Какое-то странное чувство не давало мне покоя, словно что-то пронизывало изнутри, я ощущал лёгкий холодок, целясь в эти бездыханные тела. Было такое ощущение, словно я раньше стрелял в людей, и не в мёртвых, а в живых. Будто бы выполняя какое-то рутинное дело, словно передо мной не тела людей, которые ещё несколько часов назад были живы, а мишени на стрельбище, я произвёл несколько выстрелов и вышел из ступора.

– Нормально, сойдёт, – сказал Алексей. – Теперь следующий, передавай пистолет.

Я поставил оружие на предохранитель и протянул его парню по правую руку от меня. Заметно было, что тот волновался, глаза его бегали из стороны в сторону, словно ища выход из помещения. Я понимал, что выхода у нас было только два: либо через дверь, ведущую в эту комнату, если будем слушать Алексея, либо через печь крематория. Парень растерянно посмотрел на меня, внешне он был старше лет на пять-шесть, но волнение в его глазах играло, как должно было играть у семнадцатилетнего подростка. Парень ещё раз взглянул на меня, я лишь молча кивнул ему.

Через четверть часа мы все вышли из комнаты крематория… живыми. Я был готов отключиться сию же секунду. Оставалось потерпеть ещё немного. После знакомства с остальными охранниками нам выдали воду и дополнительно по упаковке хлебцев. За каждым закрепили койко-место и закрывающуюся на замок тумбочку, предварительно раздав ключи. Этот день был закончен. Не прошло и десяти минут, как я отключился.

Некоторые производственные помещения блокировались таким образом, что попасть туда могли либо люди, работающие в этих помещениях, либо охрана. Доступ осуществлялся через СКУД-карты. Лишь у охраны был доступ к девяноста процентам помещений. У остальных же жителей убежища – простых рабочих, доступ был сильно ограничен: они допускались к своим рабочим местам, разумеется, в общий санузел, главный зал, столовую и ещё в пару-тройку не критически важных помещений. Стопроцентный доступ был только у смотрителя, Алексея и ещё двух человек из охраны, которым Алексей доверял больше, чем всем остальным. Хотя, общаясь с ним, мне казалось, что он не доверял вообще никому, даже смотрителю.

Первые недели я удивлялся, как в современной России можно было построить такое убежище. Точнее, не построить, а так модернизировать. Подземный бункер с развитой сетью из тоннелей и помещений ещё с советских времён, но вот всем остальным: от техники, животных и продуктов и до систем жизнеобеспечения, его напичкали только в последние годы перед катастрофой. Зачем и для чего или для кого был так усовершенствован подобный бункер? Неужто для нас – простых работников и родственников сотрудников силовых структур? На мои вопросы никто не давал внятных ответов, но имея доступ к большей части помещений, под присмотром других охранников я и ещё трое ребят продолжали знакомиться с инфраструктурой бункера. Видя объёмы убежища, я предполагал, что оно, скорее всего, предназначалось для первых лиц государства, ну или, по крайней мере, было одним из таких убежищ.

В теплицы отправили работать детей и стариков. По словам смотрителя – это была самая лёгкая работа. Под искусственным освещением в теплицах выращивали картофель, морковь, капусту, огурцы, помидоры, листья салата и болгарский перец. На отдельной зоне в двадцать квадратов выращивали траву, которую затем сушили и добавляли в корма для животных. В соседнем помещении держали скотину и птицу: куры, с дюжину коров и два десятка свиней. За стеной помещения был расположен склад с кормами и сеном. К работе с животными допускали только взрослых мужчин и женщин, никаких детей и стариков. За систему подачи, вентиляции и фильтрации воздуха отвечал IT-отдел из трёх человек. Система была автоматизирована и всё, что требовалось от сотрудников – это в основном наблюдать. У IT-отдела хватало и других забот, нагрузка для трёх человек на целый бункер мне казалась большой, хотя я в этом ничего и не понимал. В отдельном помещении было установлено два дизель-генератора. Работали они поочередно: по одному месяцу. Их обслуживанием занимались мы – охрана. При переключении с одного генератора на другой нужно было сначала остановить работу первого. Свет пропадал во всём бункере, поэтому предварительно мы связывались с IT-отделом, те, в свою очередь, заранее отключали оборудование и все важные системы, которые зависели от подачи электроэнергии. Для общей безопасности на время отключения света всех людей собирали в главном зале под присмотром охраны с автоматами и фонариками. Через две минуты запускали второй дизель-генератор и планомерно подавали электричество в разные части бункера. Генераторы работали по одному месяцу, чтобы избежать износа, без них не было бы электричества, а без электричества такое количество людей не просидело бы здесь и пары месяцев. За помещением с дизель-генераторами находился склад с топливом для них. Доступ туда осуществлялся по СКУД-картам, подходили только карты охраны и смотрителя. Даже у айтишников были ограниченные права, хотя что-то мне подсказывало, что сделать себе доступ ко всем помещениям им не составило бы особого труда. На складе с топливом хранилось двадцать цистерн и пятьдесят канистр. Смотритель заявлял, что при умеренном расходе таких объёмов должно хватить на пять лет, но я в этом сильно сомневался. Для сброса мусора существовало отдельное помещение с ямой диаметром около трёх метров и глубиной до пятнадцати метров. Глубину никто не проверял, всё со слов смотрителя. Большую часть мусора сбрасывали в эту самую яму. В помещении работала вытяжка, воняло там не меньше, чем в туалетах, поэтому входная металлическая дверь плотно закрывалась и блокировалась, отпереть её могли только сотрудники охраны и смотритель при помощи своих карт, либо же айтишники дистанционно. Мусор собирали у входа в помещение с ямой и сбрасывали обычно два раза в сутки: в восемь утра и в девять вечера. Не завидовал я тем, кому поручали эту работу, уж и не знаю, где хуже: в туалетах или в помещении с ямой. Весь лёгкий мусор, вроде тканей, картона и всевозможных бумажных отходов, сжигался в печи крематория, затем всё что оставалось, высыпали в пакеты или вёдра и относили в яму. Иногда этим правилом пренебрегали. Ситуация была непростая: с одной стороны, бумажные отходы были более габаритными, с другой же стороны, нужно было беречь газовые баллоны, которых в крематории было не так уж и много. На кухне же повара готовили пищу преимущественно на электрических конфорках.

