Сбросив роскошный колет моды начала прошлого века, полагающийся мне по роли, я тщательно смыл с себя грим и обмылся с помощью губки и таза с водой до пояса. Я уже успел вытереться и переодеться в свой скромный повседневный костюм: узкие кюлоты2 тёмно-синего тонкого сукна, такого же цвета жилет, сверху – облегающий вишнёвый жестюкор3, и завязывал шейный платок, когда в каморку постучалась Клодетта. На этот раз она была воплощённое благонравие. Скромно потупив глазки и, чертя по полу носком туфельки так, чтобы из-под подола мне была видна узкая щиколотка, девушка стала извиняться за своё поведение.

– Что-то на тебя совсем не похоже, – с сомнением заметил я, глянув-таки на соблазнительную ножку.

– Признавайся, сестрица Кло, какую каверзу ты задумала?

– Не ходи туда, Тони, – вдруг попросила она.

– Куда это туда? – сделал я непонимающее лицо.

– На площадь.

– Откуда ты знаешь, куда я иду?

– Я прочла письмо, вытащила его из обшлага, пока ты пыжился перед старухой.

Так мило Клодетта называла двадцатишестилетнюю Соланж.

– Положим, ты и отдавать его не спешила, но я прощаю тебе все твои козни. Будь умницей впредь и знай, читать чужие письма грешно.

– Почему ты не спросишь, кто его принёс?

– Хорошо, спрашиваю. Кто его принёс, Кло?

– Мужчина, думаю, дворянин. Он был при шпаге.

– Я тоже бываю при шпаге, это ничего не значит. Согласись, Клодетта, дворянин в роли письмоносца, это слишком.

– Вот поэтому и не ходи туда. Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.

– Ну, ты пока мне не жена, сестрица Кло, и тем более – не мать. Позволь мне самому решать, как вести свои дела. Куда ходить и что делать.

С этими словами я запахнул плащ, надел треуголку, взял трость и собрался выходить, но девушка схватила меня за руку. Её мольба и искреннее огорчение тронули моё сердце.

– Кло, я обещаю, что буду осторожен, но не более.

– Тогда поцелуй меня ещё раз, на прощание.

– Клодетта, ты невыносима!

Охваченный вполне объяснимой злостью, я грубо отстранил её и выбежал, слыша за спиной начинающиеся всхлипы. Нет, до чего настырная особа! Я не железный и могу не совладеть со своим естеством. А жениться – ну уж нет, это не для меня.

На освещённом крыльце нашего театра я посмотрел на часы – единственный подарок моей матери. Английские, в серебряном корпусе с инкрустацией из золота, они, безусловно, слишком хороши для бедного провинциального актёра. Но даже в самые безденежные времена я и не помышлял их продать. Была четверть одиннадцатого, чтобы поужинать в ближайшем трактире времени более чем достаточно. Я спрятал брегет в карман и шагнул навстречу разыгравшемуся ветру. По дороге я невольно стал раздумывать над словами Клодетты. Действительно, многое теперь казалось странным. Письма такого рода обычно приносят лакеи. Это раз. В записке ни имени, ни даже намёка на него. В моей жизни бывали случаи, когда ревнивые мужья вознамеривались поучить меня смирению, но до сих пор я счастливо избегал их ловушек, и смею заметить, что моей спины касались лишь розги учителей. Как простолюдин, я не могу, к вящему сожалению, повсюду носить шпагу, которой владею довольно искусно, и мне пришлось найти выход из этого положения. Я ношу с собой трость, внутри которой спрятано два фута и четыре дюйма доброй толедской стали. Так, что в случае необходимости я могу защититься клинком, весьма опасным в умелых руках.

Отбросив сомнения, я с аппетитом съел лёгкий ужин из жареной курицы, запив его красным вином, выкурил трубку табаку, что изредка себе позволяю, и отправился к месту встречи.

Ровно в назначенное время я мерил шагами площадь, сдерживая понятное нетерпение и пряча лицо от обжигающего ветра. В этот поздний час вокруг не было ни души, горожане давно попрятались в свои дома, коротая вечер за более приятными занятиями, чем ожидание на холоде. А наиболее благоразумные уже и вовсе улеглись спать.

