— И нахуя? — поинтересовался Менелай у Одиссея, когда они спустились на очень гостеприимный и очень пустой пляж.
— Как «нахуя»? — удивился лучший дипломат Древней Греции. — Мы тепеХГь можем попХГобовать договоХГиться с тХГоянцами, забХГать Ленку миХГом и веХГнуться домой без эпического пиздилища.
— Тоже верно, — согласился Менелай, немного подумав. — А как обьясним остальным, что добычи не будет?
— Ты же поделишься ХГади лёгкой победы частью возвХГащённого спаХГтанского золота? — ответил Одиссей вопросом на вопрос в лучших итакийских традициях.
— Сволочь ты хитрожопая, Одя, — покачал головой Менелай, едва не потеряв равновесие из-за пойманного парусом ветра. — Можно уже это снять?!
— Нельзя, — строго сказал Одиссей. — Нам нужны флагштоки для белого флага. Мы же паХГламентёХГы.
— Одя, — задумчиво сказал царь Спарты, пока прислуга меняла флаг Спарты на давнее полотнище нейтральных представителей. — Я всё думаю. А ты точно из Итаки?
— А ты таки почему заинтеХГесовался этим именно сейчас? — парировал Одиссей, в резвом темпе отправившись в сторону Трои.
Как ни странно, ни у ворот, ни на стенах группу переговорщиков никто не встретил. Город словно вымер. Сбившись в кучку и ощетинившись ценностями эллинизма в виде копий, эллины сами не поняли, что изобрели построение «черепаха», используя круглые щиты. Не ломая строй и лишь изредка дёргаясь от чьих-то стонов в домах, куда так никто и не решился зайти, посольство дошло до дворца, в котором кто-то явно страдал в очень множественном числе. Посланцы замерли перед массивными дворцовыми воротами, смутившись. Вообще-то, встреча виделась им чуть иначе.
— И что делать будем, умник? — спросил ходячий спартанский флагшток.
— Думать будем, — отозвался Одиссей, внимательно глядя на дворец.
— А до этого ты что делал? — съязвил Менелай, но, тем не менее, замолчал, чтобы не мешать итакийцу продумывать возможные варианты.
Тем временем Троя отмечала общегородской траурный день под названием «Первый день, когда закончилось вино». Страдая от гремящих невидимых колоколов, троянцы пытались вспомнить, где они и кто. Ещё больше многих волновал вопрос, какая за окном эпоха, и не изобретены ли уже «Альказельцер» или, на худой конец, огуречный рассол. Особенно тяжёлая ситуация воцарилась во дворце Приама. Правитель Трои уже час пытался понять, в какой стороне эта проклятая бабочка так громко хлопает крыльями. Слуги, не сбившиеся с ног ввиду перемещения исключительно в позиции «у меня четыре ноги», стали медленно окружать крылатую бестию, решившую отдохнуть на одном из цветков. Придерживая порывы заныть от головной боли, они придвинулись вплотную к насекомому и уже вскинули свои руки в последнем захвате, как внезапно по царству мучений прокатилась волна адского грома и последующей боли. То Одиссей решился, наконец, действовать и тихонько постучал в двери дворца. Ответом на стук стали замогильные стоны, доносящиеся из здания, что стало последней каплей для и так находящихся на взводе посланцев. Переглянувшись, греки с дикими воплями убежали из города к своему кораблю, возле которого как раз стали швартоваться остальные участники экспедиции. В присутствии такого полчища неудачливые послы почувствовали себя увереннее. А вот вид товарищей насторожил прибывающих на землю Троады эллинов.
— Хули вы так вперёд унеслись, мудилы? — вежливо поинтересовался у гонщиков Агамемнон, даже не успев ступить на берег. — И почему у вас вид такой, будто…
— Братец! Братец! — заорал Менелай, едва не повиснув на шее у микенского родственника. — Там пиздец!
— Где пиздец? — не понял Агамемнон, пытаясь стащить с шеи трясущуюся гору мышц.
— В Трое! В Трое пиздец! — заверещал Менелай басом. — Там упыри! Мы слышали!
— Упыри? — неверчиво переспросили остальные цари.
Члены посольства принялись тут же яростно кивать, едва не оторвав себе головы, чем смутили Агамемнона ещё больше.
— Значит нам надо перестроить нашу стратегию, — сказал наконец командующий походом.
— «Пойти и дать всем пизды» - это изначально была плохая стХГатегия, — заметил Одиссей как можно тише, чтобы его никто не услышал.
