– Вы отлично справляетесь, господин Деломи!

От неожиданности я вздрогнул, что не укрылось от её внимания.

– Нет, нет, вам не зачем волноваться, я вас не выдам. Вам интересно как я догадалась? О, вы очень убедительны, но есть нюансы. Вы слишком хорошо танцуете. Вам, наверное, невдомек, что мой кузен не самый лучший партнер по танцам. Он весьма неуклюж, знаете ли, и чуть грубоват. Я знаю своего брата с детства, меня не обмануть внешней похожестью. И двух минут не прошло, как я испытала сомнение, с братом ли я говорю. А танец стал вашей проверкой, и вы ее провалили. Оставалось понять, кто вы. Нет ничего проще: я давно подметила сходство некого молодого актёра с моим кузеном. Каприз природы, такое случается, я читала об этом в умных книгах. Итак, в обмен на моё молчание, вы расскажете мне, почему оказались здесь под видом моего брата, договорились?

Что мне оставалось делать? Я согласился, и она увлекла меня в зимний сад. И там, среди дурманящего запаха садовых цветов и отдалённого шёпота уединившихся влюблённых, я кратко поведал Флоранс свою историю. Она внимательно выслушала меня и немного помолчала, теребя веер.

– Знаете, я восхищаюсь вами, Антуан. Нет, я говорю серьезно! Вы не похожи на пустого фигляра, повторяющего чужие слова, словно попугай. Вы воспитаны и в вас чувствуется внутреннее благородство, которого так не хватает моему кузену. Жаль, но мы не можем отсутствовать дольше, не вызывая подозрений, мне нравится с вами беседовать. Но прежде, чем мы вернёмся, позвольте сказать вам кое-что. Я в семье – «анфан террибль7», ненавижу условности, поэтому говорю прямо: вы ввязались в скверную историю, мой бедный друг, на вашем месте я бы не доверяла своим нанимателям.

– Но почему? – удивился я.

Она огляделась по сторонам, сделала мне знак нагнуться, придвинулась совсем близко так, что я ощутил её дыхание на своей щеке, и тихо произнесла:

– Я видела кузена сегодня днем, он даже не хромал. Совсем. Вы меня понимаете?

По-моему, я так и застыл с открытым ртом. И Флоранс пришлось привести меня в чувства, ударив веером по руке.

      Они ждали меня в проулке, рядом с гостиницей. Я появился там далеко за полночь после того, как маркиз привёз меня обратно в его дом, где я вновь переоделся в своё платье, снял грим и получил вторую половину суммы, причитающейся мне за труды. Де Шартр настоял распить с ним бутылочку мальвазии и распорядился, чтобы его экипаж доставил меня домой. Он убеждал меня, что уже поздно, на улицах полно грабителей, и не стоит рисковать деньгами. Я отнекивался, но маркиз почти насильно затолкал меня в карету.

Мадам Берру, опасаясь воров, закрывалась ночью наглухо, а так как я чаще всего возвращался поздно, иногда и под утро, мне был доверен ключ от входа со двора. Ну а во двор я попадал, перелезая через высокий каменный забор. Я всегда ходил этим узким проулком, примыкающим к гостиничному двору. Но сегодня ночью, когда я, выйдя из кареты, зашёл в него, то оказался там не один.

Флоранс де Лумиль, по истине, стала моей спасительницей. Если бы она не открыла мне тайну здоровья своего кузена, я не был бы сейчас на стороже и попался в расставленную ловушку, как кур в ощип. Видимо, кучер за моей спиной подал знак, потому что не успел я пройти и половины пути, как впереди от стены отлепились две тёмные фигуры. Я кинул быстрый взгляд через плечо, у входа в проулок тоже мелькнули две тени. Сомнений в том, что они явились по мою душу, у меня не осталось. Четверо против одного. Не самый лучший вариант. Однако я был готов к бою и не собирался идти подобно барану под нож мясника.

Расстегнув тесемки плаща, чтобы снять его в любой нужный момент, я, держа трость в правой руке, продолжал идти вперёд, сближаясь со своими противниками. Они шли не торопясь, оба высокие, с широкими плечами и уверенной поступью, их шпаги оставались в ножнах. Видимо, совсем не рассчитывали на сопротивление с моей стороны. Когда между нами осталось всего два шага, один из них, оскалившись, сказал, протягивая ко мне руки:

– Куда спешишь, птенчик?

