Литмир - Электронная Библиотека
*
Жар времени внушает переплавку,
вбегая в двери голода к нутру,
привыкшему к военной силе, и всеядно
умение всходить зерном: ветвяный треск,
твоя причина – нерожденный гром,
полива ждёшь, но медлит ливень,
заталкивая гарь поглубже в небеса.
*
Вослед баркасу, алчущему шелест
покраски в цвет рассвета,
выходит из волны незримый друг —
спокоен, словно сотворён людским веслом.
Что сердце? Череда увеличений,
где каждое, стихая, призывает
ритмичную способность сбросить морок,
опомниться, увидеть всё как есть.
*
Алмазной пылью, что набилась между
слогов, легко прозрачность процарапать:
царапина сквозная горизонтом
вживётся в линзу укрупнения событий,
и вот уже озёрный плеск – всего лишь звук,
не существо, пришедшее проверить
людское восприятие на прочность.
*
Песок, несомый ветром, счистит
с богов всю бронзу, обнажая золотой
исток реки застывшей (звали форма) —
елозит бризовый наждак
по тропам парка, по ветвям аллейным,
не глядя на проделанную словом
работу, для какой названья нет.
*
Приливом выброшена маска
аквалангиста – и прильнула к почве
стеклом, привыкшим быть защитой
для зрения под натиском морской
дотошной соли – станешь въедлив,
когда в бескрайности волнами растворён
(слова блюдут свои границы).
*
Всем наблюдавшим стало душно.
Перебирать песок, перечислять причины:
– по водам вдох пошел пройтись;
– от маски отшатнулся воздух,
(горчит дыхательная трубка, не иначе);
– резина пористо взяла остаток кислорода…
И прочее, что в словаре метафор
светлело на полях, неотличимо от
бумаги бессловесной.
*
В глубины земляные вечно
ныряло небо, лишь надев защитный
костюм, что назывался человек:
у здешних облаков теперь есть маска —
вглядеться в залежи, и затаив дыханье,
его к свободе общей приравнять:
в подземности премного затонувших
сокровищ, тыщи городов и стран,
что не доплыли, а свои вручили флаги
(полотнища дозвукового ритма)
биению сердец.
*
Фарфор фамильный, костяной, тончайший —
для ангельского рта, воспевшего людей,
семейный герб сплетает очертанья
материка, когда обласканная вязь
в прочтение укутана, молчанием пригрета:
просвечивают стенки, если свет налить.
*
Озёрный водопой встречает зверя
сияньем льда – и в самый раз отпрянуть
так, будто остротá осколочная стала
заветной кромкой и подножным хрустом,
зовущим душу к бесконечной смене
одежд, пропитанных библиотечной пылью;
так, будто остротá осколочная знает
всю уязвимость языка, но зверь не дрогнет,
лицом белея, словно потолок.
*
Охотники в свои движения впустили
неотличимость от лесных теней:
хозяйствуй в тишине, не нарушая
сон смысла, утомлённого погоней,
здесь прежние жильцы роняли чашки,
осколки мелкие вне времени блестят
в полночном небе, облакá восславив.
*
Для отпечатка сапога солдату
потребна масса, но к чему бряцать
оружием бесплотным, если тело
так незаметно перешло в игру
теней и света, что рассветный мускул
закатной коже силу сообщил?
*
В деревьях – гул, похожий на моторный,
когда решила бронетехника таиться:
не разбудить бы тягу к миру, и снаряды
врывались шепотом ночным, бесстыдным
в былую обоюдность: спутали её
с беспамятством спасаемой границы.
*
Не имут веса – ни волна, ни омут:
что помнится – останется в безличном
глаголе, как в просвете меж стволами,
где скрылся командир, цепляя ветви
необщим флагом – до сих пор висят обрывки
материи, которой можно лобовое протереть
стечение прозрачности и мысли.
*
По берегам ступали, говорили
с невнятной глиной, проясняли быль —
отряды, назначая целью действие простое:
озёрным шелестом крыла
расширить мышечную память.
*
Снастей чурается и просит темноты —
гудение токарного станка,
осевшее в ладонях подростковых:
частица объяснит любое чувство
при помощи других таких же
частиц, скопившихся у знанья на крючке,
маячащих наживкой: захлебнуться нечем.
*
Сердечный стук переходили вброд,
стопой нащупывая омут неба,
легчало тело, а словесное грузило,
привешенное к леске горизонта,
нежданным пеньем взрослым обернулось
и повлекло к волне как форме бытия.
9
{"b":"920521","o":1}