Сержант вцепился мёртвой хваткой в его шею. Буквально одной левой. Поднял над землёй, нисколько не напрягаясь. Хотя Шатун был тяжелее, чем большинство людей.
Головорез ему шею сдавил так сильно, что у амбала попросту опустились руки. В глазах потемнело. Дышать стало трудно.
Крёгер одним резким движением придавил безбожника к стене – аж вибрация пошла. Ему не понравилось, что Олег суетится. Всё произошло в мгновение ока.
Недюжинная сила. Поистине звериная.
– Зря ты так, дружище, – осудил его Йенс. Голос отдавал железом, переходя местами в бесконтрольный утробный рык. – Думал, сильнее медведя-шатуна в лесу нет зверя? Поверь, есть хищники гораздо, гораздо страшнее…
– Так ты… – цедил сквозь зубы Олег, вцепившись в его руку. Не расцепить. – Ты и правда… волколак?
– А тебе показалось, это просто кличка? – умилился Крёгер.
Если бы его просто прозвали так за красивые глаза! Увы.
– Не повезло, да? Не повезло…
– Отпусти… меня, – взмолился Вилогор, дрыгая ногами. Сопротивление было бесполезно. Хрипел: – Отпусти… Задушишь!..
– С чего бы?.. – буркнул Йенс, искоса глядя на него. – Ты разве готов общаться по-человечески? Мы не на Севере…
– Да… Да… – задыхаясь, повторял Шатун, красный, как рак. Жилы на его висках вздулись. В глазах полопались капилляры. Сердце молило о пощаде.
– Ну-ка. – Головорез дал ему шанс и разжал пальцы.
Вилогор тут же сполз по стенке со скрипом, закашлялся, судорожно ловил ртом воздух в попытке прийти в себя.
Собственный же информатор его чуть не убил. Да, вот так просто.
– Будь паинькой.
Крёгер отстранился, доставая сигариллу из портсигара. Повозился немного с трутом, чтобы зажечь. В темноте вспыхнул язычок пламени. Закурив, Йенс погасил лучину и выпустил дым из лёгких.
Он присел на корточки рядом с Олегом, продолжая курить со вкусом и опытом. В перерывах между затяжками рассуждал.
– Запомни одну простую вещь, говнюк. Мы в Равновесном Мире. Это цивилизованное общество. Люди на Юге не бегают с цветочными венками у костра при луне голышом. И не трахаются потом по кустам.
Шутка ли, у луров и молвян языческие традиции были общими. Просто одни после этого мылись в ближайшей речке, а другие вполне чинно ходили в баню. Разумеется, Йенс про столь тонкие нюансы ничего не знал. Иначе бы подумал дважды, что несёт.
Егерь затянулся крепко и выдохнул дым в лицо скорвена. Тот поморщился.
– Уяснил? Тем более, полезешь кого-то зарубить – получишь вдвойне. От меня – так точно. Понятно выражаюсь?
– Ясно, – пробурчал Вилогор.
– Так-то лучше, – выдыхая табачный дым, заключил Йенс. – Я всё устроил. Будешь в моей группе. Какое бы задание ни поступило, мы встречаемся ближе к вечеру. Завтра или послезавтра. Но не позже. Время дорого, и время на исходе. Твоё, кстати, тоже.
– Да-а, – не стал спорить Шатун.
Сейчас-то он точно знал, что вляпался по уши. Если раньше они с Лешим тешили себя иллюзиями, что смогут запросто прихлопнуть лишнего свидетеля, то сейчас ему открылась горькая правда.
Крёгер стоил их всех. А кондотьеры – просто мясо и доставщики живого груза бескомпромиссному заказчику.
Своего егерь не упустит. Если даже план их накроется медным тазом, он заберёт, что причитается. Парней его не пожалеет. Наниматель же будет спрашивать с легионеров. Даже с мёртвых!
Западня.
– От меня ни на шаг не отходишь. Выждем подходящий момент – и начнём. Чем меньше инквизиторов зарубить придётся, тем лучше. Обрисую тебе план действий потом.
– Буду ждать, – буркнул скорвен с вызовом.
– Не быкуй лучше, мразь, – предупредил Крёгер.
Потушил сигариллу об пол и отправил щелбаном из окошка на улицу. Дым остался клубиться в коридоре.
– Если ты забыл, я за красоткой уже несколько лет по всему Западу бегаю. И поверь, конца задания жду, как второго пришествия Света и Тьмы. Никому не позволю вставлять мне палки в колёса. Шаг влево, шаг вправо – найду на тебя управу, или твой труп. Лучше имей ввиду.
