В литературной среде крыловский контракт стал символом коммерческого успеха. Уже через несколько месяцев московский издатель Н. С. Степанов, явно подражая Смирдину, также за 40 тысяч, но только на два года приобрел у М. Н. Загоскина еще не оконченный роман «Рославлев, или Русские в 1812 году». Таких денег у Степанова не было, и, чтобы рассчитаться с автором, он, в свою очередь, запродал еще не вышедшую книгу торговцам, готовым платить вперед278. И даже в 1842 году Гоголь, редактируя «Ревизора», заставит Хлестакова вдохновенно врать, что Смирдин дает ему 40 тысяч за то, что он «поправляет статьи» для его журнала279.
Как именно Смирдин выплачивал Крылову деньги, единовременно или частями, к сожалению, неизвестно; в любом случае, эта сделка принесла поэту крупнейший в жизни литературный заработок и свидетельствовала об уверенности обеих сторон – и автора, и издателя – в том, что спрос на басни Крылова и впредь останется высоким280.
Таким образом поэт, которому перевалило за шестьдесят, в самом деле завершал свою литературную деятельность. Он напишет еще только десять басен, причем последнюю – за десять лет до смерти, в 1834 году. Рассматривая басни как некий аналог имения, он достиг такого равновесия, когда они сами по себе, без дополнительных усилий, приносили достаточный доход. Этим «имением» Крылов управлял как рачительный хозяин, уже к 1832 году, по подсчетам Лобанова, составив «изданиями своих басен до 100 000 рублей»281.
Однако с середины 1830‑х годов литературные заработки в его бюджете оттесняются на второй план государственными выплатами.
12
Беспечен как Лафонтен. – Уваров и начало огосударствления. – Баснописец его величества
В 1820 году Оленин смог добиться удвоения пенсиона, назначенного баснописцу в 1812‑м. Сделать это было непросто. Как директор библиотеки он мог официально ходатайствовать перед министром А. Н. Голицыным лишь о награждении своих подчиненных чинами и орденами. 3 марта он подписал коллективное представление на отличившихся сотрудников, в котором дал Крылову весьма нестандартную служебную характеристику:
Коллежский асессор Крылов, столь известный приятными, а сверх того и полезными своими баснями, вопреки природной наклонности к беспечной жизни, уже несколько лет, к удивлению всех, ревностно и неутомимо отправляя свою должность по Императорской Публичной библиотеке, занимался ныне с отличным рвением и успехом составлением каталогов Русских книг. Сверх того он трудился для Библиотеки, сочиняя поучительные и прекрасные Апологи в стихах для чтения в публичных ее собраниях. Сии достойные его творения всегда были принимаемы публикою с отличным удовольствием, в чем Ваше Сиятельство сами изволили участвовать. А при том он еще содействовал и умножению собственных доходов библиотеки, будучи одним из членов составленного мною на сей предмет частного комитета282 <…>
За все эти заслуги баснописец представлялся к ордену св. Владимира 4‑й степени, но Оленин считал нужным выхлопотать ему и «вещественнейшее» награждение,
уважая отличный стихотворческий его талант, которым пользуются с равною выгодою и дети, и юноши, и взрослые, и престарелые; уважая равным образом его добродушие, соединенное с отменною остротою ума, а притом зная тесные его обстоятельства283.
Именно эти качества Крылова, не имеющие к службе никакого отношения, директор библиотеки считал важнейшими и заслуживающими поддержки со стороны верховной власти. Заметим, что здесь пока еще вперемешку с другими аргументами возникает первый набросок формулировки, постулирующей универсальную ценность крыловского творчества.
Однако пока еще это было не для всех очевидно, и Оленин вдогонку за официальным представлением послал министру личное письмо, посвященное исключительно Крылову. Там он ссылался в качестве прецедента на аналогичные милости, оказанные другим неимущим литераторам – А. П. Буниной и В. А. Жуковскому284, и приводил дополнительные резоны:
Иван Андреевич Крылов, смело в том вас могу уверить, сиятельнейший князь, по долговременному опыту, есть самый честный, добрый и благомыслящий человек. <…> по беспечности, принадлежащей особенно поэтам его именно рода, он беден как Лафонтен <…> И наш собственный Иван, будучи в этом самом положении, содержит еще брата своего родного, подобного ему бедняка!285
Ходатайство увенчалось успехом. Уже 27 марта 1820 года последовал императорский указ Кабинету от об увеличении ежегодного пособия Крылову с 1500 до 3000 рублей, который, впрочем, не содержал упоминаний о литературных заслугах. Формально это было поощрение «в воздаяние засвидетельствованной начальством усердной и похвальной службы»286.
На этом рост постоянных доходов Крылов надолго прекратился. Предпринятая Олениным в январе 1827 года попытка обеспечить всем сотрудникам библиотеки, прослужившим в ней не менее пятнадцати лет, дополнительный пенсион в размере жалованья не увенчалась успехом287.
Между тем Крылову, находившемуся уже в солидном возрасте, в конце 1820‑х годов пришлось иметь дело с очень крупными поступлениями в Русское отделение библиотеки. В декабре 1827 года у Смирдина было закуплено 2285 томов, в следующем году известный библиофил купец Е. В. Косицкий пожертвовал 641 книгу, а в марте 1829‑го у Смирдина было приобретено еще 955 томов. Принимать, систематизировать, вносить в каталог и расставлять по полкам это богатство должны были два человека – библиотекарь и его помощник, однако помощника, предусмотренного по штату, у Крылова не было с тех пор, как весной 1825 года с этой должности был уволен А. А. Дельвиг. До октября 1827‑го ему помогал один из писцов библиотеки, а затем баснописец остался с колоссальной массой книг один на один288.
27 февраля 1829 года Крылов пожаловался Оленину, что «при всем усердии» не в состоянии выполнить все, что от него требуется, «тем более, что с беспрестанным получением новых книг и труд в исправлении службы возрастает»289. В помощники себе он выбрал тридцатилетнего И. П. Быстрова, который и был немедленно принят в библиотеку в качестве писца. Скоро он превратится в «подбиблиотекаря» и возьмет на себя основной объем работы по Русскому отделению. Двадцать лет спустя Быстров запишет свои первые впечатления от общения с баснописцем:
Когда я поступил в Библиотеку (6 марта 1829), то Ив. Андр. постоянно являлся к должности в 11-ть часов, садился на громаду книг (это ему служило месяца два вместо стула) и беспрестанно курил сигары. Ровно в 2 часа уходил домой.
Здоровье Крылова пошатнулось после перенесенного в 1823 года «удара», и наконец ему, видимо, стало трудно подолгу дышать книжной пылью. «Уберите, мой милый, груду эту… вот что я сижу… Хоть в два ряда на полки поставьте…»290 – таково было первое задание, которое он дал Быстрову.
На этом фоне в общественном статусе Крылова происходили качественные изменения; в 1830 году в результате ряда символических актов он из простого смертного, пусть и знаменитого литератора, превратился в живого классика. В апреле заключен десятилетний контракт со Смирдиным, и когда в августе первые книги, изданные в рамках этого небывалого культурного проекта, увидели свет, одна из них была поднесена императрице (судя по великолепию переплета, не автором, а издателем)291. А в декабре баснописец был пожалован в статские советники (чин V класса), «в изъятие из правил», требовавших обязательного университетского образования. Официальным основанием послужило его членство в Российской академии и то, что он
