Вероятно, она отстояла свою позицию тем, что «Симфония» находилась отнюдь не на нижних уровнях, а на отлично охраняемых верхних, где располагались элитные развлекательные заведения. Видеокамеры и сканеры нанопаспорта здесь были натыканы на каждом углу, а охранники-киборги патрулировали многоярусные тротуары с интервалом чуть ли не в пять минут. Да, конечно, это увеличивало риск для обычного горожанина быть на месте расстрелянным за какое-то неопределённое действие, которое патрульный мог счесть за нарушение. Но Николь и Крио это не касалось. Они носили униформу, говорившую, что они – студенты престижного курса, а значит далеко не из последних семей. Касательно студентов в Бюро Гор-охраны имелся особый регламент.

Николетт одевалась в роскошные тёмно-красные костюмы с узором, вышитым платиновой нитью. На ногах её были модные полуботинки из хромового эковинила. Чёрно-серая униформа Крио была попроще, но тоже означала, что она – ценный Городской студент. Их одежда выполняла роль визуального идентификатора, этакого знака различия, предвосхищая результат проверки лучом электромагнитного сканера. У таких юношей и девушек перед простыми прохожими был огромный приоритет. Охрана получала инструкции ими не интересоваться, а наоборот, следить за тем, чтобы такой молодёжи не создавали неудобств горожане обычного трудового сословия.

Так что Крио и Николь неспешно прогуливались до посадочных площадок аэротранспорта, нарочно выбирая самый длинные пути. Это давало им время вдоволь посмеяться, поболтать, открывая друг другу реалии жизни своих социальных сословий. И хоть это порой и было совсем не весело, но всегда очень познавательно.

Николь жутко нравилось находиться в компании этой умной, красивой, общительной и везучей девушки. Крио превосходила её абсолютно во всём, кроме, разве что, происхождения и социального статуса. В «Симфонии» Ника жадно наблюдала за её работой и жарко расспрашивала обо всём, оставаясь в восхищений даже когда не могла понять ответов Крио. Она прекрасно помнила тот вечер, когда кибертехник изящно воскресила её электронный планшет – прямо там, в затенённом зале, совершенно не приспособленном для ремонта тонкой аппаратуры.

Крио в свою очередь нравилась непринуждённая лёгкость, прямо-таки почти детская свобода, которую она ощущала рядом с Николь. Ведь обычно Крио приходилось быть очень серьёзной. Она уже понимала все тяготы жизни, и ей приходилось предельно фокусироваться на учёбе. Она совершенно отвыкла от той беззаботности, что источала её новая подруга, и не чувствовала себя так расслабленно даже в домашнем кругу. С появлением Николь она словно опять вернулась в детство, когда жизнь текла так легко и неспешно, радуя каждым новым впечатлением и новым днём. Хотя вскоре Крио заметила в себе и другое чувство, что-то кроме предельной расслабленности. Некое тягучее, тянущее, томящее ожидание. Словно что-то вот-вот должно случиться, но нельзя угадать, что именно. Появилось нетерпение, странное предвкушение каждой новой встречи с Николь. Она и сама удивлялась такой стойкой потребности в продолжении этих встреч, которые, по идее, всегда устраивались сами собой.

Ощущение это было для Крио новым и не таким уж лёгким. Но на фоне постоянных мыслей об учёбе и бытовых нуждах оно всё же казалось приятным. Оно отвлекало. Словно Крио удалось вернуться на несколько лет назад, когда она ещё умела не думать о грустном и о серьёзном: например, о том, хватит ли запаса кредитов на семейном счёту, чтобы закончить учёбу, и как долго ещё проживут родители, на которых больно смотреть, ведь они сжигают себя заживо на работе.

«И дело тут даже не в том, что я ухожу от проблем. Что трачу время на Нику вместо серьёзного дела. Просто это оказалось приятно – не быть одной. И пусть это отвлекает, но, кажется, всё же это куда забавней, когда рядом есть тот, кто приходит к тебе постоять над душой…»

Наступил послеобеденный час: самое жаркое время для сотрудников ресторана и мёртвое для его технических коридоров. Сейчас самые низшие служащие бегали по гостевой зоне, расстилая на столах скатерти и раскладывая приборы, а официанты, прибывшие на работу, в своих раздевалках готовились к роскошному вечеру, тщательно наводя красоту.