Только я собрался вытащить часы, как за моей спиной послышались чьи-то шаги. Я живо обернулся – не люблю оказываться спиной к возможным неприятностям.

Я увидел самого обычного человека, по виду слугу. Во всяком случае, под плащом у него была одета ливрея.

– Господин Антуан Деломи? – спросил он простуженным басом.

– Да, это я.

– Следуйте за мной.

Он так неловко поклонился, что мне показалось, будто такие упражнения он проделывал не часто. Действительно, мой провожатый больше походил на солдата, чем на лакея. Однако, подобные роли выполняют те из слуг, кому доверяют, в этом могло и не быть подвоха, солдаты на моей памяти часто становились теми, в ком была надобность. Не колеблясь, я последовал за ним. Что бы ни ожидало меня впереди, всё лучше, чем торчать на холоде.

Итак, мы с моим Вергилием4 углубились в лабиринт городских улиц, тёмных и грязных, как и всегда ранней весной. Только тусклый свет фонаря, несомого слугой, давал мне возможность выбирать места посуше. Я уже сообразил, что мы идем отнюдь не в кварталы, где проживает знать, но и не туда, где обитает чернь.

Все же долгая ходьба и непрезентабельный вид окружающих нас домов, стали внушать мне некоторые опасения в благополучном исходе моего приключения, как тут провожатый остановился у солидного двухэтажного дома и постучал в дверь. Она сразу открылась, как если бы привратник стоял прямо за ней, подобная поспешность выдавала чьё-то нетерпение. Яркий свет от свечей в больших шандалах показал мне просторную прихожую, весьма богато обставленную и украшенную. Следуя за провожатым, я шагнул внутрь. Пока привратник закрывал за нами засов, вынырнувший откуда-то ещё один лакей, освободил меня от шляпы и плаща. На трость я заранее предусмотрительно опёрся, и он с видимым сожалением оставил мысль ее отобрать.

Передо мной распахнули двери в гостиную, и я вошёл. Даже ещё не переступив порога, я понял, что встречу здесь совсем не то, на что рассчитывал. Слишком много света, слишком много слуг. Влюблённые дамы ведут себя иначе. И трое мужчин в гостиной подтвердили мой вывод. Бегло оглядев комнату, я отметил изысканность убранства и дороговизну мебели и нашёл, что на ловушку это не похоже. Убить меня можно было и в менее комфортных условиях. Да и встречавшие меня господа не имели угрожающего вида. Двое сидели в креслах по обе стороны жарко пылающего камина и держали в руках бокалы с вином, а третий полулежал на кушетке до пояса прикрытый розовым атласным покрывалом. Он выглядел на двадцать с небольшим, отличался всегда жеманным видом и был мне знаком. Звали его виконт де Сент-Жан.

– Добрый вечер, господа, – непринуждённо поздоровался я, ни капли не смущаясь.

– Признаюсь сразу, я не ожидал застать здесь столь высокое и достойное общество.

Я изобразил легкий поклон и продолжил:

– Смею надеяться, что цель, с которой вы позвали меня, не любовная.

Было весьма дерзко с моей стороны говорить им такое в лицо, но вынуждала ситуация. Если они затевали что-то плохое, то после моих слов наверняка проявили бы свою враждебность. Однако ничего подобного не случилось. Они сохраняли благодушие, и лишь по лицу виконта пробежала тень неудовольствия. Ах, каким наивным и самодовольным я тогда был! И как дорого мне это обошлось.

– Наконец-то, мой дорогой Антуан! Мы вас заждались! – весело проговорил один из сидевших в креслах, полноватый и благодушный с виду мужчина в отлично завитом парике и роскошном наряде. Его я тоже пару раз видел мельком. Кажется какой-то маркиз, но фамилии не помнил.

– Узнаю ваш острый язык и могу вас заверить, мы не содомиты. И никак не злоумышляем против вашей особы. Прошу вас, садитесь. Вы, наверное, продрогли, бокал горячего вина с мёдом и специями, думаю, вам не повредит.