Марк снял ботинок и ловко метнул его в убегающего врага. Но враг оказался коварен – не позволил ботинку в себя попасть. Схватив в охапку столько листов, сколько смог, Марк бросился по коридору к девушке за столом.
Анаэль смотрела на бегущих от лифта парней. Одного она помнила – вчерашний выскочка-графоман после двухнедельных курсов, второго она не знала. Ей нравилось такое своеобразное соперничество. Чем-то напоминает дуэли, которые она когда-то безумно любила. Правда, этим мушкетёрам явно не хватало элегантности. Она могла бы любоваться поединком вечность, всё удлиняя коридор, но надо работать.
Пришлось прекратить бардак. Коридор вернулся к привычной длине в пять метров.
– Стоп!
Соперники замерли перед столом Анаэль.
– Так, тебя, графоман, я узнала. Ты кто?
– Матвей.
– Какой же ты Матвей? Ты же китаец.
– Мне нравится быть Матвеем.
– Зачем?
– Иначе бы я вас не встретил, – Матвей смотрел на Анаэль влюблёнными глазами.
Девушка глубоко вздохнула.
– Чего ты хочешь, китаец Матвей?
– Быть всегда рядом с вами.
– Пока увольнение нас не разлучит? – девушка усмехнулась.
Матвей и Марк сконфузились. Для них, в отличие от девушки–ангела, увольнение означает развоплощение и перерождение в земной оболочке.
– Ладно, извините, выгорание. Вы чего дрались-то?
– За место автора.
Девушка посмотрела на них удивлённо.
– А вы с чего взяли, что место одно?
Парни переглянулись. И правда. Почему они решили, что вакансия ограничена?
– Таким образом, забияки, приняты оба. За боевые заслуги, как говорится. У меня завал, чтоб вы знали. Авторов не хватает – все только о Голливудах мечтают. – Она мстительно посмотрела на смутившегося Марка. – Ладно. Идите в отдел, выбирайте шконку. Шучу! Столы занимайте.
Новые авторы наперегонки бросились к двери, ведущей в редакцию, чтобы занять место лучше, чем у соперника.
Глава 4.
– О! Молодёжь! – Петрович отложил цветной карандаш, отвлёкся от раскраски на потрёпанных в потасовке молодых авторов.
– Добрый день. Где можно сесть?
– Да где хотите.
Огромный зал без перегородок, с множеством столов и выключенными компьютерами предлагал практически бесконечное количество вариантов.
– А где все? – Марк иначе себе представлял работу редакции.
– Приходит как-то Пушкин к Сталину, – Петрович поправил очки.
– Простите, кто к кому? – Матвея озадачил такой резкий переход.
– Так я ж говорю, Пушкин к Сталину. А Сталин его спрашивает:
«Товарищ Пушкин как у вас дела с жильём?»
«Плохо, товарищ Сталин – холодно, батареи текут, воды горячей нет».
Тогда Сталин звонит в ЖЭК и говорит:
«Это Сталин! Немедленно всё почините товарищу Пушкину».
Поворачивается к Пушкину:
«А что пишете сейчас, товарищ Пушкин?»
А Пушкин ему говорит:
«Ничего не пишу. Редакция стихи совсем не берёт».
Тогда Сталин берёт телефон:
«Редакция? Это Сталин! Чтоб брали у Пушкина стихи!»
Пушкин, естественно, благодарен. А отец народа ему говорит:
«Хороший ты человек, Пушкин! Наверное, друзей много?»
«Очень много, товарищ Сталин. Каждый день в гости приходят, писать совсем времени не остаётся».
«Ну, вы идите, наверное, товарищ Пушкин, мы позаботимся».
Пушкин выходит из кабинета, а Сталин, значит, поднимает трубку:
«Товарищ Берия, тут нашему великому поэту друзья всякие мешают стихи писать. Позаботьтесь».
Марк и Матвей посмотрели на пустой зал, пытаясь соотнести факт отсутствия других авторов с только что рассказанным анекдотом.
– Самое пугающее, что это не конец истории, – нарушил тишину Марк.
– Правда? – удивился Петрович.
– Да. Потом Сталин позвонил Дантесу и сказал, что Пушкин утомил своими жалобами, надо о нём позаботиться.
