— Скальд? Так ты у нас скальд? Тролль-викинг?

Петру показалось, что он краснеет — хотя он так и не понял, может ли тролль краснеть, ведь зеркала рядом в такие моменты как назло никогда не было.

— Ещё и матерщинник. Да уж, Тихоня. Удивил! Я не думала, что из тебя можно выдавить хотя бы слово. А ты, вон, говоришь как не в себя… Ещё и стихами незнакомых девушек приветствуешь. Своего сочинения, небось?..

— Мы знакомы, вообще-то…

— Ну да, ну да. Точно. Твоё угрюмое молчание в ответ на все попытки заговорить — как я могла забыть нашу первую встречу! И как ты на мои сиськи косился, ха-ха… Думал, не замечу?..

После такого заявления Пётр не просто покраснел. Кажется, он начал превращаться в красного гиганта. Захотелось провалиться под землю от стыда или хотя бы сколлапсировать до размеров чёрной дыры.

Сказанное было истинной правдой. Когда они ждали в очереди на «собеседование», Пётр, который был ростом как раз где-то по плечо девушке, не раз и не два ловил себя на непотребном. Взгляд сам собой сползал на эту её дурацкую грудь, обтянутую майкой, которая постоянно почему-то маячила перед глазами…

Нет, Пётр действительно считал, что Дылда страшная. И сиськи у неё были, если честно, сильно так себе. Не то, чтобы Пётр был большим знатоком — просто среди всех своих знакомых девушек, в основном одноклассниц и одногрупниц, он давным-давно провёл некую классификацию по ряду параметров и выделил несколько «сортов», от первого до последнего. И Дылда попадала далеко не в первый. Но… Глаза будто не слушались голоса разума, их как магнитом притягивало к этим двум округлым выпуклостям. И сделать с этим ничего было нельзя.

— Молчишь, да? Ссыкунишка мелкий! Так всю жизнь и проведёшь — будешь стоять, коситься на девку, которая нравится, но так никогда и не решишься даже заговорить! А это, может, судьба твоя, дурак! Ты прикинь? Может, пока мы стояли там, я втайне только об одном и мечтала. О твоих сильных руках на своей жопе! И думала: лишь бы этот милый стеснительный мальчик в толстых очёчках со мной заговорил… Хоть бы что-нибудь сказал, да любую самую последнюю глупость!.. А я бы уж подыграла, и разговор бы поддержала, и сразу бы на всё согласилась… Даже на самые дурацкие предложения — вроде, пойти к тебе домой, посмотреть на коллекцию твоих любимых плюшевых смешариков! И отдалась бы тебе там, при самой первой возможности, в ближайшем укромном углу! И было бы у тебя первое в жизни сексуальное приключение! Что скажешь, а?..

До Петра не сразу дошёл смысл сказанного. А когда дошёл — он не поверил. Но всё же почувствовал себя очень странно и необычно. Где-то глубоко шевельнулось нечто доселе спавшее, открыло глаза и с интересом посмотрело на мир вокруг.

Неужели он действительно понравился этой грубой, наглой, несуразной, но… Наверное, всё-таки не такой уж и плохой девушке? Неужели она и правда была не прочь с ним познакомиться — а он, такой дурак, упустил свой шанс? Да, с первого взгляда эта Дылда ему совсем не понравилась, не понравилась и со второго, но… Но не зря же его всё время тянуло посмотреть на эту её грудь? Наверное, есть всё-таки в этом что-то?..

Передумав за какие-то мгновения весь этот массив мыслей, Пётр набрался смелости на самый отчаянный в своей жизни поступок — с затаённой надеждой спросил:

— Что, это всё на самом деле? Правда?..

Звонкий искренний смех стал ответом. Девушка смеялась долго, держась за живот и утирая слёзы. И… Как-то не было это похоже на «да». Что и подтвердилось, когда Дылда, наконец, смогла заговорить:

— Ну ты и дебил, Тихоня… На тебя ни одна девка в своём уме не посмотрела бы… Разве что та толстуха… Пошутила я!.. По-шу-ти-ла!.. Ой, не могу… Умора…

Это было больно. Больно, обидно… Но ещё больше краснеть Петру было уже некуда, а земля не спешила разверзнуться под ногами. И он, неожиданно для себя, зло прошипел:

— Сама-то! Сама себя в зеркало давно заглядывала? Ишь, императрица! Да на тебя тоже мало кто посмотрел бы. Каланча… И дура.

