Она прищуривается на меня.
— Почему тебя это волнует?
— Значит, он бывший.
Она смотрит на что-то через мое плечо.
— Нет. Я имею в виду… не совсем… Ну же, рефери! — Она вскидывает руку в сторону телевизора, и завсегдатаи бара дружно вскрикивают.
Я поворачиваюсь и вижу на экране бой ММА, судья стоит между двумя бойцами с вытянутыми руками.
— Ты увлекаешься ММА?
— Я люблю спорт, — рассеянно отвечает она, покусывая ноготь большого пальца, пока смотрит бой.
— Почему я не удивлен?
Ее прищуренный взгляд возвращается ко мне.
— Вернемся к тебе и тому парню. Вы встречались?
Она снова смотрит на телевизор, ее внимание разделено.
— Что-то вроде того. — Она морщится, как будто то, что происходило на экране, было болезненным, затем переводит взгляд на меня. — Как ты это понял?
— Я знаю женщин.
— Ты не знаешь меня.
Признаю, что эта фигня с девушкой-сорванцом сбила меня с толку, но…
— Все женщины в принципе одинаковы.
Ее рот открывается, и она смеется.
— Я ни в коем случае не похожа на женщин, с которыми ты «встречаешься». — Последнее слово она выделяет воздушными кавычками.
— Ты определенно не похожа на женщин, с которыми я «встречаюсь». — Я использую воздушные кавычки на том же слове. — Но под всем этим вы все одинаковые.
Ее нос морщится самым милым образом.
— Как такой сексистской свинье, как ты, удается затащить женщину в постель?
— Я хорошо владею своими пальцами.
— Фу.
— Боже, у тебя грязные мысли. Я играю на басу, милая. — Я играю на воображаемой бас-гитаре, чтобы показать, что имею в виду.
Томми прищуривает свои грозовые глаза.
— Не называй меня милой.
— Но ты позволяешь всем называть тебя Томми. Почему? Потому что ты сорванец?
— Ты меня раскусил.
Я рассматриваю, как ее темные волосы касаются загорелых щек.
— Я ошибаюсь?
Она облизывает губы.
— Почему тебя это волнует?
— Считай меня заинтригованным.
Она опирается локтем на стол и наклоняется.
— Ты зря тратишь время. Я никогда не буду заниматься с тобой сексом.
Вот это уже что-то.
— Никогда не говори «никогда».
— Так вот к чему все это? Я единственная женщина, которая не упала перед тобой на колени, дергая молнию, так что теперь я твоя цель?
— Какой бы привлекательной ни была картина, у меня нет ни малейшего желания, чтобы ты стояла на коленях. — Моим первым выбором была бы миссионерская поза, чтобы я мог целовать ее дерзкий рот. Второй вариант — она сверху, чтобы я мог… Я стону, когда моя кровь быстро устремляется на юг. Что, блядь, со мной не так?
— В этом мы согласны.
— Значит, визуальный ряд тебе тоже нравится?
— Нет, это не… тьфу. — Ее щеки вспыхнули. — Ты выводишь из себя. — Ее взгляд устремляется на остальных членов команды, как будто она планирует свой побег.
Я прослеживаю ее взгляд и вижу, что на нас смотрят несколько групп: Роджер, Пол, Коротышка и Пророк с его лазерными лучами, направленными на мою голову.
— Мне пора.
Я отодвигаю свой стул, чтобы она могла встать и уйти.
— Хочешь совет? Держись подальше от Пола. — Когда она ничего не отвечает, я продолжаю. — Я знаю этот тип. Он не будет вечно принимать отказ в качестве ответа.
Она смотрит на меня сверху вниз.
— И почему я должна тебя слушать?
Я встаю, возвышаясь над ней.
— Сколько тебе лет?
— На сколько лет я выгляжу? — Похоже, она ужасно гордится своей болтовней.
— Двенадцать. — Я лгу, но знаю, что это зажжет огонь в этих красивых глазах. Ей не может быть ни на день больше двадцати двух.
Она не разочаровывает, сжимая челюсть.
— Мне восемнадцать.
Я вздрагиваю и отшатываюсь. Восемнадцать? Черт, она же ребенок. Это должно заставить меня смотреть на нее по-другому, не так ли? И все же, я все еще хочу поцеловать ее, просто чтобы позлить. И чем это отличает меня от Пола?
На ее лице расплывается довольная улыбка.
— Итана Кроу напугала девушка?
