрушка! – сказал, подходя к Протасовым, начальник сыскной.

– Теперь-то вы понимаете, почему я не хотел ее выбрасывать? – с легкой улыбкой посмотрел ситцепромышленник на Фому Фомича.

– Теперь понимаю! – кивнул тот. – Хотя стоит ли рисковать? Если все, что вы мне рассказали, правда, то не исключено, что когда-нибудь кто-то, встретив ночью это чудо, может до смерти испугаться. Не лучше ли все-таки вам от нее избавиться…

– Жалко выбрасывать! – поджал губы Протасов.

– Ну, зачем же выбрасывать, вы наверняка могли бы ее продать. Кстати, совсем забыл сказать, в телеграмме, которую я получил из «Детских радостей», говорится: если игрушка вам наскучила или вы недовольны ее работой, они могут выкупить обезьяну назад. Разумеется, не за всю стоимость. Однако это ведь не полная потеря денег.

– Я подумаю, но хочу вам напомнить ваши же слова, что пока мы не разберемся в этом деле, механическую обезьяну лучше никуда не девать!

– Да, я помню! – озираясь на марширующего монстра, кивнул фон Шпинне. Он точно помнил, что не говорил таких слов, но подыграл фабриканту, пусть думает, что его очень легко заморочить. – Может быть, ее остановить?

– Сама остановится! – махнул рукой Протасов-старший.

Обезьяна, точно услышала его слова, сначала замедлила ход, а потом и вовсе замерла. Сын с отцом перенесли ее на место и снова накрыли сиреневым покрывалом.

– Ну, Сергей, теперь наконец настало время нам поговорить. Вы уж извините, что заставил вас ждать!

– Да я ничего…

– Нет-нет, все равно извините! Где же нам присесть? – Начальник сыскной стал озираться, хотя знал, что ни столов, ни стульев в игровой нет. Ему на помощь пришел Протасов-старший.

– Так, может быть, в мой кабинет?

– Вот теперь это кстати! – согласился фон Шпинне.

Все трое прошли в кабинет хозяина дома. Это была комната ничуть не меньше игровой. Что особенно удивило начальника сыскной – вдоль стен стояли шкафы, заставленные книгами, целая библиотека.

– Это вы столько читаете? – Он повернулся к Протасову.

– Читаю! – без какой-либо рисовки ответил тот.

– И давно вы к этому делу пристрастились?

– С детства. Мой отец, царствие ему небесное, любил читать. Тут половина книг, которые он лично покупал, ну а у меня это пристрастие от него! – Промышленник говорил словно оправдывался, потом, обведя кабинет руками, сказал: – Здесь никто не потревожит, располагайтесь, а я вас пока оставлю…