Девушка перестала смеяться и, небрежно откинув артефактное знамя в сторону, снова присела на корточки перед углями. Ещё и повернулась к той девке, которую притащила, и которая всё это время злобно сверлила Петра взглядом:

— Что, подруга? Как думаешь? Дожарим твоего мерзкого тролля до хрустящей корочки?

— Да! Да! Чтобы он мучился, гад такой проклятый!

— Обязательно будет мучиться, не переживай!

Наклонившись, эльфийка начала раздувать угли… Но тут на сцене появилось новое действующее лицо: к этой парочке садисток сзади подошла какая-то страхолюдина. Видимо, орчиха: с торчащими из-под губы клыками, зелёной кожей, широкоплечая и мускулистая.

Вперившись в Петра взглядом, она вдруг сказала:

— Ты обещала мне достойного мужа взамен Сломанного Клыка. Этот, думаю, вполне подойдёт!

— Что? Этот?..

В другой раз Пётр мог бы обидеться на пренебрежение, прозвучавшее в голосе эльфийки. Но точно не сейчас.

Девушка ещё и удивлённо округлила глаза, повернувшись в сторону зеленокожей, которая продолжала изучать Петра голодным взглядом.

— Ага. Этот!

— Мимо страшных баб зелёных я без шуток не хожу! То им кой-чего засуну, то им жопу покажу!.. — внезапно, нараспев, произнёс Пётр.

— А ну, молчать! — эльфийка замахнулась, но орчанка перехватила её руку.

— Не смей бить моего мужа! Лучше помоги отвязать его!

Мысленно взвыв, Пётр продолжил:

— Ты адовый адок на задок и на передок! И на правый бок, и на левый бок!

Эльфийка, больше не пытаясь заткнуть фонтан внезапного красноречия, повернулась к зеленокожей:

— Слушай. Ты точно уверена, что хочешь себе именно такого мужа? Он ведь только что попытался оскорбить тебя!

— Конечно, хочу! Это же так прекрасно! Он определённо знает толк в ухаживании. Настоящий тролль! К тому же, все тролли — они такие сильные, могучие, бесстрашные!

— Этот — нет. К тому же, он не совсем тролль…

— Да. Понимаю… Но, к сожалению, я уже далеко не та юная и восторженная дурочка, какой была когда-то. Я прекрасно понимаю, что в реальной жизни нужно довольствоваться малым… Тем, что есть и доступно. Лучше гоблин в котле, чем эльф на дереве!

— Ты прямо философ. И, конечно же, умудрённый опытом и жизнью…

— Фило… Фало… Это ты обозвала меня сейчас, остроухая?!

— Нет. Философ — это который много думает о жизни и о мире вокруг. О том, как всё устроено.

— А, нет. Это не я. Это пусть волки думают, у них голова большая… Так чего? Давай, помогай моего нового мужа отвязывать…

Орчанка подошла к дёрнувшемуся в цепях Петру, положила ему руки на плечи, заглянула в глаза… И поцеловала!

— Мама! Мамочка! А-а-а-а!.. — завопил несчастный, пытаясь отвернуть голову. Но орчанка схватила его за подбородок и снова поцеловала, ещё и очень больно укусив за нижнюю губу, явно до крови. — Ты не накрашенная страшная, и накрашенная страшная! Перед загсом съем свой паспорт! Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб показать свой голый зад! А-а-а!..

Пётр пребывал в ужасе. Происходящее ему нравилось всё меньше и меньше.

Эльфийка, будто почувствовав это, усмехнулась и повернулась к смотрящей на всё это с интересом девочке.

— Слушай. А мне тут показалось, что костёр для него — слишком мелко. А ты как думаешь?..

— Да, да, да! Орчанке на растерзание! Пусть превратит его жизнь в ад!

— Вот! Отличный план. Пётр, у меня для тебя радостная новость. Мы тебя освобождаем!

— Не-е-е-ет!..

— Не-е-е-ет!..

— Только попробуй на меня напасть, Тихоня. Пришибу!

Последняя из цепей упала, и освобождённый тролль со стоном рухнул на колени, прямо в тлеющие угли. Бедолага жалобно всхлипнул, по щекам его потекли слёзы. Похоже, о том, чтобы нападать, он даже и не думал. Как и о том, чтобы встать с углей. Последние, кажется, его совершенно не тревожили.

Анна невольно покосилась на орчанку, изучая реакцию Ямы на хныкающего нового «мужа». Вспоминая, каким редкостным отморозком был её предыдущий… С зеленокожей станется просто прикончить сейчас этого хлюпика, который по какому-то недоразумению оказался в таком накачанном, здоровом и, без всяких шуток, пугающем теле.