– Это… многое объясняет. И всё же, что мне делать, брат Альдред? Сегодня я никого не убила, пускай. Но ведь не может это продолжаться вечно! Я точно знаю. Что же мне тогда делать? Как быть?..

– Я прекрасно понимал, что с зачисткой ты не справишься. Поэтому не давил на тебя, не призывал к участию. Так ведь получилось бы только хуже, верно? Однако впереди нас ждут испытания куда страшнее. Настанет момент, когда на кону будет стоять ребром вопрос жизни и смерти, твоей и чужой. И ты либо убьёшь, либо будешь убита.

– Ожидаемо, – вздохнула от безысходности Ингрид.

– Только не переживай, пожалуйста. И не давай слабины, – заклинал её капрал. – Кто-то действует без колебаний. Кто-то – замешкается и погибнет. Я же хочу, чтобы ты просто была готова. И когда у тебя не останется выбора, чтобы ты постояла за себя. Это важно, поверь мне на слово.

– Я… я попробую, брат Альдред, – отвечала блондинка устало. – Спасибо тебе.

– Пустяки, – уверял Флэй. – Такой уж мой долг. Я обязан тебя защищать. И я буду тебя защищать. Любыми доступными методами. От всякой угрозы, что встанет на пути.

Девушка посмотрела на него украдкой и улыбнулась. Ибо чувствовала: капрал говорит правду. Причём в разы искреннее, чем Верховный Куратор. Тот увещевал её, словно непослушное, капризное дитя. Флэй же действительно выступал ангелом-хранителем. Если бы она только знала, почему…

– Очень мило с твоей стороны, брат Альдред, – отметила Ингрид, слегка поежившись от радости, её переполнявшей. Признательность приятно щипала каждую клеточку её тела. – Можно сказать, я счастлива, что у меня такой телохранитель. Я чувствую себя… гораздо свободнее. А с отцом Дьюлой годы напоминали прозябание птички в клетке. Надеюсь, мне не придётся в неё возвращаться.

– Как бы ты ни относилась к Верховному Куратору, ты должна знать, Петефи – далеко не святой человек, – заявил капрал. Его старая рана открылась. – Наоборот, самый обыкновенный грешник. Алчный до денег, не ставящий чужие жизни и судьбы ни во что.

– Зачем ты такое говоришь? – обиделась девчушка.

Хотя отец Дьюла носился везде с воспитанницей, будто бабка с писаной торбой, сама Ингрид понятия не имела о его делах. Альдреду не нравилось, что девушка питает иллюзии о своём охранителе, поэтому поспешил их развеять. Выложил всю подноготную.

– Выходит, отец Дьюла прогнал сестру Кайю из Священной Инквизиции? Из-за чёрного нектара, который и породил весь этот ужас? – Девушка заимела бледный вид.

– Да, так и было, – вздохнул капрал. – Ты многого не знаешь, Ингрид. По крайней мере, видишь теперь, в Саргузах всё тесно переплелось. Безобразная реальность.

– Почему? – сокрушалась Бенеке, словно дитя. Её охватило животрепещущее разочарование. – Почему не может быть по-другому?..

– Ты задаёшь вопросы, ответы на которые теряются глубоко в прошлом, – заметил Альдред. Он задумчиво погонял воздух во рту. – Только решить их вряд ли сможет кто-то в настоящем или будущем. Просто так сложилось. Я бы хотел, чтоб всё было по-другому.

– У тебя ещё осталась надежда на лучшее? – поинтересовалась неуверенно Ингрид.

После всего, что ей довелось услышать, она окончательно разочаровалась в избранном пути. Даром что выбора у неё, как и у капрала, не было. Либо прозябание, либо шанс прыгнуть выше головы – только ради чего, и какой ценой?

– Я стараюсь не обманывать себя излишним оптимизмом. Не стану обманывать и тебя. В обозримом будущем ничего не изменится. Будет хуже, гораздо хуже. Даже Верховные это видят, но не стоит ждать, будто они выскажутся открыто. Нам всем придётся это перенести на себе. И желательно при этом выжить. Кто знает, возможно, в конце пути всё изменится. Станет лучше, чем есть…

– И как ты себе это представляешь? – осторожно выпытывала Бенеке.

– Человечество должно будет признать, что Равновесный Мир – просто красивая сказка. Миф. Его не существует. В лучшем Аштуме уже не будет ни Инквизиции, ни конфликтов с чародеями, ни мракобесия. Религии перестанут сталкивать лбами целые народы. Они отойдут на второй план, дадут человеческому гению прорваться вперёд.

