– Он, скорее всего,   мертв, – сказал Тулл.

– В любом другом месте я бы, возможно, и не согласился с тобой, но рядом с этой проклятой рощей, я думаю, ты прав. – Фенестела оглянулся через плечо. – Все готовы. Мы должны поискать его, а потом, как можно быстрее убираться отсюда.

Тулл кивнул, недовольный идеей оставить здесь человека, но понимающего потенциальную опасность. Если бы жрец пришел в рощу и увидел, что их компания пытается ускользнуть незамеченной, то вскоре бы их захлестнула волна улюлюкающих и метающих копья воинов.

Он уже много раз переживал такой ад, чтобы никогда больше не захотеть повторить такую ситуацию.

Они ушли, так и не найдя часового. Вопреки здравому смыслу, Тулл подумывал выслать патрули на его поиски, но, неожиданно услышал возбужденные голоса ребятишек, играющих в догонялки; голоса раздавались из глубины деревьев, и он решил, что риск слишком велик. Дети могли легко добраться до береговой линии, а их присутствие означало, что поблизости находится деревня. Даже в небольшом поселении было бы больше копий, чем у его людей. Фенестела и Винициус не стали спорить с его решением; Азмелькарт тоже был явно напуган.

Еще один человек погиб до того, как они вышли в открытое море. Слишком сильно наклонившись, когда вытаскивали якорь, он упал за борт головой вниз. Вода была неглубокой – не более чем в четыре человеческих роста, – но под тяжестью своей кольчуги он утонул, как камень. Луций, хороший пловец, снял свою кольчугу и нырнул вслед за несчастным, но из–за мути в воде не смог его найти. При этой второй потере воцарилась мрачная атмосфера. Ветераны Виниция, потерявшие теперь еще одного товарища, недовольно перешептывались друг с другом. Не было слышно даже обычного пения германцев. Даже Азмелькарт был грустен; у него все еще было кислое лицо после нагоняя Тулла, но ему хватило ума попридержать язык.

Стремясь поскорее убраться подальше от злополучного берега, гребцы вскоре отвели корабль на полмили, на безопасном расстоянии от страшных песчаных отмелей. Повернувшись носом на восток и подняв парус, они погрузились в работу, позволив тяжелому физическому труду отвлечь их мысли от мрачных событий ночи. Туман рассеялся, но низкая облачность осталась. Тулл ненавидел такую погоду, да еще на воде, когда человек не знает, где кончается суша или море и начинается небо. Однако с запада дул попутный ветер, и это означало, что они, наконец, смогут пройти приличное расстояние. Желая забыть беднягу, который лежал где–нибудь с перерезанным горлом или был повешен в роще, он подошел к скамейкам гребцов и взял у германца весло.

Его присутствие не осталось незамеченным; именно Улыбка отпустил первую шутку на его счет, что–то о том, что дела идут плохо, когда старикам приходится грести. Понимая важность поддержки коллектива, Тулл рассмеялся вместе со всеми. В свою очередь, он подшутил над Улыбкой, который весело воспринял его шутку. Чтобы не отстать, Эврисакий подшутил над Туллом, а он отплатил другой шуткой. Его готовность принять участие в солдатской перебранке подействовала; вскоре на скамейках для гребли со всех сторон раздались непристойные остроты. Через некоторое время, зная, что кто–нибудь может обнаглеть и перейти черту, а также, что он почувствовав свой возраст, Тулл передал весло германцу, у которого его взял, и присоединился к Фенестеле и Виницию на носу. К счастью, Азмелькарт был на корме, и, по мнению Тулла, лучше бы там и оставался.

Затем Эврисакий запел, старую знакомую маршевую песню. Удивленный его глубоким, певучим голосом и наслаждаясь мелодией, Тулл слышал ее сотни раз за все годы, но не так часто с тех пор, как ушел из армии, – он вдруг обнаружил, что подпевает. Воодушевленный энтузиазмом ветеранов, Эврисакий спел еще одну хнакомую песню, а потом еще одну. Настроение поднялось, и даже германские матросы выглядели счастливее.