– Да понял я!.. – простонал Олег, потирая шею.
Годами он не чувствовал себя так жалко.
– Мешок с дерьмом, – хмыкнул Йенс, открыто презирая скорвена. Размял шею до хруста. Затем сказал. – Поднимайся. Чтоб завтра на плац явился свежим и бодрым.
Шатун, кряхтя, принялся вставать. Его ещё мутило после случившегося. В сторону сержанта даже не смотрел. Он за одну встречу разуверился, что имеет какой-либо вес в Несметном Легионе. Пожалел, что вообще взялся за этот контракт. Как мало кто в Равновесном Мире, нынешний заказчик вообще не прощал ошибок.
Сказочное богатство – эфемерная награда, соразмерная вполне реальной, жестокой расплате за провал.
Разговор можно было считать оконченным.
Крёгер пошёл по коридору к лестнице, чувствуя приближение припадка. Взглянул на часы, когда добрался до источника света. И действительно, вот-вот пробьют полночь.
Он ускорился и тихо, будто призрак, вошёл в помещение, отданное под казарму «Церберу». Ещё этим утром тут располагался лазарет.
Внутрь Йенс прошёл, будто невесомый фантом.
Большинство бойцов уже спало. Пустовали койки тех, кого отправили на смену в дозор. Он присел на спальный мешок. Тихонько открыл рундучок, в котором оставил походную суму. Из неё вытащил тёмный пузырёк.
Антидота оставалось мало. Крёгер наклонил сосуд и высыпал на ладонь скрученный, высушенный и оттого бурый лепесток – таёжный кровоцвет. Во всём Равновесном Мире не нашлось иного лекарства, способного подавлять мутацию.
Наступил новый, седьмой день эпохи Семи Лун.
Так что пришла пора принять очередную дозу.
Йенс разжевал лепесток, вымоченный в меду, и проглотил. И сладость, и гадость. Снадобье подействует в течение минут пяти. А до тех пор сержант чувствовал, как зверь бушевал внутри его тела, отчаянно пытаясь вырваться наружу.
Головорез прилёг в попытке расслабиться. Этой ночью приступ дал о себе знать раньше, обманывая приливом звериных сил. Всё в прок, что служит аргументом.
Сердцебиение учащалось. Кровь будто кипятили в чане на огне. Пот начал стекать градом. Откуда ни возьмись, его охватил голод определенного толка: жажда человеческого мяса.
Вместе с тем Йенс почувствовал себя живым, как никогда. Это временно. Пару раз он уже обращался в чудовище, охотился, рвал на куски селян. И всё помнил, что хуже.
Ночные вылазки всегда претворяет мутация. Сама конституция тела меняется. Кости удлиняются и преобразуют свою форму. Мышцы разрастаются, как на дрожжах. Из-под кожи так и прёт шерсть. Зубы выпадают, а на их месте нарастают волчьи. Ногти осыпаются, уступая место когтям.
Процесс не быстрый. Сопряжён с невообразимой, нескончаемой болью, по-настоящему сводящей с ума. И никак иначе.
Да. Оборотни поголовно теряют рассудок со временем. И Крёгер до конца не понимал, что страшнее: уподобляться зверю каждую ночь, или потерять себя однажды.
От нескончаемых мук и бремени монстра его берёг только кровоцвет. Зелье, додуманное алхимиками исключительно для нужд Священной Инквизиции. Разумеется, оно попадало и на чёрные рынки империи.
Антидот стоил почти также дорого, как чистый белый эфир. На уровне перемешанного с псевдо. Примерно.
И егерь был готов платить, раз уж его-то жизнь золотишком не обделила. Как-никак, после войны ему нашлось местечко в верхних эшелонах Военного Министерства.
Коли уж по зову службы оказывался в Янтарных Башнях, всё становилось и куда проще. Выкрасть один такой пузырёк не составляет особого труда. Зато доз там на целый год. И всё равно напролет жизнь так не проживёшь.
Рано или поздно где-то оступишься.
И снова боль. Своя, чужая – не суть. Чья-то кровь на руках. А в брюхе – мясо тех, кто мог бы жить, не ведая кошмаров, не зная, что есть на свете проклятые вроде него.
Как бы хорошо Йенс Крёгер ни скрывал свой недуг, агентура кайзера знала о нём всё. Оно и немудрено: егерь ведь один из них. Им доподлинно было известно об инциденте, что произошёл в Альдах, под Оссиахом. На его малой родине.