Спрыгнув на землю, он велел запечатлеть сей доблестный момент на амфоре, что корабельный художник немедленно исполнил, подняв своё творение высоко над головой.

— И вот, — воскликнул Протесилай. — Я зачекинился в Трое! Следующая остан…

Закончить торжественную речь ему помешало торчащее в животе копьё Гектора.

— Хули, блядь, ты творишь?! — захрипел Протесилай, глядя на троянского военачальника. — Одиссей же сказал, что первым спустился.

— Не запостил – не было, — ответил Гектор, указывая на амфору, к которой художник спешно пририсовывал торчащее из Протесилая копьё. — Ты запостил.

— Пиздец, блядь, — прохрипел Протесилай, повалившись на песок.

Вообще-то рана, нанесённая Гектором, была не смертельной и даже не особо серьёзной. Но именно Протесилай стал первой жертвой Троянской войны, поскольку его затоптали десантирующиеся греки, радостные от того, что копьё досталось не им.

— Повезло мудаку, — проворчал Одиссей, спускаясь в толпе. — Не будет тут десять лет хуйнёй стХГадать, как мы все.

Глава 9

Три дня и три ночи сражались греки с троянцами. Затем они сделали небольшой перерыв и продолжили биться девять лет и девять зим, то добираясь почти до стен города, то откатываясь к собственному лагерю. Конечно, основные противоборствующие стороны не выдержали бы столь долгую войну. Но к сражающимся, к радости обеих, прибывали союзники и подкрепления. Это вносило разнообразие, столь необходимое в повседневной рутине. И действительно, что может воодушевить скучающего воина сильнее, чем внезапно появившееся перед ним подкрепление противника? Только такое же подкрепление с его стороны.

Приближалась юбилейная дата, десятилетие начала войны, и Агамемнон сидел в своём шатре, пытаясь найти решение серьёзной проблемы. Многие герои прославили себя, и это было замечательно. Ещё больше греков озолотилось, и это было хорошо. Но самая большая часть армии за эти девять лет просто огребла, и с этим надо было что-то делать. Погружённый в раздумья, царь Микен не сразу сообразил, что к нему в шатёр пробрался Одиссей и сейчас допивает его вино. Итакийца выдала человеческая природа, освободившая часть внутренней атмосферы гостя для заполнения бесплатным вином освободившегося обьёма.

— Одя, твою мать! — тепло поприветствовал гостя Агамемнон. — Хули ты сюда всрался?! И так душно, так ещё и ты пердишь!

— Слушай, Мемя, — вкрадчиво начал Одиссей. — Я к тебе по важному делу.

— По какому? — гнусаво спросил Агамемнон, зажав нос рукой и экономя кислород.

— Можно мне в отпуск? — спросил царь Итаки. — У меня в Итаке Хгодился втоХГой сын.

Агамемнон на пару мгновений даже забыл о тяжёлой атмосфере в шатре, уставившись на Одиссея.

— Одя, — сказал он наконец. — Ты долбоёб?

— А что не так? — возмутился итакиец. — Если ХГодился цаХГевич, то как же цаХГь будет далеко? Я должен пХГисутствовать!

— Одя, — повторил Агамемнон. — Ты долбоёб? Ты девять лет дома не был.

— Нуу… Мальчик очень теХГпеливый, — попытался парировать довод Одиссей, внутренне уже понимая, что уловка не сработала.

— Одиссей, ты заебал! — ласково признался командующий. — Мы тут всего девять лет, и ты каждый год пытаешься съебаться.

— Мемя, — начал Одиссей. — Я…

— Погоди! То у тебя черепашка рожает, то коровы недоены. Если тебя тут всё заебало и не нравится, так и скажи, что не хочешь тут быть.

— Не хочу! — радостно закивал Одиссей. — Меня и пХГавда всё тут заебало! Можно мне домой тепеХГь?

— Неа, — расплылся в улыбке Агамемнон. — Мне похуй, что тебя заебало. Пиздуй на передовую.

— ПидаХГасы, — вздохнул Одиссей, выйдя от командующего. — Девять лет. Девять пХГоклятых лет потХГатить на эту куХГицу и двух петухов, котоХГые никак не могут её поде…

Замерев на полушаге, Одиссей резко развернулся и вбежал обратно в шатёр Агамемнона.

Пару часов спустя уставшие армии выстроились друг против друга.

