Градусник показал минус сорок девять, и Ната плотнее запахнула тяжёлую неудобную шубу, единственным и самым главным достоинством которой было то, что она тёплая. И, выдохнув, вышла на улицу.

Хотелось идти как можно быстрее, но Ната прекрасно знала, что так скоро устанет. Поэтому она только сильнее натянула на нос колючий шерстяной шарф, чувствуя, как брови и ресницы покрываются белым инеем.

Она должна хорошо учиться и закончить школу с отличным аттестатом, если хочет уехать куда подальше. И это была ещё одна причина сходить за забытым учебником сразу: девушка тренировала силу воли. Чтобы вырваться из этого ада, придётся стать очень сильной.

Мороз вышибал слезу, и Ната старалась идти размеренно, но ходко. До дома Светки было каких-то двести метров. Летом – за благо пройтись, совсем близко. Зимой она считала каждый шаг, уговаривая себя сделать следующий.

– Эй, ты совсем берега попутала?

Ната мотнула головой, не реагируя на крик со стороны, только покосилась, убеждаясь, что кричали и правда ей. Те самые, что в школе всё время пытались казаться крутыми. Мало им было несчастной Светки, так теперь решили и к ней прицепиться?

– Натка, тебя спрашиваю, ты реально что ли с Трошенко корешишься? – повторил мужской голос.

Ната всё-таки остановилась. Оглянулась на говорящих: их было четверо. Двое девушек и двое парней. Смешно, конечно, угрожать, будучи закутанными по самые брови, но компания всё ещё строила из себя грозную силу. Впрочем, силой они и правда могли быть, потому что никто не хотел с ними связываться.

– Вам чего?

На таком морозе говорить не сильно хотелось, и Ната коротко обозначила свой вопрос.

– Ты давай от Трошенко подальше держись, а то и тебе за неё будет прилетать. Она вон осмелела, нарвалась… Надо будет – и тебя достанем.

Ната помолчала.

Недавно она радовалась за Светку, за то, что та сумела послать лесом желающих развлечься за её счёт и наконец-то высказалась. Сейчас вот «крутые» решили закусить удила. Нужно было что-то решать.

– Это всё? – голос у девушки даже не дрогнул. Ната давно закрепила за собой славу «сухаря» и всегда ею пользовалась в стрессовых ситуациях. Тем более, что они тренировали силу воли. И просто закаляли характер.

– Ты поняла, что я сказал? – самый рослый из четвёрки, Сергей Афанасьев по кличке Мазут, шагнул вперёд. Ната стянула с руки варежку (в них было теплее и уютнее) и перебрала пальцами по воздуху. Потом передумала и натянула варежку обратно: не здесь и не сейчас.

– Я тебя услышала.

И просто пошла дальше.

Слабину с этими показывать нельзя.

Детки блатных родителей давно уже чувствовали себя особенными: спорить с ними никто не решался, отпор их удивлял, и они тут же собирали толпу – пригрозить или избить. Ната давно уже думала, как бы их самих наказать так, чтобы больше неповадно было.

За ней не пошли: дураков лишний раз по такому морозу бегать не было, но Ната всё равно прошла мимо дома Светки и зашла во двор с другой стороны, чтобы не было видно, к кому она в гости заявилась.

Светка жила с родителями и младшим братом в половине дома – как и многие в Древово, у кого была семья, – и Ната часто в последнее время бывала у неё в гостях. Семья Трошенко в посёлке появилась года два назад, на исходе осени, и Светке пришлось вливаться в класс на половине второй четверти. Класс девочку не принял: невысокая, стройная, не особо симпатичная, хоть и всегда ухоженная и в чистой форме, Светка была словно не от мира сего. Она грезила балетом, до переезда она занималась им в какой-то танцевальной студии, но родители сдёрнули дочь с насиженного места и подались на заработки в глубинку страны. А может и скрывались от кого-то. Ната не знала причину переезда, но таких скрывающихся в посёлке было пара десятков. Иногда действительно приезжали целыми семьями и оставались жить.