– Сложно вообразить, – заметила девушка, смутившись.

Альдред выдвинул вопиюще крамольные умозаключения. Ингрид задумывалась порой о том же, но боялась идти против Петефи, Инквизиции, Противоположностей. Боялась остаться одна против неласкового Равновесия.

– Просто сравнивать не с чем. Тем более тяжело мыслить о глобальном, когда прикован к Саргузам. Ясно одно: всё, что сейчас происходит, неправильно. Я не там, где должен быть. И ты тоже. Если бы мы могли, нам бы следовало покинуть Священную Инквизицию. Сломать цепь насилия, начав с себя, – дерзнул открыто заявить капрал.

– Брат Альдред, что за смутьянские речи… – осеклась Ингрид. Но не осуждая, просто поражаясь той смелости, которой обладал Флэй.

– Чем больше мы будем увязать в этом кровавом болоте, тем выше вероятность, что мы просто встанем на место Петефи, Буассара, Модрича, Торквемады и им подобных. Пока мы ещё способны отделить чёрное от белого, надо бороться за чувство разницы. Иначе прямо как их, нас ждёт лишь омерзительная, безвкусная, жестокая Серость.

– Мы… сможем ли мы побороться? – сомневалась блондинка. – Удастся ли нам вообще сбежать из этого кошмара?..

– При желании возможно всё, – рассмеялся Альдред. – Всему свое время и место. Меня интересует отнюдь не это. Ты и я, мы знаем, что прошлого не вернуть. Скажи вот, что: если бы у тебя появился шанс бросить службу в Инквизиции, ты бы им воспользовалась? Ради собственного блага…

Девушка буквально вздрогнула, посчитав этот вопрос чрезвычайно опасным. Она, увлечённая своей же чувствительностью, не поняла, что замышлял Альдред.

Капрал хотел обломать её инквизиторские крылышки, раз подозревал: Церковь держит при себе Киафа со злым умыслом, Ингрид угрожает опасность. Может, сам Пантеон и не дружен, но его избранники должны были держаться вместе.

По возможности.

Он готов был рискнуть всем, лишь бы обрести союзника в лице Бенеке. И использовал ради достижения цели все доступные методы, нисколько этого не стесняясь.

Телохранитель открыл Ингрид глаза на червоточины, поразившие тело Священной Инквизиции. У гнили, от которой чахла Церковь, имелись вполне строго очерченные лица. И как человеку светлому, не зашоренному риторикой Верховных, ей была противна сама мысль о причастности к злу, будь оно меньшим или большим в сравнении.

Ингрид оттягивала до последнего момент истины. Наконец, вздохнула и сказала:

– Я бы сбежала из корпуса при первой возможности. Если бы точно знала, что за побег мне ничего не будет…

– Вижу, ты боишься боли. Боишься смерти, – понимал Флэй, часто кивая.

– Конечно. Боюсь, – заявляла Бенеке. – Кто не боится?

«Справедливо».

Голос её стал печальным. Взгляд упёрся в грязную мостовую.

– Но ещё больше я боюсь одиночества. В монастыре против меня все строили козни. Это невыносимо… Когда я поступила в Инквизицию, мало что изменилось…

«Риск оказался оправданным. Уже неплохо», – отмечал про себя капрал.

– Училась, но в отрыве от прочих новициев. Единственный, с кем я могла поговорить, – это отец Дьюла. Только вот наше общение, как ни крути, отдавало официозом. Взаимоотношения по ролям, как в театре. А я… ненавижу играть роли. Мне хочется простой человеческой жизни. Настоящей безвозмездной дружбы хотя бы…

«Жаль, что этому не бывать, Ингрид. Киафам, похоже, вообще не дано жить, как все. Это ответственность, не имеющая ничего общего с лёгкими путями. Однако дружба… Её я могу тебе обещать», – размышлял охотник.

А вслух сказал:

– Предоставь это мне, Ингрид, – настаивал Флэй уверенно. Лицо его расплылось в улыбке. – Я защищу тебя. И сделаю всё, чтобы мы выбрались отсюда. Обещаю. Главное, верь мне. Держись поближе, что бы ни случилось. Больше ни о чём не прошу.

Бенеке заметно оживилась. В тот момент она, поведя себя так наивно, попросту восторгалась капралом. Обожала его. Уже давно отчаяние одержало над ней верх, склоняя к смирению. Появление человека, способного освободить её от оков безнадёги, подарило второе дыхание. Для борьбы.