– Тьфу на тебя, – Матвей двинулся к пустым столам. Подошёл к тому, который стоял напротив стеклянной двери с трафаретом «Редактор Анаэль». Сел. Торжествующе посмотрел на соперника.
– Марк! – графоман протянул ладонь для рукопожатия Петровичу.
– Петрович! Садясь рядом, я тебе раскраски дам.
Марк скептически посмотрел на раскатившиеся по столу старого автора разноцветные погрызенные карандаши.
– А вы здесь один автор на весь отдел?
– А тебе сколько надо? У нас отдел простой, детей мало, судьбы одинаковые: родился, крестился, отслужил, отсидел, поседел, покойся с миром, дорогой друг. У девок то же самое, только без «отслужил».
Стеклянная дверь с трафаретом резко открылась.
– Ко мне зайдите. Оба, – Анаэль, не дожидаясь реакции новых сотрудников, скрылась в своём кабинете.
***
Марк и Матвей стояли перед столом Главного Редактора как нашкодившие малолетки перед директором.
– Вы чего такие серьёзные? Близнецы что ли? – Анаэль смотрела на них поверх очков.
Русоволосый Марк и желтолицый Матвей переглянулись.
– Нет, – ответили одновременно.
Анаэль усмехнулась: «Двое из ларца».
– Садитесь, двоечники!
Новые авторы сели в кресла.
– Чем мы занимаемся, знаете?
– Ну, в общих чертах… – расплывчато ответил Матвей, почувствовавший, что вопрос может быть с подвохом.
Марк ухмыльнулся – он-то учился у настоящего признанного автора:
– Мы пишем людям судьбы. Стараемся написать получше, чтобы за это получить награду.
Анаэль заинтересовалась новичком:
– А что в вашем понимании «получше»?
Марк ответил без запинки:
– Чтобы много, чтобы сделать счастливым, чтобы удачи было побольше, везения.
– Ладно. Правил мало, но они не обсуждаются. Первое: вы должны написать судьбу и сдать рукопись мне до рождения ребёнка. Второе: там не должно быть неоправданного везения, безусловной удачи, как и неизбежных катастроф. Помните, мы пишем не сценарий, от которого нельзя отойти, а предложение персонажу, несколько вариантов на выбор. Адекватные герою и месту событий. Третье: вам надо написать всего лишь первые тридцать лет. Вопросы?
– Простите, какой объём должен быть у произведения? – Матвей явно волновался. Ему очень хотелось добиться благосклонности красивой девушки.
– Матвей, пишите сколько считаете нужным. Сколько событий может быть у человека за тридцать лет? Ну? У кого-то два, кто-то каждый день перед выбором. И, пожалуйста! – Анаэль посмотрела на Марка. – Не пишите много, пишите хорошо! Помните, что с вашими выкрутасами человеку ещё жить.
– А почему только до тридцати, кстати? Я легко могу двести лет расписать!
– Марк. Вот именно поэтому. Люди не ваши марионетки, это вы им помогаете Божьей милостью, а не они воплощают ваши фантазии. Уяснили?
– Да! – вновь синхронно ответили новые авторы.
Глава 5.
– Здорóво, соседка, я к тебе.
Дверь кабинета с табличкой «Ольга Николаевна Манохина. Главный врач» открыла неухоженная, растрёпанная женщина. После расставания с гулящим мужем она, очевидно, сама начала изрядно выпивать.
– Надежда. Проходите.
Ольга указала на стул рядом со своим столом.
– Мне бы это, абортик.
Доктор посмотрела на соседку. Неопрятная, какая-то рыхлая, дурно пахнущая. Если бы она не видела её медицинскую карту, ни за что бы не поверила, что ей всего двадцать пять лет.
– Надежда, аборт крайне вреден, не говоря о том, что это аморально. Я советую всё-таки оставить ребёнка.
– Да нахрен он мне всрался!
Пациентка вскочила. Угрожающе сжала кулаки.
– Ты со своим мопсом как в санатории, а мне даже на бухло не каждый день хватает, ещё и спиногрыза растить?
– Надежда успокойтесь, пожалуйста…
– Я спокойна! Слышь, очкастая, я тебе сказала – делай давай! Тем более от этого недотыки мне потомки нахрен не нужны.