Она постучала в двери Светкиной половины дома и дождалась, пока её впустят на веранду. Заходить дальше не стала, только посмотрела на подругу (да, она считала её подругой, и поэтому ей было плевать на угрозы Мазута; а то, что Мазут со своими дружками только сегодня понял, что они дружат – кто ж им виноват?) и сказала:

– Я забыла забрать учебник.

Светка, кутаясь в жилетку, схваченную с вешалки – на веранде было едва теплее, чем на улице, – кивнула:

– А! Сейчас принесу. Чай зайдёшь попить? Мама пирог сделала, с ягодами, представляешь?

– Нет, спасибо, – Ната стянула с лица шарф, улыбнулась, – домой надо, мне ещё ужин готовить, батя придёт голодный.

Светка понятливо кивнула и ушла в дом, а Ната снова стянула варежку и задумчиво посмотрела на свою ладонь.

Она правда готова? Она справится?

Но Светка сегодня смогла дать отпор обидчикам, она поверила в то, что Ната сможет её защитить. Значит, придётся справиться.

Может быть, одного раза прихвостням Мазута хватит, чтобы понять, кого больше не следует трогать? Мазута Ната перевоспитывать не собиралась.

Вернулась подруга и протянула потрёпанный (откуда бы в библиотеке взяться новому) учебник, и Ната взяла его, пряча за пазуху.

– Спасибо.

– Тебе спасибо! Извини, что пришлось идти, – Светка смущённо нахмурила белёсые брови.

– Да ничего… – Ната секунду мешкала, размышляя, говорить ли о вечерней встрече, но решила не волновать подругу лишний раз. – Зато убедилась, что актировке завтра быть.

Она подняла шарф, натянула обратно варежку и, глубоко вздохнув, снова вырвалась на мороз. Оставалось дойти до дома.

Светке она соврала: батя был в ночь, готовить ужин не нужно было – в холодильнике оставалось с прошлой готовки. Матери у Наты не было – погибла при родах из-за ошибки врачей. Отец, помнится, избил акушера, ответственного за роды и неверное решение, едва не загремел на нары, но спасла новорождённая дочь: других родственников не было, и дело замяли.

Убил бы – и расти Нате в детдоме, а так лишь условный срок назначили.

В Древово историю эту знали только старожилы – слишком часто менялись те, кто приезжал на сезон на заработки и возвращался обратно. И считали отца Наты правым. В посёлке, в котором ружья были в каждом доме, бумажный закон порой задвигался в сторону, уступая место своеобразному и очень древнему правилу «кровь за кровь». В разумных пределах, разумеется.

Игорь сощурился на заглянувшее в окно солнце и взлохматил короткие светлые волосы. Он ещё несколько минут полежал в кровати, рассматривая потолок, который знавал лучшие дни, а потом сел, чувствуя, как кожу холодит свежим воздухом. Отопление здесь даже было, но его, откровенно говоря, совершенно не хватало. И если вечером он не почувствовал этой всепроникающей зябкости, то с утра оценил все прелести ситуации. Впрочем, после морозов в тайге, в бревенчатом охотничьем домике, здесь было даже тепло и уютно.

Мужчина встал, потянулся, размялся и глянул на часы. Отлично: можно было позавтракать, сходить на почту или телеграф (интересно, что тут есть из нормальных средств связи?) и рассказать руководству о том, что они застряли.

Чистка Прилипал с утра давно стала ритуалом, не менее привычным, чем зарядка и утренний кофе, и Игорь с некоторым удивлением ощутил, что тварей стало как-то… больше?

В посёлке что-то случилось.

Что-то, что заставило людей переживать и бояться. Конечно, с таким количеством народа – около трёх тысяч человек – ничего удивительного, что какие-то происшествия отзывались очень живо. Пожары, убийства, несчастные случаи – всё сразу становилось известно всем. В таких местах не нужно было радио: слухи бежали гораздо быстрее официальных новостей, а даже неразумные Сущности первой и второй категорий их просто обожали. Потому что слухи были способны испугать гораздо эффективнее правды.

Игорь умылся, с наслаждением побрился, почистил зубы и после этого надел последний чистый комплект белья. Стоило найти тут прачечную, что ли. Или какой-то другой способ постирать все вещи. Раз уж он больше не в лесу, то можно было снова вернуться к привычной гигиене.