Ее желудок сжимался от волнения, пока Инес облачала ее в платье. Оно было без лямок, корсет спереди был высоким и скромным, вырезанный у ее ключиц. Инес вышила на нем жемчугом флаг Раннона, как поняла Печаль, осторожно обводя узор — корону на ее груди, сердце под ней и шипы на бедрах и груди. Сзади корсет опускался, открывая спину, и Печаль поняла, почему Инес настояла, чтобы волосы были собраны сверху. Инес оставила часть расклешенной юбки, чтобы защитить достоинство Печали, зашив ее уже на ней, не оставив шанса неудачам. Это было умно и смело.

— Его уже кто-нибудь видел? — спросила Печаль, пока Инес завязывала нити.

— Нет. Я хотела, чтобы вы были первой, — она отошла, пристально разглядывая Печаль. — Вы готовы.

Инес подвела ее к зеркалу, словно сопровождала к алтарю. Печаль невольно охнула.

Она выглядела как обещание. Платье из лунного света выделяло золото ее кожи, ее глаза искрились. Когда она повернулась, она увидела линию своей спины, открытой платьем, намек на ямочки у основания.

— Вам повезло, что раньше не было канцлеров-женщин, — сказала Инес, сияя от гордости. — Вам не нужно следовать шаблонам.

Печаль повернулась и обняла Инес, удержала ее на миг, и Инес вырвалась и тут же проверила свое творение.

Она отошла с удовлетворенным видом.

— Больше никого не обнимайте, — сказала Инес, — пока…

— Все не увидели платье, я знаю. Знаю, — радость Печали угасла. — Вряд ли нам придется переживать из-за моих объятий, — добавила она.

Инес растерянно смотрела на нее, но промолчала.

— Который час? — Печаль повернулась к часам на камине, чтобы ответить на свой вопрос. — Пора идти, — сказала она.

Инес появилась за ней.

— Вас кто-нибудь сопроводит? — спросила она.

Печаль сглотнула. Иррис была приглашена до того, как все развалилось, но Печаль сомневалась, что она придет. И она не знала, было бы, если бы Иррис пришла туда, где ее может заметить Веспус, напомнив об его угрозе. Но если она не придет, Печаль потеряет шанс все исправить между ними перед тем, как Иррис уедет в Сварту.

— Нет. Я — канцлер, — сказала Печаль. — Я сама себя сопровожу.

И она понесла себя величаво от своих покоев, придерживая юбку руками, наслаждаясь удивлением и восторгом на лице Дугрея, когда она вышла. Она сказала себе, что все было из-за того, что раннонцы почти не знали бальные платья, но это была не вся правда. Она выглядела чудесно. Она ощущала себя чудесно, пока спускалась по лестнице, забыв на миг обо всем, что ее тревожило, радуясь шороху ткани в тихих коридорах.

Сквозь матовое стекло дверей бального зала она видела золотой свет, призрачные силуэты людей, движущихся внутри. Музыка доносилась из бреши между ними, скрипка заставила ее сердце сжаться от воспоминаний о бале в Рилле и игре Веспуса и Мэла в Летнем замке.

Печаль не организовывала бал — канцлер мог объявить о нем, но не участвовал в его создании. Печали повезло, ведь она ничего об этом не знала. Она знала, что хотела что-то, похожее на бал в Рилле. Количество деталей — украшения, свет, еда, напитки, музыка, охрана, гости, порядок прибытия гостей, дополнительные работники — превратило ее мозги в суп, и она была рада оставить организацию бала тем, кто знал, что делает. Одним из плюсов ее работы была возможность назначить задание. Ее единственным условием было, чтобы не устраивали официальный ужин за столом, но только для того, чтобы дать себе шанс убежать в туалет, если нужно. Было сложно улизнуть с официального ужина, когда все вставали вместе с тобой и не садились, пока ты не опускался на стул.

Но эта ночь была другой. Люди кружили по комнате. Послы и представители стран, ее сенаторы и их заместители и гости. Ведущие врачи, адвокаты, важные члены стражей порядка — Иррис не позволила ей прогнать их, хоть Печаль и хотела их распустить.