Люм, приехавший как всегда чуть пораньше, уже оделся и надушился изысканной туалетной водой, которую выдавали всего по одной бутылочке на заведение, и старший распорядитель охотно пользовался трудовой привилегией. Он должен был теперь пробежаться по залу, проверяя, всё ли готово к приёму важных гостей, протестировать микрофоны и ознакомиться с культурной программой на вечер (её любил составлять сам местный начальник, Виктор, так что у Люма было больше свободного времени, но и меньше свободы выбора.

Все эти приготовления Люм проделал за десять минут: белоснежно-золотым вихрем пронёсся по залу, нырнул за перегородку с кружащимися в ней пузырьками, загрузил с терминала информацию на свой рабочий планшет. Оставалось только проверить внешний вид официантов, а также их эмоциональный настрой (с этим здесь было строго: не можешь излучать сияние искренней радости – не занимай вакансию).

Пружинистым шагом Люм впорхнул в тамбур между женской и мужской раздевалкой. Прошёлся вдоль вставших шеренгой девушек и парней, тут же вытянувшихся перед ним по струнке. Все парни были высокими и плечистыми, хоть многим из них едва стукнуло восемнадцать. Некоторые —даже повыше Люма, хотя и он со своим метром восьмьюдесятью в Городе считался довольно высоким. Девушки тоже не подводили своей внешностью, и кроме широких улыбок и румяных лиц Люма встретили холмики выпирающих из-под одежды грудей с затвердевшими от страха сосками.

Люм одобрительно хмыкнул и кивнул, удостоив шеренгу лишь беглым взглядом. Уже хотел уходить, но вдруг остановился. Его губы недовольно скривились, впрочем, лишь на миг выдав чувства, и лицо тут же снова стало высокомерным. Одной девушки не хватало, и её соседка, приоткрыв дрожащие губы, начала что-то мямлить в оправдание.

– Цыц! – бросил Люм и вылетел из раздевалки.

Он знал, где её искать. Пролетев безудержным вихрем по техническим коридорам, перед нужной дверью он сбавил шаг. Без единого звука он проскользнул к приоткрытой щёлке и застыл, осторожно заглянув внутрь. Однако можно было не прятаться: его бы и так вряд ли заметили.

Спиною к выходу стояла Крио. Её изящные плечи мелко тряслись: она безудержно хихикала. А почти вплотную, лицом к ней, стояла и тряслась от смеха Николь. Они с Крио что-то рассматривали на персональном планшете.

Люм ещё немного полюбоваться этой милой картиной. У него на лице застыла брезгливая мина. Потом хотел их вспугнуть, но хихиканье оборвалось. Раздался ещё чуть подрагивающий, прерывистый от смешков голос Николь:

– К-крио, мне пора… Опоздаю…

Но девушка-кибертехник только сильнее притиснула Николь к дверце шкафчика и опять ей стала что-то показывать. Вновь раздались прерывистые всхлипы приглушенного смеха.

Тут уж Люм не стерпел. Надменно хмыкнув, он громко стукнул костяшками пальцев по двери, с удовольствием заметив, как сильно при этом вздрогнули нарушительницы устава. Крио обернулась, уставившись на Люма невинными небесно-голубыми глазами. Из-за её плеча высунулось испуганное лицо Николетт.

Даже в гневе Люм был изящен. Он влетел в комнату и застыл с идеально прямой спиной, вздёрнутым подбородком, с категорично сложенными на груди руками. Николь как-то сдавленно ойкнула. Её лицо стало маской смертельного ужаса. Побледнев до голубизны, она вывернулась из-под Крио и пулей вылетела в коридор, не проронив ни слова. А Крио развернулась и дерзко уставилась на Люма. Правда, её взгляд оставался вызывающим лишь секунду, а потом она всё же смутилась и потупилась, виновато улыбаясь.

С трудом Люм заставил себя остаться в угрожающей позе, сверкая на Крио зелёным огнём лисьих глаз. Он ничего не сказал. Этого и не требовалось. После секунды молчания девушка сама на него подняла глаза, в которых читался наивно-наглый вопрос: «Всё так плохо?»