– И ты туда же, – Самба фыркнула, – твоя школа, Петрович?

– Моя. Хорошие мальчики.

– Ну и валите в свою Сибирь.

Самба стремительно удалилась, оставив троицу на пустой улице, заваленной обрывками флажков, серпантина, блестящего конфетти.

– Вы её знаете? – к Марку, наконец, вернулся дар речи.

– А то. Любила она меня. Тогда, когда молоды были мы вдвоём, а не она одна, мы знаешь, как встречались? Нам авторы Камасутры завидовали.

– А чего разошлись?

– Так она ж сказала – я танцевать не хотел.

– Почему?

– Ну ты даёшь! Мачо не танцуют.

Петрович двинулся по улице в сторону, противоположную той, куда ушёл карнавал. Авторы побежали следом.

– Всё. Хватит на сегодня. Домой пора.

Петрович подошёл к оказавшемуся рядом колодцу. Марк и Матвей переглянулись, опасливо заглянули в его бездонную тьму.

– Чего застыли? Я вас вечно ждать не намерен.

Марк, перекрестившись, прыгнул первым. Матвей зажмурился, сделал шаг в пустоту. Петрович скептически покачал головой, прыгнул следом.

***

Падение смягчила гора тряпок невероятных размеров. Марк брезгливо поднял одну из них и понял, что это туники – традиционная одежда высших ангелов, которую они носят во время обрядов. Они оказались в прачечной, заставленной стиральными и сушильными машинами, огромными водонагревателями, зияющими открытыми пастями котлами с раскалёнными углями.

– Петрович, мы куда-то не туда попали? – испуганно подал голос Матвей.

– Туда мы попали. Я курить хочу. А эти реформаторы позапрещали везде курилки. Видите ли – плохой пример. А баб красивых на кострах жечь – это прямо образец целомудрия.

– Мы не курим, – ответил за двоих Марк.

– А я вам и не предлагаю.

Петрович скрутил самокрутку с каким-то пронзительно ароматным табаком, бережно поднёс спичку, прикрыв от удовольствия глаза сладко затянулся.

– Не помешаю?

В подвал вошёл немолодой мужчина в синих джинсах, чёрном пиджаке поверх чёрной футболки.

– О, привет! С ума сошёл? Конечно нет!

Мужчина достал портсигар, церемонно выбрал одну из сигарилл, осмотрел её, понюхал, наконец, раскурил. Запах палёной махорки Петровича перебил сладковатый, тонкий вишнёвый аромат.

– Твои? – гость кивнул на пугливо молчащих авторов.

– Мои. Ученики. Навязали вот. – Он подмигнул.

– Здорóво, ученики!

– Здрасьте, – Марк и Матвей привычно синхронно кивнули.

– Чего такие перепуганные? Он вас на экскурсию по своим бабам таскал что ли?

– Чего сразу по бабам-то? – возмутился Петрович.

– Что, угадал? – гость рассмеялся, закашлялся. – Ладно, извини. Само получилось. Как зовут–то вас, ученики?

– Мы вообще-то уже не ученики, – первым пришёл в себя Марк. – Мы уже в штате.

– Ого! Авторы, значит. Как же мне к вам обращаться, коллеги?

– Я Марк.

– А я – Матвей.

– Я, почему-то, так сразу и подумал. Много написали, авторы Марк и Матвей?

– По делу пока ни строчки, но этот, – Петрович указал горящей самокруткой в Марка, – листов пятьсот припёр на собеседование.

– А я вас помню! – гость приблизился к Марку. – Вы на церемонии к Павлину в отдел просились.

Марк потупил взгляд.

– Расслабься, я понимаю – молодость, амбиции. Зачем тебе этот старый гениталий? Он же тебя вечность гнобить будет, а когда напишешь что-то стоящее, себе присвоит и ещё одно Перо будет полировать.

– Ну хорош парней кошмарить. Этот, – Петрович кивнул на Матвея, – институт закончил. Стихи пишет.

– Почитай! – глаза гостя загорелись.

– Я так-то сходу не помню… – замялся Матвей.

– А чего помнить – у тебя в кармане листок, – пришёл на помощь Петрович.