А еще были ремесленники и исполнители, недавно появившиеся снова. Те, кто уже был знаменитым и сообщал о своем таланте, как и те, кого знали до того, как Харун запретил радость. Среди знаменитых были люди, которых она встретила на пути к лидерству: Мэл Брейт из шахт, великан, который смеялся над ней, а потом учил ее там. Учителя и медсестры, с которыми она проводила время, служители Граций. Она хотела, чтобы бал включал как можно больше людей, и она знала, что по всему Раннону этой ночью устраивали празднования в ее честь.

После этой ночи начнутся дела. Она улыбалась, представляя, как расправится с Веспусом. Освободится от его хватки. Скажет ему, что он не получит землю, которую так хотел.

Печаль улыбалась, пока двери зала открывались, музыка сменилась фанфарами, сообщая, что она была тут. Она прошла в зал и повернулась к гостям.

Улыбка сползла с ее лица как растопленное масло, когда она встретилась взглядом с Расмусом.

Он стоял без движения возле отца, пока комната гремела от аплодисментов и воплей. Печаль моргнула, словно это могло его изгнать, но он был там. Тут. Веспус взял его с собой.

Гад.

Расмус улыбнулся, просиял при виде нее, но Печаль не могла этим ответить. Она дрожала от тревоги. Он не должен быть тут.

Словно зная, что она думает, Веспус улыбнулся и склонил голову, а потом посмотрел на своего сына. Послание было понятным. Расмус был тут заложником. Но мог не знать об этом.

Печаль прошла в центр комнаты, движение приказывало всем взглядам оставаться на ней. Ее гости отходили, пока она приближалась, окружая ее. Юбка чудесного платья ощущалась как водопад вокруг ее бедер, шуршала вокруг ее ног. Корсет мягко отражал свет люстр. Она снова поразилась силе вещей и макияжа, которую они ей добавляли. Она не планировала речь, но когда она придерживалась плана? Она повысила голос:

— Добро пожаловать на праздник нашего нового Раннона и нашего будущего. Меня радует то, что мой народ в Ранноне тоже сегодня празднуют. И я рада, что вы все смогли прибыть сюда и праздновать со мной.

Она следила за толпой, протянула руку вправо, уверенная, что официант принесет ей шампанское.

— За Раннон, — крикнула она, поднимая бокал, слова звенели эхом, повторяемым гостями. Она сделала глоток, кивнула музыкантам, чтобы продолжили играть, и пошла по залу.

Бальный зал выглядел мило, словно хаоса в нем и не было. Стулья и столы, покрытые белоснежными скатертями, стекло и серебро сияло на них. Она приветствовала всех, пожимала руки и спрашивала, как поживали их семьи, принимала эти гадкие «поздравления» с широкой улыбкой. Но, пока она шла по комнате, сила сменялась тревогой, напряжение росло в груди, и она с болью понимала, что каждое лицо, которому она улыбалась, каждое сказанное слово были отсчетом к моменту, когда она доберется до послов и столкнется с ним. С ним.

Когда Печаль видела Расмуса в прошлый раз, она сказала ему, что им не быть вместе. И она была серьезна. Потому что, когда он касался ее, логика покидала ее, и желание быть ближе к нему затмевало ее разум.

Притяжение его кожи — способность, которой он успокаивал ее тревоги, боль, расслаблял ее — стало почти одержимостью. Прятаться в его руках всегда было просто, и Печаль боялась, что, когда потеряет силу отказывать ему, станет как Харун, поддастся наркотику, который нужен был, чтобы выжить. Печаль была навеки благодарна за то, что Расмус был хорошим, честным. Эта сила в руках его отца была бы разрушающей, в тысячу раз хуже Ламентии. Она благодарила звезды и Граций за то, что этот дар был у его сына.

Печаль ощущала на себе взгляд Расмуса, пока медленно шла среди гостей к послам, ждущим ее. Ее мутило, ладони были липкими. Она не знала, что думать, она не могла быть рада его присутствию, но и не печалилась из-за его вида. Знакомое смятение поднималось в ней.

Она пыталась сосредоточиться, пока обнимала Стилу из Сварты, Магнаса из Скаэ, Кратора из Меридеи, пока пожимала руку в перчатке Петира из Нирссеи и принимала извинения, что от Астрии пришел простой представитель. Она сказала, что король Астрии не отправит настоящего посла в страну, которой управляла женщина: это был знак неохотного уважения, раз он прислал хоть кого-то, и ее это радовало.