— Я не напуган, — говорю я немного слишком оборонительно.
Она выпячивает нижнюю губу.
— О, большая плохая рок-звезда нервничает рядом с малолеткой.
Я подхожу ближе.
— Восемнадцать — это не малолетка, милая.
Ее улыбка исчезает, а челюсть твердеет.
— Я же просила тебя не называть меня так…
— Здесь все в порядке, Томми?
Я поворачиваюсь и вижу Пророка с бородой и плечами, как у полузащитника.
— Ага, — говорит она немного слишком радостно. — Пророк, это Итан.
Он скрещивает свои массивные руки и смотрит на нее.
— Я знаю.
— Итан, это Пророк. Он производственный менеджер в «Элит тур». Мой босс и…
— Ее отец, — заканчивает он.
— Отец? — Я смотрю между ними, те же серые штормовые глаза, те же густые каштановые волосы.
— Томми, иди и возьми несколько коробок для еды. Мы уходим.
— Потому что все тридцать пять человек вон там слишком заняты тем, что греют свои кресла, чтобы самим взять коробки? — спрашивает девчонка, давая мне понять, что поскольку она молодая и женщина, на нее сваливают всю рутинную работу.
В глазах Пророка вспыхивает нежность к дочери, хотя все остальное лицо остается каменным.
— Я заказал тебе канноли на вынос. Как думаешь, сколько они продержатся за тем столом, если ты не поторопишься?
По тому, как загораются ее глаза, я вижу, что девушка неравнодушна к итальянскому десерту.
Ее отцу стоит только взглянуть на нее, и она, наконец, закатывает глаза и в раздражении топает прочь. Мы оба смотрим, как она уходит.
Как только Томми скрылась из виду, Пророк подходит ближе.
— Не сочти за неуважение, но держись подальше от моей дочери. — Он не просто излучает флюиды защищающего отца, он практически вибрирует от них.
Мне нравится, что есть кто-то, кто присматривает за ней. Молодая наивная девушка, как Томми, может быть съедена заживо в мире, в котором я живу.
— Тебе не о чем беспокоиться с моей стороны, но я бы присмотрел за Полом.
Его темные брови сходятся на переносице.
— Он положил глаз на Томми и, кажется, не реагирует на границы. Я не знаю этого парня, но предполагаю, что когда он пьян, это еще хуже.
Мужчина оборачивается и видит, что Пол склонился над Томми, ее плечи неловко подались вперед, пока она упаковывает остатки пиццы.
— Ублюдок.
— Да. — Я не белый рыцарь, но этот парень — тот еще ублюдок, ожидающий своего часа.
Роджер подходит ко мне.
— Пророк. — Он приветствует отца Томми рукопожатием, эти двое явно друзья. Роджер дергает подбородком в сторону двери. — Ты готов?
Я еще раз смотрю на Томми и ее группу, когда они все поднимаются и направляются к выходу.
— Да.
— Машина ждет.
Я колеблюсь и думаю о том, чтобы попросить Томми поехать с нами. Разочарованный собственными мыслями, выхожу вслед за Роджером за дверь, не желая оглядываться.
Когда мы уже сидим в машине и возвращаемся в отель, я спрашиваю:
— Ты знаешь Пророка?
— Раньше мы вместе занимались охраной.
Я стараюсь вести себя непринужденно, кручу в руках телефон, надеясь, что мои вопросы покажутся светской беседой, а не искренним интересом.
— Он больше не занимается охраной?
— Нет. Он был лучшим в своем деле, зарабатывал по полмиллиона долларов в год. Потом вдруг просто уволился и стал работать роуди.
— Интересно, почему.
Он усмехается.
— Без понятия. Ходили слухи, от воровства у клиентов до траха с женой клиента, но ничего из этого на него не похоже. — Роджер пожимает плечами. — Никто не знает, что произошло, и он никогда не говорит об этом.
— Как давно?
— Хм… — Роджер, кажется, делает какие-то мысленные расчеты. — Лет двадцать, может, меньше. Я был новичком, только начинал входить в бизнес за год или два до того, как он ушел. Я гастролировал с ним много раз. Он крутой. Пугает до смерти всех, кроме своего ребенка. Помню, когда ей было лет тринадцать, она улизнула из автобуса после шоу. Пророк вытащил ее с вечеринки. Она набросилась на него и назвала скучным старым пердуном, сказав, что он не может указывать ей, что делать.