Позже в тот же день они миновали остров, который Виниций назвал Фабарием, «Бобовым островом», названным так легионерами Друза более четверти века назад.  Фабарий для своих жителей – части племени фризов – был свидетелем ожесточенных боев. Войска Друза одержали победу, но те славные дни давно прошли. Сейчас в море, без окружения римского флота, Тулл был рад проплыть мимо этого острова, не увидев ни одной лодки.

Фабарий располагался немного западнее устья реки Амисия, которая отмечала самые восточные точки высадки кораблей Германика во время его войны с Арминием. Это место у устья реки, хорошо видимого с левого борта, стало поворотным моментом в их путешествии.  Хотя Виниций бывал еще дальше на востоке. На просьбу Тулла рассказать о следующей части путешествия так, как он это делал до их отъезда, тот объяснил, что береговая линия здесь везде почти одинакова  такая же, как та, мимо которой они плывут от озера Флево.

Ряда островов с плоскими местами, где можно было пристать к берегу, одним из которых был Фабарий, здесь было множество. Виниций предупредил, что здешним туземцам нельзя доверять. Например, ночные вылазки на часовых в этих местах не были чем–то необычным, но соплеменники не нападали и при дневном свете, если убедительно продемонстрировать им свою силу. Азмелкарт был весьма проницателен, как и многие подобные ему купцы, перевозившие товары для торговли с народами этого побережья. Римская керамика и вино были здесь очень желанными предметами; то же самое касалось мелких изделий из стекла и серебра, которые он привозил, чтобы обменять или подарить вождям.

После нескольких дней плавания очертания земли резко повернули на  север. Длинная узкая полоска суши, которая в обратную сторону вела к Геркулесовым столбам. Здесь Виниций потер свой амулет–фаллос, отвращающий зло, и сказал, что они носят то же название, что и проход Маре Нострум  между Испанией и Африкой, и образуют такой же  пролив в холодное море, который ведет далеко на восток. Виниций никогда ничего не делал, кроме как поворачивал на восток, держа ориентир на полуостров по левому борту; Азмелькарт тоже никогда не заплывал на восток по холодному, продуваемому ветрами морю, но он знал финикийцев, которые там бывали. – Кто знает, правда ли это, – сказал Виниций, – но говорят, что там такие холодные земли, что люди все время носят меха.

Тулл содрогнулся: – Какие фурии занесли тебя туда?  Зачем ты  плавал в эти места?

Виниций потер большой и указательный пальцы правой руки: – По той же причине, по которой мужчины делают разные глупости.

– Монеты. – В устах Фенестелы это слово прозвучало слишком ядовито. – Я вступал в легионы не из–за деньги. Я сражался и проливал кровь ради другого.

– А мы сейчас здесь, как раз , ради денег, – сказал Тулл, посмеиваясь.

Фенестела нахмурился: – Может, и так, но, если дело дойдет до потасовки мы будем сражаться не ради денег.

– Мы будем сражаться ради друг для друга, как было всегда, – согласился Тулл. Он взглянул на Виниция. – Разве не быстрее было бы пройти поперек этого полуострова и найти корабль на другой его стороне? Понадобились бы мулы, проводник и так далее, но это ведь можно было организовать.

– Однажды Азмелькарт попробовал так поступить. Судя по всему, произошла катастрофа, – сказал Виниций. – На них напали где-то в болотах, и им пришлось развернуться так и не пройдя это проклятое место. Плавание вокруг полуострова занимает гораздо больше времени, но в целом это проще. – Он снова потер свой амулет. – Если только на нас не обрушится шторм или что–нибудь подобное.

– Я начинаю понимать, почему янтарь такой дорогой, – печально сказал Тулл. – В любом случае, мы окажемся в дерьме...

– Если не перестанем ныть, а извлечем из этого побольше пользы, –  нараспев произнес Фенестела, заканчивая старую военную поговорку.