– В нас просто сильно развит инстинкт самосохранения.

– А может, еше потому что люди всегда немного поддерживали друг друга?

– Мистер Эймс говорит, это скорее взаимное использование.

– Это его личное субъективное мнение.

– Как и твоё идеалистическое.

– Что это за поклеп?

Фил не стал говорить, что именно этот идеализм, идеалистические представления о дружбе и взаимовыручке и привели Алекса год назад на больничную койку. И хотя первоначальный диагноз, к счастью, не сбылся – Алекс, как раньше, свободно шутил и цитировал –  того, что было, не отменить.

Алекс решил на досуге выяснить, что это за харизматичный мистер Эймс, и сменил тему:

– А я вчера звонил Дебби.

– Да? – Фил оживился. – И что она говорит?

– Чтобы ты не маялся дурью и ехал домой.

– Дебби всегда слишком хорошо обо мне думала, – вздохнул Фил. – И как ей там в Америке?

– Говорит, что это не Москва.

– Что?

– То есть не Лондон, – поправился Алекс. – Ладно, Фил, лечись сколько хочешь, – он уже готов был махнуть рукой на благополучие сериала, – только ради бога не ложись под скальпель!

– Лазер, – поправил Фил.

– И под лазер тоже. Даже твой дядя, может, оклемался бы, если б не сделали операцию… – Алекс запнулся, спохватившись, но слово не воробей.

– Что? – тихо спросил Фил.

– То есть, наверно, не я должен об этом рассказывать… Но если вкратце, вам, детям, решили не сообщать, но он остался в коме.

– Кажется, мне показывали некролог в газете, – пробормотал Фил оглушенно.

– Газеты тоже могут врать.

– Или, что вероятней, мне может врать мой собственный мозг! – Фила как будто куда-то понесло. – В этой реальности он не умер…

– В этой и единственной, – веско поправил Алекс, но Фил уже не слушал, снова уйдя в себя. Возможно, вспоминая подходящую случаю фразу мистера Эймса.

Определенно пребывание в этой клинике никак не шло ему на пользу.

– Вы ведь знаете, что Рику обвиняли в убийстве? – вопросом в лоб начал разговор с главврачом Алекс.

Вчера он попросил у Джорджа, ролдственника Фила, служащего клерком в полицейском управлении, выяснить что-нибудь по поводу некой Рики, сейчас проходящей лечение в клинике неврозов, но судя по выговору, уроженки восточного Лондона, высокой худой и рыжеволосой женщине лет 30, впрочем, цвет волос мог меняться. И Джордж, между прочим, нарыл. Настоящее имя Коралина Петерсон, раньше была брюнеткой. Гуляла, ни в чем себе не отказывала. Родители достаточно обеспеченная. Был у неё вроде как парень, ухаживал, прощал загулы и измены, несколько раз звал замуж. Потом нашёл другую девушку и уехал с ней в другой город. У Каролины что-то переклинило в голове, она поехала за ним и объявила, что согласна стать его женой, а та другая пусть убирается. Но бывший парень проявил твёрдость, не стал возобновлять отношения. Несколько недель Коралина бегала за ним, даже плакала, просила, угрожала с собой что-то сделать. Он обратился в полицию, ей выписали запрет на приближение. Но она где-то раздобыла револьвер, явилась к нему домой и застрелила. По суду была признана невменяемой и отправлена на принудительное лечение. Не исключено, что постарались родители – она была из очень обеспеченной семьи, верхушки среднего класса. Но в итоге Рику признали невиновной, потому что присяжным не хватило прямых доказательств. Правда, прямо на суде у нее случился нервный срыв, после которого родители и отправили ее подлечить нервы в этой клинике. Подлечивала их тут она уже третий год.

Миссис Донатсон, как он подозревал, и на порог бы своего кабинета его не пустила, если бы не ходатайство графа (он все же убедил отца Фила, что здесь хотя бы нужно все проверить и увидеть собственными глазами). Как бы то ни было она его выслушала и даже сдержанно ответила:

– Но не обвинили. Упомянутая пациентка была направлена на лечение, это все, что я могу о ней сказать. Сами понимаете, этика и медицинская тайна.

