– Хорошая работа, Альдред Флэй. Добро пожаловать в практики.

Тот усмехнулся, когда она ему игриво подмигнула. Её одобрение действует не хуже самого качественного обезболивающего.

Альдред выдохнул. Что ж, плевать. К чему эти треволнения?

К чему эти треволнения, когда ментор довольна им, а он – получил желаемое?

Он был не в силах представить, что именно произошло в Серости. Но в глубине души понимал: теперь он куратор, и ему не раз придётся столкнуться с чем-то подобным. И всё же, в мыслях он молил Свет с Тьмой, чтоб такое происходило как можно реже.

Наивные надежды. Мир инквизиторов серый, он полон ужаса.

Полон боли – своей и чужой.

Из размышлений его вырвал чужой голос, преисполненный тревоги:

– Сестра Кайя!

Ментор машинально повернулась лицом к миротворцам. Следом за ней – Альдред.

Оставшийся куратор из комиссии судорожно указывал на сновидицу.

Латники хватались за пики с палашами, спеша к ней. Тело Эдени стало слабо подёргиваться. Изо рта песком сыпался хрип.

Под кожей трупа что-то шевелилось…

Сестра Кайя выставила открытую ладонь вперёд. Миротворцы тут же остановились: в Рунном Зале не осталось санов выше, чем она.

Инквизиторы уставились на оживший труп крестьянки. Они только по стонам догадывались, насколько та страдает. Если, конечно, она – всё ещё она.

Под кожей восставшего мертвеца туда-сюда носились шишки. Они напоминали неведомых паразитов из баек про страны Экватора. Изначально мелкие, похожие на жировики, волдыри облепили конечности трупа. Затем стали усиленно собираться воедино, образуя выпирающие красноватые опухоли.

Туловище Эдени под одеждой распухало и пульсировало. Биомасса, ещё не созревшая превратиться в нечто жизнеспособное.

По коже беззвучно шли первые разрывы. Альдред заметил трещины на поверхности: это раздувающаяся плоть просилась наружу. Ноздри щипала вонь от груды сырого мяса. Ощущалась и некая другая нотка, но определить, что это, он не сумел.

То ли сера, то ли жжёный уголь, то ли невесть, что.

Кураторы и миротворцы понятия не имели, какие изменения претерпевает покойница. Им оставалось только гадать.

Другое дело, наставница. Своим умом она уже осознала, к чему всё идёт. Однако должна была убедиться наверняка. Не опуская руки, она приговаривала время от времени, словно дрессировщик львам:

– Стоять на месте!..

Альдред подозревал неладное. Он стиснул зубы от омерзения. Ему было тошно наблюдать за метаморфозом селянки. Ничего подобного бывший репрессор не учинял над магами сам: фантазии не хватало, да и не мог чисто физически.

Внутренности прижались друг к другу, боязливо и плотно. Их взаимное давление вызывало резкие спазмы у него в животе и пояснице.

Он предпочёл бы не видеть этот леденящий кошмар. Уж лучше убраться отсюда подобру-поздорову как можно скорее. Но почему-то не мог оторвать глаз.

Его не покидало чувство, будто он где-то уже встречал нечто подобное. Давным-давно, ещё до вербовки в Инквизицию. Ассоциации прокладывались чётко.

Всхлипы и стоны бедняжки переросли в протяжный вой. Звук ударился об запылённые стены Рунного Зала. Одновременно с этим кожа трупа лопнула окончательно. Взору явилось бурое мясо с обнажёнными зеленоватыми сухожилиями. До сих пор оставалось неясно, что за лихо рвётся из внутренностей сновидицы.

Овцы стоят и смотрят. Волки – действуют.

У одного из кураторов не выдержали нервы. Возомнив себя героем, он выхватил палаш и с рявканьем бросился к студенистой биомассе. За ним следом устремился миротворец, вооружённый щитом и мечом.

Может, ещё не поздно ликвидировать угрозу в зародыше?

– Не нужно! – оторопев, крикнула им наставница. Было поздно.

Что толку распинаться перед безумцами?

Парочка даже не успела произвести удара. Дрожащая плоть разверзлась, выпуская наружу тончайшие сегментированные ленты, напоминавшие свиных цепней. Целая дюжина, если не больше. Они оплели инквизиторов, начали сдавливать конечности, будто змеи, лезли в рот и глаза. Бедолаги не успели и пикнуть.