— Эй, пидары, — устало обратился к троянцам Агамемнон. — А давайте просто мужья передерутся. Кто победил, тот и выиграл.

— Сука ты ёбаная, а девять лет назад ты не мог этого предложить?! — заорали в ответ обе армии, а затем троянцы согласились и выпихнули вперёд Париса. Гордому принцу Трои вручили щит, копьё а затем, подумав, всё-таки передали и трусы тоже. Однако радость Париса по поводу получения набедренного наряда была недолгой, потому что с другой стороны из рядов вышел Менелай в полном боевом облачении и с роскошными оленьими рогами на шлеме... Или не на шлеме.

— Сейчас я тебя, сука, научу Спарту любить, — недобро улыбаясь, предупредил принца спартанский царь, двинушись вперёд.

— Да я её каждую ночь люблю, — парировал Парис, тут же поняв по налившимся кровью глазам оппонента, что сказал он это очень зря.

— Ах ты козёл! — заорал Менелай, рванувшись на противника.

— Это я козёл? Ты себя в зеркало видел? — уточнил Парис в ответ, тем временем стремительно ускоряясь в противоположную от бегущего на него быка.

Заорав что-то нечленораздельное, Менелай погнался за серо-белым пятном в стремительно краснеющем мире, бросив и щит, и копьё, чтобы было легче его догнать. Парис, тоже избавившись от всего лишнего, включая трусы, принялся убегать от своего визави, сверкая пятками, икрами и всем, что было выше.

— Стоять, гад! — орал Менелай, пытаясь догнать обидчика. — Порву нахуй!

— Лучше забодай меня! — орал в ответ Парис, бегая зигзагами и уворачиваясь.

Взревев от бешенства, Менелай решил последовать совету и побежал наперерез, наклонив голову. Царь Спарты расцарапал рогом завизжавшего Париса чуть ниже спины и попытался остановиться. Попытка сорвалась, и Менелай с разгону влетел в небольшой холмик, застряв там рогами в весьма специфической позе. Прихромавший обратно Парис, увидев столь интересную позицию, с разбега отвесил оппоненту пинка, в результате чего царь Спарты, подпрыгнув от неожиданности, к своему удивлению понял, что теперь у него несколько точек опоры, но все сосредоточены на двух ветвистых и ненужных конечностях. К счастью царь не получил перелома шеи ввиду её отсутствия, и увидевшие кровоточащую задницу Париса секунданты присудили победу спартанцу.

— Наконец-то этот ёбаный пиздец закончился, — вздохнули было с облегчением воины с обеих сторон, но тут небо потемнело, и на ближайшем холме появился лично Зевс-Громовержец.

Верховный бог Древней Греции вызванной молнией разжёг костёр и поставил сверху огромный котёл, в котором тут же что-то стало хлопать и взрываться, а затем посмотрел на две стоящие рядом армии и нахмурился. Обе армии в ужасе переглянулись.

— Я ЧТО? — прогремело над полем боя. — ВСЁ ПРОПУСТИЛ???!!!

— Нет-нет, — спешно принялись заверять верховного представители обеих сторон. — Мы только начинаем.

— А! Ну хорошо, — ответил Зевс, почесавшись и поправив громыхающий котёл. — Начинайте. Только подождите, пока я себе кое-что не приготовлю.

Забыв и о ноющем и держащемся за место ниже спины Парисе, и о застрявшем рогами в холмике Менелае, обе армии бросились на исходные позиции. Дуэлянты, обменявшись ненавидящими взглядами, кое-как уковыляли следом за своими солдатами, и через некоторое время битва возобновилась. Довольный Зевс открыл переставший громыхать котёл и зачерпнул оттуда горсть странных белых хлопьев.

— Дорогой, — раздался за его спиной строгий голос Геры, заставивший бога подскочить на места. —Что за гадость ты опять ешь?

— Это не гадость, дорогая, — ответил жене через плечо Громовержец, пряча горсть вкусных солёных хлопьев. — Это зёрна чего-то там. Прислал твой дальний родственник из-за моря.

— Какой ещё дальний родственник? — подозрительно прищурилась Гера.

— Да не помню я, дорогая. Кеша или Кеца… Кецал… Кешакот, что ли. Не помню. Кто-то с твоей стороны. Всё, не отвлекай меня от матча.

Фыркнув, супруга подошла поближе, спихнув верховного бога на край и заняв положенное место рядом.