На большинстве объектов мы дежурили по двое, будь то склады с провиантом, комната с генераторами или же теплицы и помещение со скотиной. Стычки с обычными работниками бывали, но не частые. Порой охране было достаточно приложить недовольных бунтарей прикладом или парой ударов по лицу, как те тут же успокаивались и шли выполнять свою работу на общее благо. Больше никого не расстреливали, всё пытались решать более гуманными способами. Собрания проводили в главном зале минимум два раза в месяц.

Столовая была излюбленным местом, но вмещала за один раз не более пятидесяти человек. Поэтому, как и говорил смотритель, у работников из разных отделов время приёма пищи было индивидуальным, только охранники и айтишники могли есть не по расписанию. Когда один из нас уходил в столовую, второй оставался дежурить на объекте. На столовую приходилось больше всего работников, а именно двенадцать человек. И охранников здесь было трое – следили, чтобы никто не воровал еду. Едой нас не сильно баловали, но готов поспорить, окажись мы на поверхности, всё было бы ещё хуже. Консервы, яйца, овощи из теплиц, супы, макароны и крупы – всё это основной повседневный рацион. Один-два раза в месяц на обед выдавали куриное мясо, а двоих свиней забили только через пару месяцев. Пили в основном воду, иногда молоко и чай, в очень редких случаях из запасов раз в две-три недели выдавали кофе. Иванцовский лично планировал рацион на месяц и передавал список выдаваемых продуктов работникам кухни.

За системы видеонаблюдения тоже отвечали сотрудники из айти, за которыми присматривала охрана. Камер было немного – всего двадцать штук, одна из которых сломалась уже через месяц. На самых нижних этажах бункера находилось водохранилище. Сложная система с подачей и фильтрацией воды, устройство работы которой я так и не понял до конца. За всё опять же отвечали трое айтишников и лично Иванцовский. В убежище была даже горячая вода, но её берегли. Котельная работала на угле и находилась в соседнем с водохранилищем помещении. Вентиляция от неё выводилась в крематорий, далее по смежной трубе на поверхность. Мощностей котельной не хватало для того, чтобы бесперебойно обеспечивать весь бункер горячей водой, но что-то мне подсказывало, что смотритель просто берёг уголь. Каждый житель убежища мылся строго по карточкам: раз в десять дней по пять-семь минут. Охранники и айтишники могли мыться раз в неделю и до десяти минут. Трое бюрократов, которых приставили работать в душевых, всех записывали и в конце каждого месяца предоставляли отчёты лично Иванцовскому. Что касается прачечной, то ситуация была более сложной, чем со всем остальным. Обычно все стирали свою одежду вручную и под холодной водой. Изредка, не чаще, чем раз в месяц, жителю убежища могли выдать немного порошка и дать постирать свою одежду в одной из шести машинок-автоматов. Это правило распространялось даже на нас и айтишников. Иванцовский утверждал, что стирального порошка в убежище немного, да и всего шесть машинок на такую толпу надо было беречь. Перед стиркой мы снимали робу и надевали свою обычную одежду, в которой пришли сюда в день катастрофы. На одном из собраний смотритель заявлял, что новую одежду будут выдавать раз в полгода. Я был на складе с одеждой, её там действительно было немного. Думаю, тех комплектов, что там хранились, хватило бы на сотню человек, чтобы менять одежду не чаще, чем раз в три-четыре месяца. На второй неделе пребывания в бункере всем жителям раздали по комплекту серой робы, в которой ходил и сам смотритель, лишь только охрана всегда носила военный пиксель. В убежище был даже медпункт с запасами лекарств. Среди людей нашлось двое врачей, которых и пристроили туда работать. Самым большим неудобством для обычных работников были туалеты: сколько бы их не чистили, было всегда грязно и воняло. Для такого количества человек кабинок было слишком мало, и порой собирались очереди, особенно в женские туалеты. Бывали даже моменты, когда некоторые люди не сдерживались и справляли нужду прямо на пол. В таком случае охрана заставляла человека самостоятельно убирать за собой. Нам – охране, с туалетами повезло больше: две отдельные кабинки на двадцать шесть человек. Впрочем, сколько их не мой, воняло там всегда так же, как и в общих туалетах. Канализация по выделенным трубам уходила куда-то глубоко в землю. В туалетном помещении были посменные дежурства. Работа была тяжёлая, и чтобы не нагружать одних и тех же людей, туда назначали поочерёдно сотрудников с разных объектов, они обычно меняли друг друга каждые два-три дня. Бездельников действительно не было. Как нам и сказали в самый первый день – для выживания тут работали все на общее благо.