Только вот он вёл себя в точности как человек. Тварь корчилась от боли, смотря будто сквозь него. В карих глазах не осталось ни капли сознательности. Они попросту остекленели.

Монстр умирал, и это было очевидно. Ждать, пока он издохнет, Альдред не стал. Он раскачал копьё и вонзил его точно в лоб одержимой, пробив череп насквозь. Аж с хрустом. Паучиха дёрнулась и обмякла, хрипя. Мертва. Рывком практик вытащил оружие.

Выбило кровавый шлейф, сорвавшийся с наконечника.

Куратор и не заметил, как пальцы его разжались. Копьё с бряцаньем рухнуло на пол, заплясало и упало, вертясь влево-вправо у его ног.

В этот момент Альдред не чувствовал триумфа, не мнил себя победителем, даже несмотря на то, что вышел из неравной схватки без единой царапины. Он испытал облегчение, но блеклое и неказистое: внутри него клубилась пустота.

Чуть поодаль валялась его наставница. Её колени ходили ходуном, будто маятник. Она просто смотрела вверх и дышала, отдыхая после бойни. Воспитанник понимал её, как никто другой. Столько людей пало из-за маленькой оплошности. Хотя бы они живы…

Тяжело дыша, инквизитор запрокинул голову. Слуха коснулся грохот, с которым отворяли ворота Рунного Зала. Внутрь забежали персекуторы. Самое время. Молодцы.

Что-то говорили, но слова их звучали, будто из-под воды, обращённые в нечленораздельный гул.

Альдред и не старался вслушиваться. Ему было всё равно.

Вот и настал день панихиды. Пришлось отстоять службу.

Альдред не любил мессы: и без того вкладывается в Равновесие. Но не прийти не мог.

«Кем я тогда буду? Эти парни полегли, чтоб я жил! Надо проводить их в последний путь. Приличия ради», – считал он, озираясь на мнение лишь сестры Кайи. Другие волновали мало.

Заупокойный обряд проходил под сводами главного городского собора. Храм Святого Аремиля – гигант из серого камня.

В округе это единственный дом таинств таких размеров. Один купол всего, но в здании могло собраться под тысячу человек!

Строение появилось ещё до Пяти Лун. Так давно, что помнят лишь Свет и Тьма. Церковь Равновесия бережно относится к своему достоянию. Поэтому храм постоянно реставрировали.

Альдред заходил сюда нечасто. Инквизиторы обязаны молиться, обращаясь к Свету и Тьме. Но для этого им вполне хватало часовни при Янтарной Башне.

В Город приходили по случаю религиозных праздников, либо аутодафе. Тогда надевали капироты и устраивали факельные шествия. Ритуалы – вещь обязательная.

Бытует мнение, что публичное сожжение еретиков укрепляет единство Инквизиции, укрощая при этом строптивые умы зрителей-мирян. В идеале – и только.

Именно на похороны Альдред явился в первый раз. Поэтому всё для него здесь было в новинку. Певчие декламировали псалмы на балконе поодаль. Голоса проносились над головами паствы и уходили вверх, под купол.

Туда, где художники изобразили сцены из древности, когда мир стал Равновесным.

Фрески приковывали взор. Наталкивали на размышления о вечном. О времени, которое давно прошло, но здесь – как будто наслаивалось на нынешний день.

Альдред поднял глаза на сюжеты прошлого.

Там Свет и Тьма снизошли к людям с новой истиной. Смертные приняли единственно верную религию, сбросив оковы языческих заблуждений.

Ангелы с белыми и чёрными крыльями вились над священной горой Мидал, строя контрастный оплот Равновесия. Божественный дворец, куда поднимется не каждый.

Чуть поодаль, у алтаря стояло две статуи.

Одна – прекрасная и стройная дева в вуали. На ней было лёгкое платье с глубоким декольте. Руки распростёрты. Само человеколюбие, само благоденствие. На губах застыла милостивая улыбка. Это образ Света.

В народе её называли Светлейшей. Она положила начало Церкви Равновесия.

Сбоку от неё, опираясь руками на меч, стоял дюжий и рослый мужчина в тунике. Короткостриженый, с курчавой бородой. Он глядел строго, будто бы видя паству насквозь. Судья всем живущим.