— Всем командующим собраться на моём корабле! — велел микенский царь. — Чтобы ни одна соображающая сволочь не попыталась увильнуть!
— Это верно! — поддержал брата Менелай. — Филоклет! Пиздуй сюда! Надо обмозговать!
— А Филоклета нет, родной, — тихо сказал Агамемнон.
— Давно, — хором подтвердили оба Аякса.
— В каком смысле? — Одиссей посмотрел на пустой мостик корабля Филоклета.
— Мы его на Лемносе высадили, — признался Большой Аякс.
— Ебать, — только и смог выдавить из себя царь Итаки.
— А Филоклет не нужен, родной, — заключил Агамемнон. — Он только стимфалюху жрёт.
— Что за хуета? — поразился Менелай.
— Настойка из стимфалийских птиц, — пояснил Малый Аякс. — Геракл ему не только лук со стрелами отдал, но и тушки. Заспиртованные.
— Пиздец, — вырвалось у Одиссея.
— А когда на борту вино закончилось, он это стал пить, — продолжил Малый Аякс. — И остальным предлагал.
— Если бы ты только знал, какое это хуёвое пойло, — пожаловался Большой Аякс. — А вонь как от тысячи церберов.
— Вы охуели?! — заорал Одиссей. — СтХГелы ГеХГакла хоть забХГали?
— Ну мы же не садисты совсем без средств к существованию его оставлять, —начал Агамемнон.
— Вы не садисты, вы — долбоёбы! — продолжил бушевать царь Итаки. — Как мы без стХГел ГеХГакла ТХГою возьмём, поцы вы пелопонесские?! Вы оХГакла вообще слушали?! У вас в башке мозги или кю?!
— Да не кипятись ты, Одя, — отмахнулся Агамемнон. — Придумаем что-нибудь. Высадимся и…
— Хуй вы у меня высадитесь, пидарасы эллинские! — вдруг донеслось с берега.
Повернувшись, цари с удивлением обнаружили, что пустынный пляж заполнен армией троянцев и их союзников во главе с Гектором. Сын Приама стоял впереди без шлема в окружении троих слуг, которые постоянно протирали его голову влажными тряпками, и явно страдал то ли от жары, то ли от произведённого им же самим шума. Тем же маялась и вся остальная армия троянцев, что, правда, не мешало им смотреть на своих визави как на главную причину страданий.
— Слушай, Одиссей, — тихо шепнул итакийцу Агамемнон. — Что-то они на упырей не похожи.
— А вот на страдающих от похмелья – очень, — добавил Менелай. — Кажись, обознались.
— Первого греческого хуя, который окажется на земле Троады, я лично уебу! — громогласно пообещал Гектор, для пущей убедительности продемонстрировав грекам копьё.
Греки, вспомнив, что у настоящего воина копьё не одно, переглянулись и вспомнили, что дам нужно пропускать. Поэтому негласно было принято решение подождать волшебного появления женщины на кораблях, дабы уступить ей право первого шага по земле Троады.
— Пиздуйте сюда, говнюки! — вежливо пригласили гостей троянцы.
— Пошли вы в пизду, ёбанутые! — столь же вежливо ответили хозяевам греки. — Сами сюда пиздуйте!
— Делать нам нехуй, ноги из-за пидарасов всяких мочить! — отреагировали троянцы, не сдвинувшись с места.
Ситуация сложилась патовая. Верхи не могли спуститься на берег, низы не желали подниматься на корабли. Во взаимных приглашениях прошло примерно полдня, и к вечеру до Агамемнона дошло пинком разбудить уснувшего в тени Одиссея и, посредством физической мотивации, предложить ему придумать решение. К чести итакийца, решение он придумал почти мгновенно, всего после третьего пинка по рёбрам.
— Эй, ГейктоХГ! — позвал царь Итаки принца Трои. — Я твой ТХГоя хХГам шатал!
— Ах ты пидар! — тут же отозвался Гектор на приветствие.
— Я твой двоХГик двеХГь стучал! — не унимался Одиссей.
— Сука! — заорали хором все троянцы. — Так это ты в ворота барабанил?!
— А ХГаз я уже у вас бывал, то и обосХГался ты со своим обещанием, — закончил свою речь Одиссей, довольный собой и устроенной ему овацией всего флота.
— А, ну раз Одиссей на земле уже был, — решил один из греков по имени Протесилай. — То можно спускаться.