Матвей нехотя достал рукопись, начал читать бубня себе под нос:

– Хорошие стихи, – прикрыв глаза, оценил гость. – Только ты их как будто по-китайски написал, а потом перевёл на русский.

– Ну я, это…

– Без шуток – хорошие. Пиши! У тебя получается. Я, кстати, Люц, – мужчина протянул руку. Матвей механически пожал её.

– Люц, – повторил мужчина, протянув руку уже Марку. – Ладно, я полетел.

Новый знакомый подпрыгнул, фалды пиджака превратились в два чёрных крыла, которые унесли его куда-то вверх.

– Позёр, – Петрович бросил окурок в ближайшую топку печи.

– А… Это был? – Матвей указал пальцем вверх, туда, куда скрылся Люц.

– Да, Люцифер.

– А разве нам можно с ним общаться? Нам в институте говорили, что его вроде как уволили.

– Правильно вам говорили в институте. Но не уволили, а перевели в другой отдел – в Арктику. Формально – он там Главный Редактор.

– А разве в Арктике рождаются дети? – Марк оказался эрудирован.

– Правильно мыслите, юноша! Тогда, когда всё это только строилось, – Петрович обвёл взглядом подвал, но авторы поняли, что речь идёт о чём-то более глобальном, – он был первым автором Генерального. Но они кое-что не поделили, и в итоге – вот. Люцик почётно возглавляет отдел, в котором почти нет рождений.

– Так, получается, не отдел, а так – одиночка.

– Не скажи! Ты не понимаешь мудрость и великодушие Генерального. Ты что думаешь, тут за первый косяк сразу развоплощают до младенца? Сначала – душеспасительные разговоры. Потом – воспитательные работы. Если клиент невменяемый – перевод в Арктику. Если и там не перевоспитывается, тогда – да. Новое воплощение.

Матвей и Марк загрустили, задумались каждый о чём-то своём.

– Всё, погуляли, покурили, пора к ведьме возвращаться.

Матвей хотел было что-то возразить, но промолчал.

– Коллеги. Давайте уже начнём! – повысивший голос Председатель Худсовета обвёл взглядом собравшихся в зале редакторов. – Ситуация критическая.

– А когда она другой была с сотворения мира? – усмехнулся Люц, не отрываясь от своего планшета, на котором играл с включённым звуком.

– Кто вас, простите, сюда пустил?

Зал замер. От Люца можно ждать чего угодно. Он запустил из рогатки визгливую птицу, ловко разбившую испуганно заверещавших свиней. Музыка оповестила весь зал о том, что опальный ангел прошёл очередной уровень. Не отрываясь от планшета, но громко спросил:

– А кто пустил остальных? Я такой же редактор, как и все здесь присутствующие. Добросовестно выполняю свои обязанности.

– Ну какие, помилуйте, у вас обязанности?

– Отчёты сдаю вовремя, за экономию Божественной бумаги и чернил регулярно получаю первую премию, штат пополняется. Вашими стараниями, – Люц злобно посмотрел в глаза Председателя.

– Ой, всё. Ладно. Сиди, только выключи эту свою мерзость.

Люц иронично приложил ладонь к виску, подражая воинскому приветствию.

– Клоун, – послышалось с задних рядов, где обычно сидели редакторы мелких отделов, мечтающие подхалимажем и подкупом пробраться в более перспективные департаменты.

Люц сверкнул глазами, но промолчал, ни на мгновение не потеряв на лице ироничной улыбки.

– Итак! – продолжил Председатель. – Давайте по порядку. В последние годы наблюдается активная миграция населения. Изменился культурный профиль многих стран. К примеру, Таиланд. Местное отделение старается написать судьбы, но без знаний контекста, это сделать очень сложно. Предлагаю…

– Контекста чего, простите? – подал голос Люц.

– Не понял?

– Вы сказали: «Местные не могут написать судьбы приехавших без знания контекста». У каждого слова есть смысл. У слова «контекст» тоже. Здесь, полагаю, его применение неуместно.

Председатель растерялся. Поискал поддержки в зале, но каждый, на ком останавливался его взгляд, отводил глаза.