Руки с ногами выворачивало в разные стороны, будто у кукол на шарнирах. Позвонки их хрустели. Груда мяса тянула жертв на себя, не то впитывая несчастных, не то приращивая их тела к себе. Вместе с оружием, доспехами и одеждой. Без разбору. Ушей касался пронзительный визг твари, который перерубало её же раскатистое шипение.

За миротворцем и куратором хотели броситься другие инквизиторы. Их боевой задор упал тут же. Наоборот, они начали пятиться назад.

Адекватность возобладала над толпой – или страх просто-напросто?

Ментор заметила перемену в их настроении. Совсем не так должны были вести себя бойцы, столкнувшись с непознанным. Им следует слушаться, подчиняться. Так выживут.

Она оставалась непреклонна и сказала строго:

– Я приказываю. Стоять. На месте!

Оставшиеся псы Церкви всё же послушались, нерешительно отводя взор. Альдред же оставался, где и стоял. Его хорошо выдрессировали.

Он жадно смотрел и слушал, что происходит.

Рост мышц за счёт присвоенной плоти мужчин только ускорялся. Руки и ноги поглощённых инквизиторов кочевали по студенистому холму, пока не занимали свои параллельные места, уподобляясь паучьим лапам. Или, скорее, лошадиным копытам?.. Единственное, заметил практик, стали конечности гораздо длиннее и мускулистее.

Одежда Эдени давно треснула по швам и теперь повисла кровавыми лохмотьями на вздымающемся теле. Прямо из мышц торчали раскуроченные латы миротворца и эфесы клинков. Едва ли разодранная ткань прикрывала ужас, в который обратились онейромантка и инквизиторы.

Из живота сновидицы показалось обезображенное лицо куратора. А из её плеча – уже латника. Вернее, часть от носа до рта. Его губы задрожали, потом отлипли друг от друга. С них покатился хрип.

Мерзость…

У Альдреда по спине побежали мурашки. Ему не хотелось повторять их судьбу.

Первый бедолага раскрыл глаза, налитые кровью, и закричал. Альдред почувствовал, как внутри у него жизненные жидкости забурлили разом. Как если бы ужас являл собой пресловутую химическую реакцию.

Он посчитал, что у куратора сохранилась часть сознания, и был прав. Очевидно, инквизитору не нравилось в новом теле. Приращенный чёрный плащ не переставал надрывать голос.

– О Свет и Тьма… – прошептал непроизвольно воспитанник.

Эдени тоже не осталась без преобразований. Голову её крутило из стороны в сторону, как мячик. Руки безвольно болтались плетьми. Кожа приобрела землисто-серый оттенок. Шея чуть удлинилась и изогнулась, напоминая утиную.

Лицо несчастной переболтало в непропорциональную, асимметричную, неясную мазню. Она выглядела, как не до конца взбитый яичный желток. От прежнего облика девки ничего не осталось.

Подсознательно Альдред сопоставил то, что услышал от ментора, с увиденным. Он укоренился в осознании: Эдени, равно как и двух инквизиторов, больше нет. По крайней мере, в привычном человеческом понимании.

Это чудовище предстало перед ними – да не простое. Не от мира сего. Явившее свой мерзкий, искажённый облик из глубин мироздания. Оно заместило собой пойманную крестьянку, обрело более близкую себе форму за счёт неё и двух инквизиторов. На выходе псы Церкви встречали уже гигантское паукообразное нечто.

Скороспелый, бездумный, кривой облик. Метаморфозам быть и далее. При условии, что чудище выберется на свободу.

Здесь и сейчас монстра стоило считать новорожденным.

Тварь заклекотала. Из паучьего туловища торчал голый торс волшебницы. Она развела руки в стороны. А прямо под ней разверзлась пасть. Хелицеры застучали друг об друга. С них капала густая слизь – не то слюна, не то яд.

Арахнид опёрся на приращенные конечности, служившие лапами, и поднялся в самое удобное для себя положение. В нём остолбеневшие инквизиторы насчитали целых полтора человеческих роста.

Его аляповатые конечности заканчивались длиннющими пальцами с шишковидными суставами. Причем дистальные фаланги медленно переходили в загнутые когти. Тварь представляла прямую и понятную угрозу ревнителям веры.