При условии, конечно, что не умрем раньше времени.

Судьба может быть капризной госпожой.

Глава 20

Оскар Монток

Я стоял на кухне, уставившись на нож на столешнице и пытаясь напомнить себе, что должен сделать им лишь одну вещь: разрезать сыр на кусочки. Он не предназначен для пролития крови, не сегодня. Но я приближаюсь к тому, чтобы использовать его, крадясь и преследуя Офелию Марс в тени, пока она не начнет издавать влажные вздохи и не наденет на горло вторую улыбку.

Мои руки нашли нож и начали резать, создавая красивые, ровные кусочки чеддера, которые можно есть с яблоками. Иногда нужно есть, даже если весь этот процесс напрягает. Моя мать была очень дотошна с моим весом. Думаю, она оставила меня с неким пищевым расстройством.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Кэл, входя на кухню в четыре утра в черных леггинсах и расстегнутой безрукавке.

Он понимал меня лучше, чем кто-либо в семье. Несмотря на его милые улыбки и золотые волосы, Каллум лишь волк в овечьей шкуре. Он наслаждается вкусом крови так же сильно, как и я.

Виктор грубый, но уравновешенный и не боится чувствовать. Аарон по-прежнему намерен быть хорошим парнем, играя в плохого. А Хаэль…даже не заставляйте меня начинать про Хаэля Харбина.

— А на что это похоже? — холодно спросил я, поднимая взгляд, чтобы посмотреть в голубые глаза Каллума.

— На то, что ты пытаешься найти что-то, дабы отвлечься от Бернадетт, — сказал он, скользнув на табурет и поставив свои локти на столешницу.

Он положил голову на руки, пока смотрел меня. Ему повезло, что во взгляде не было осуждения.

Иначе это разозлило бы меня.

Я вернулся к сыру, отмечая, что это непривычная для меня марка. У нас есть бюджет, в этот раз кто-то другой выбрал этот органический хипстерский вариант вместо обычного, который мы всегда покупали. Здесь явно постаралась женщина, это заставило нахмуриться.

— Ты же знаешь, что мне необходимо есть? Я не робот, несмотря на внешность, — закончив с сыром и отложив его в сторону, взял яблоко и очень аккуратно проткнул кончиком ножа.

Сладкий сок стекал по моим пальцам, пришлось подавить желание слизать его. Я был чертовски голоден.

— Никто так не думает, — заверил меня Кэл, что сильно раздражало, учитывая, что Бернадетт только что разглагольствовала о том, что я человек. Она совершенно точно влюблена в меня, что одновременно тревожит и радует. Почему Бернадетт? Почему ты просто не можем уйти и найти что-то получше? То, чего я всегда боялся, сбывалось, этот темный плод расцветает на дереве моего собственного ужаса.

Чувствовал его приторный запах, похожий на сахар этого яблока и прогнившую сладость смерти.

У меня нет ни малейшего сомнения, что Офелия попытается убить Бернадетт. Я не должен был уступать и позволять Виктору жениться на ней. Должен был сильнее отбивать его цену, но был слишком занят, пытаясь доказать, что мне все равно.

На самом же деле она все, что меня волнует.

— Никто так не думает, — со вздохом повторил я, продолжая разрезать яблоко, пока оно не легло аккуратными, идеальными кусочками.

Каллум потянулся и украл почти половину и еще весь сыр. Я изогнул губу в его сторону, но взял другой фрукт и продолжил. Хотя бы это занимает мои руки и держит подальше от кровати Берни.

Сейчас из всех мест, она спала на диване. Либо ей нужен был перерыв от постоянного траха, либо это было сладкой случайностью. Я уже стоял над ней и любовался прекрасным лицом. Место, где ее порезала Билли, может оставить шрам, но процесс заживления еще в самом начале, чтобы прогнозировать такое. В любом случае это не уменьшало красоты или сияния ее духа.

Когда я говорил, что она светилась, то был серьезен.

— Ты на самом деле был девственником? — спросил Кэл, и вот оно, снова это ужасное слово.

Я подавил искушение воткнуть нож в столешницу. Так Виктор делал в ярости, и, хоть и знал, что он лучше меня контролирует эмоции, я мог хотя бы притвориться, не так ли?

— Какая тебе разница? — поинтересовался, что, полагаю, было таким же признанием вины, как слово «да». — Какая вам всем разница? Какое это имеет значение?