Это очеловеченная Тьма. Покровитель Инквизиции, которого звали Темнейший.

Богиня-Мать и Бог-Отец. Очень – очень – грубо говоря.

Их союз, как брак мужа и жены, дал новое начало. Новую жизнь в напряженном танцевальном дуэте Хаоса и Порядка.

Хор молил Равновесие о милости к душам тех, кто его защищал ценой жизни. По собору гулял терпкий запах благовоний, вводя в лёгкий транс.

Некоторые идейные инквизиторы действительно чувствовали единение со Светом и Тьмой. Они покачивались, точно устремляясь душой к подножию далёкого Мидала.

Это вызывало у Альдреда опасения. У него в голове не укладывалась такая самоотдача религии. Не из того племени был, чтоб воспринимать веру всерьёз.

Для него она в первую очередь являлась образом жизни, который избрал он постольку-поскольку. Работа есть работа, и не более того.

«В трезвом уме подобное блаженство мне не светит. Я себя хорошо знаю».

И тем не менее, совокупность пения, благовоний, статуй и росписей вселяло в Альдреда едва уловимое чувство внеземного.

Атмосфера прямо располагала к тому.

«Потому что работает. Так задумано».

Он стоял в первых рядах. Позадни – под восемьдесят инквизиторов. Здесь собрались те, кто лично знал усопших. Друзья, сослуживцы, учителя.

Альдреду казалось, ему в этом кругу не место.

«Я их даже не знал. Никого из них. Ни руки не жал, ни слова не сказал. Они ушли, а я остался».

Воля случая куда сильнее внутренних пониманий о правильном.

Тянулось время медленно, точно дёготь с ковша. И куратор убивал его, думая о чем угодно, кроме самой мессы.

Сестра Кайя не явилась. После инцидента её в срочном порядке отправили в лазарет.

Насколько слышал Флэй, у неё сместился один из шейных позвонков. Плюс образовалась пара гематом. Все эти дни она проходила лечение.

Воспитанник её так и не посетил. На то были веские причины.

Бойню пережили только он да ментор. И раз уж последняя оказалась недееспособна, по допросам таскали его.

Даже спокойно к новой работе приступить не давали!

Бюрократия обретала нешуточные обороты. В канцелярии точно хотели плешь проесть. Они раз за разом звали Альдреда, спрашивали одно и то же, слыша всегда одно и то же.

– Как одержимая вырвалась из барьера? Вы что, где-то превысили свои полномочия, брат Альдред? – нудили следователи.

– Вы же не думали, что в Инквизиции все работает, как часы? – Спустя несколько сеансов замученный практик ушёл в пассивную агрессию.

– Говорите по существу. Мы не в детском саду.

Канцеляры мерно записывали показания, затем сверяли их с уже данными, а после задавали вопросы с подковыркой.

– Насколько близко вы подошли к барьеру, когда одержимая забилась в конвульсиях?

«Ой, ля…»

– Стоял на месте. В ступоре. Не каждый день видишь, как мага выворачивает наизнанку.

Им был нужен виноватый. Беспроигрышный козёл отпущения.

Альдреда это не на шутку злило. Упрямый, как баран, им он втолковывал всё, что знал.

– Зря тратите своё время, мужики. И моё до кучи. Если кто виновен, уже помер. А с мертвых спрос маленький.

В конце концов, от него канцеляры отстали. Как понял практик, показания передали Верховным. Те должны были с ними ознакомиться, приложить комментарии, а после – передать пакет документов прямиком в главное ведомство Священного Города.

Чиновникам следовало доработать правила безопасности во время Ритуала Начертания. Но Альдред почему-то сомневался, что головы посетит годная мысль. Да и не перестанут инквизиторы на местах смотреть по ситуации.

«Люди умирали, умирают и будут умирать. Это Инквизиция».

К ним выполз архиепископ Габен – тучный и слегка горбатый. Если б не борода до груди, все бы увидели, насколько у него заплыло жиром лицо.

Священник нарядился в белую мантию, расшитую золотыми нитями. С кабаньей шеи свисал символ веры того же металла – весы, олицетворяющие баланс мира. Залысину укрывал высокий клобук. В руке он держал позолоченный посох с канделябром.