Я будто бы в испуге подался назад, и он схватил лишь плащ, соскользнувший с моих плеч. Я тут же сделал выпад, и моя трость ударила его под ложечку. Он согнулся, а я, перехватив трость тяжелым набалдашником вперед, с размаха хрястнул второго по голове, прежде чем тот схватился за шпагу. В одно мгновение я проскользнул между ними и побежал, на ходу выхватывая клинок из трости. Итак, я избежал окружения, все мои враги теперь сзади, но оторваться от них мне не удалось. Топот преследователей был слышен сосем рядом. Значит, нужно принять бой. Я резко остановился и присел, выставив вперед мой клинок. Один бежал прямо за мной и увидел мой маневр слишком поздно, я успел сделать выпад и проткнул ему живот. Бандит сразу поскучнел, потеряв интерес к моей особе, и медленно опустился на мостовую, зажимая рану обеими руками. Брошенная им шпага зазвенела о камни. Чем я тут же воспользовался, подхватив ее левой рукой.

Врагов оставалось трое. И один уже надвигался на меня с поднятым палашом8, а другие были еще далеко, но бежали к нам изо всех сил. Используя длину палаша, мой следующий противник попытался рубануть меня сверху. Я успел отскочить, и лезвие его клинка со свистом рассекло воздух рядом с моим плечом. Второй удар сбил с меня шляпу. Бандит снова напал, и всякий раз наши клинки неизменно скрещивались с яростным звоном. У нападавшего убийцы были приёмы бывшего вояки, скорее всего, своего брата – кавалериста, привыкшего к сабле. Он не столько колол, сколько рубил, сверх меры уверенный в своём искусстве, но всё больше раздражающийся моей непонятной неуязвимостью. Я отступал под градом его ударов, только защищаясь и не делая попыток контратаковать, моля Бога не споткнуться и не упасть.

Фехтованием мне довелось заниматься с самого детства, для актера фехтование – часть профессии, и мой отец был в этом деле докой. А в армии я научился управляться и с саблей. Без ложной скромности могу сказать, что был вторым по фехтованию в своём эскадроне и двадцатым в полку.

Я парировал трофейной шпагой его удары, выжидая, когда он раскроется, все время угрожая своим другим клинком. Вот он отвел мой удар и сейчас же попытался достать меня вскользь, поперек груди. Я успел подставить клинок из трости, а шпагу вонзил ему в грудь, Выронив палаш, мой противник пошатнулся и затем стал заваливаться назад. Вот и второму столкновение со мной вышло боком. Я почувствовал себя уверенней, а оставшиеся враги – наоборот. Эти двое уже не торопились как раньше, а осторожно приближались ко мне, выставив перед собой шпаги. Я, заменив шпагу на палаш, вытянул руки вперед, скрестил оба клинка так, что они угрожающе лязгнули друг о друга и крикнул:

– Ну, давайте, подходите, я живо вас покромсаю!

В тесном переулке драться приходилось лишь по одному, и каждый из бандитов не желал быть первым, их раненные товарищи, уверенности не прибавляли. Я сам начал атаку, размахивая палашом, лезвие прочертило по каменной кладке, высекая искры, и бандиты подались назад, едва не обратившись в бегство. Тогда я бросил в них палаш, повернулся и побежал к спасительному забору. В одно мгновение вскарабкался на него и скатился с другой стороны. Замерев и сдерживая дыхание, я ждал, прижавшись к стене. Дело в том, что с внешней стороны ограда была почти семь футов высотой, а с внутренней едва достигала пяти, сюда много десятков лет сыпали золу. Я воспользовался сим обстоятельством, и когда первый из преследователей показался над забором, вонзил острие шпаги ему в плечо. Послышался вскрик и глухой стук от удара тела о землю. Затем раздались приглушённые голоса. Заспорив, они заговорили громче, и я напряг слух.

– Лез бы сам, раз такой прыткий, а с меня хватит. Вон Жакуй уже отпрыгался.

– Чума, забери этого чёртового плясуна, он дерётся как дьявол! Виданное ли дело, из четверых один, считай, покойник, Мишо – с проколотыми кишками, у тебя – плечо. Господин Перелен будет жутко недоволен.