– То есть невменяемая убийца, – заключил Алекс. Угораздило же Фила сдружиться именно с ней. – Ее уже ловили в чужих палатах с осколком стекла и со спичками – и она до сих пор не в одиночке?

– У нас нет одиночек, – как будто и не удивившись его осведомленности, ответила миссис Донатсон, только карантинное отделение.

– Без разницы.

– И мы доверяем своим пациентам, к тому же она делает успехи. Возглавила вот библиотечный кружок – не без гордости добавила она. Судя по всему, главврач считала его самым безобидным из всех возможных, но в данном конкретном случае, сдавалось Алексу, была не права. – Мы позиционируем это место как санаторий для отдыха и всячески способствуем творческим проявлениям у пациентов.

– И в этот кружок входит Фил, верно?

Алекс предполагал, что Фил был единственным участником этого кружка, кроме самой Рики.

– Как вы понимаете, и информацию относительно лорда Сноудона я предоставить не могу, – развела руками врач. – Но мы поощряем коммуникации между пациентами, потому что кружки по интересам, общение и дружба тоже исцеляют.

– Я так понимаю, информацию о мистере Эймсе предоставить вы тоже не сможете?

В ее густо накрашенных карих глазах с лучинками мелькнуло удивление.

– Простите, не понимаю, о ком речь.

Что характерно, Джордж тоже не смог предоставить информацию ни о каком мистере Эймсе, – просто было необычайно мало данных.

Алекс спел все выбранные песни на английском, даже олдовую «Say you, say me», и только в самом конце, исполнил по-русски "Сокровища Черного моря".

– Я тебя сейчас поцелую, – деловито сообщил ей между куплетами Алекс, – это для роли. Это будет запоминающаяся нота, после которой я потихоньку свалю, а ты пока танцуй за двоих. Танцуй, как никогда не танцевала. Потом поднимись на чердак в главном корпусе, ключ уже у меня.

Настя, однако, зависла на слове «поцелую».

– Постой, мы на это не договаривались!

– Ты же актриса, ты умеешь импровизировать. Фил не пришел сюда в зал, так что постарайся с ним не пересечься.

– А как я пойму, кто это – Фил?

– Он выглядит тут самым здравомыслящим, – пояснил Алекс. И, не тратя больше слов, прижался губами к ее губам. А потом, когда зрители переваривали увиденное, и правда потихоньку смылся, пока Настя выделывала под новую мелодию заковыристые па.

Да, она сейчас танцевала за двоих, танцевала так, как никогда раньше, но не потому что Алекс попросил, а чтобы в пляске скрыть трясущиеся конечности. За столько лет она и забыла, как действуют на нее его поцелуи.

Глава

Фил совершенно не собирался идти ни на какой благотворительный концерт, тем более что сам в них когда-то участвовал и не хотел сейчас думать о работе. И не поверил своим ушам, когда услышал русские слова. А когда заглянул в зал, то и глазам не поверил. На сцене не кто иной, как Алекс, исполнял ту же песню второй раз на бис, а подпевала ему и танцевала рядом ослепительная блондинка, которую он помнил еще по заметке "Русская красавица спасает коллекцию маэстро". Если, конечно, память его не подводила и ей ещё можно было доверять.   С каждым днем граница между реальным миром и иллюзорным как будто все больше размывалось, как стены замка на песке, и он окончательно уверился в необходимости операции.

Но вот после представления все разошлись, а красавица, собрав в сумку весь небольшой реквизит, подошла к панорамному окну в старых деревянных рамах и так застыла. Фил, поколебавшись, приблизился к ней и тут заметил, что ее открытые плечи слегка вздрагивают.

– Всех других он прощал, – жаловалась Настя неустановленному белобрысому тощему психу (она решила не запоминать имён, всё равно завтра уезжать).

Он подошёл к ней после выступления и спросил, почему она грустит. Настя, конечно, даже и не думала поначалу вступать в коммуникацию со здешним  пациентом, но он говорил так заинтересованно, не для галочки, и как-то сумел её расположить, и она сама не заметила, как оказалась с ним в малой гостиной, располагавшейся на первом этаже корпуса 3, причём с кружкой тягучего кленового сиропа. Сироп, как пояснил псих, остался от ужина, и из кувшина на столике можно было наливать сколько хочешь.