Каллум положил кусок чеддера на яблоко и засунул все это себе в рот, жуя в раздумьях, когда перевел голубые глаза на потолок.

Я просто ждал со стиснутой челюстью, надеясь, что получу какое-то разъяснение. Лучше поговорю об этом с Каллумом, чем с кем-то другим.

Особенно с Бернадетт.

Не знаю, как объяснить это ей. Я не такой, как Аарон, хранящий сладкий цветочек своей девственности для родственной души. Нос сморщился, и я снова вернулся к разрезанию яблока.

— Это не имеет значения в том смысле, в котором ты думаешь, но Берни заслуживает знать. И она также заслуживает знать, почему. И, думаю, нам всем немного любопытно, потому что не похоже, что ты не был с девушками до этого. Вообще-то, я видел, как ты уводил девушек в закрытые комнаты на вечеринках. Что вы там делали?

Я не смотрел на Кэла, но чувствовал, как меня охватила холодная, ледяная злость.

Почему это происходит со мной?

Не потому ли, что мой отец убил мою мать, моих братьев и сестер, и едва ли не смог убить меня? Это назвали полным уничтожением семьи. Так и не распространено, как можно подумать.

Последние пять лет жизни с Питерсами показали, насколько я извращенный.

— У нее есть доступ в Гугл, ты же знаешь, — мягко сказал Каллум, очевидно читая ход моих мыслей, написанных на лице.

— Я несовершеннолетний, мое имя не разглашается, — проткнул яблоко, порезав неидеальный ломтик, который не сочетался со всеми идеальными, выложенными на прилавке.

Ноздри раздувались от раздражения.

— Оскар, ты же не хочешь, чтобы она узнала другим способом. Просто расскажи ей откуда ты, где ты был. Это все, чего она хочет, — Кэл покружился на табурете, постукивая по нему своими голыми пятками, когда снова встал на месте. — Ей все равно, что ты — монстр. Она их любит, О. Она любит темноту и пугающие вещи, — Каллум пошевелил пальцами, но сегодня я с ним не игрался.

Ненавижу, когда меня называют О. Он специально это сделал, чтобы вывести.

— Я никогда не трахал других девушек, потому что они меня не волновали, — признался, и было странно услышать слова, слетевшие из моего рта. — Потому что вещи, которые я хотел делать в темноте, были опасными. Как я могу сдерживаться, если мне похрен на человека, с которым нахожусь? — я с грохотом бросил нож в раковину и взял то, что осталось от яблока, откусив от него.

С меня хватит дотошного разрезания. Я просто хочу есть.

Сок просочился между губами и стек по подбородку. Длинными, аккуратными пальцами я смахнул его и слизал.

Каллум какое-то время смотрел на меня, а затем кивнул, словно понимал, о чем я говорил. Знал, что он поймет. Знал, что не осудит. Хаэль же наоборот полностью поглощен этой чепухой про девственность, ведя себя так, будто собирается бросить мне что-то в лицо во время драки.

— Что ты с ними делал, когда уводил в эти комнаты? — спросил Кэл, кладя еще один кусок яблока с сыром в рот. — Ну то есть, зачем ты забирал их всех?

Я вздохнул и еще раз откусил от яблока, закрывая глаза из-за сладости на языке. Тебе следовало бы поесть отвратительные спагетти Хаэля на ужин, отчитывал я себя. Никому не помогаю, пытаясь скрыть, что я ем, трахаюсь и истекаю кровью, как нормальный человек.

Говорил Бернадетт, что не был человеком. Боюсь, я куда больше человек, чем все остальные в этой ебанутой семейке. Это пугало. Доводило до ужаса.

— Я их связывал, — сказал, потому что так я и делал.

Связывал их ноги, руки, и смотрел как гребаный серийный убийца, пытаясь заставить себя достаточно возбудиться, чтобы трахнуть. Но этого никогда не случалось. Внутри меня царила тьма, и я знал, что если выпущу ее наружу, то зайду слишком далеко. Причиню кому-то боль и не смогу остановиться.

Только Бернадетт могла спасти меня, а это было нечестно. Не такого я хотел для нее, чтобы она гладила, приручала и успокаивала демонов и монстров, чтобы плавала в крови и сеяла хаос.