– Но там же полно мафии! – Поймав взгляд Алекса, Фил пояснил: – Я подумал, над этим уже можно иронизировать. Так значит, я на втором месте?

– Типа того.

– Но как же так вышло, ведь я англичанин и интроверт?

– Есть такое явление – парадокс, – вздохнул Алекс. Они сидели у окна, и на здании напротив недавно развернули огромный постер «Большого знака» с их профилями.

– А что бы ты как родственник написал в некрологе, если бы та воображаемая рука меня все-таки придушила? – не успокаивался Фил. Но по крайней мере он уже мог над этим иронизировать.

– Я бы написал, как ценил то, что ты никогда не говорил об отношениях, – с чуть заметной усмешкой ответил Алекс.

– Что-то маловато для панегирика, – сказал Фил с сомнением.

– И еще что ты никогда меня не подводил.

– Но, – произнес Фил неуверенно, – а тот случай…

– Никогда, – твердо повторил Алекс.

Фил улыбнулся благодарно и гордо:

– Аналогично.

Хотя Алекс знал, что на этот раз едва не облажался, он не стал спорить, а не то разговор про отношения можно было продолжать бесконечно, а у него были на будущее другие планы. И, снова глянув в окно на постер, он решил озвучить часть из них: – Я в эти праздники хочу съездить в Москву. Лида давно обижается, да и с другими знакомыми ребятами встретиться.

– Можно я с тобой? – спросил Фил. – Давно хотел попасть в Большой, но я не очень-то ориентируюсь по картам. Как-то хотел доехать до Блэквуда, а приехал в Бектон. Опять же, как бы не нарваться на мафию…

– Да, Фил, я буду рядом.

Селеста возвращалась, балансируя с подносом. Она взяла ещё и орешки, но забыла «фиш-энд-чипс». Глядя на нее, Алекс вспомнил, что так и не поблагодарил её толком за помощь.

– Ты думаешь о том же? – шепнул он.

– Да, она взяла не все, – отозвался Фил.

– И это тоже, да, – кивнул Алекс и сказал Селесте: – Лести, как ты относишься к визиту в Москву?

– Это такой новый паб? – уточнила Селеста, осторожно садясь.

– Нет, это такой старый город.

– А там случаем не едят на завтрак английских аристократок? – поинтересовалась она. Она как раз недавно дочитала по его совету «Ход королевы» Трэвиса. – Хотя, я в любом случае рискну. Не могу упустить такую авантюру, я в деле!

– И ты даже не спросишь, что мы там будем делать?

– Ну в любом случае что-то нескучное. Только Филу надо успеть забрать паспорт у мамы, – предупредила она.

– Успеется, – легко сказал Фил. Он уже предвкушал лучшие праздники, и жизнь снова стала простой ясной в этой единственной и верной реальности.

– Не так важно, приняли ли меня хозяева, – сказал Алекс по дороге к особняку в Кенсингтоне, – ваш дворецкий – вот кто на самом деле решает, кто будет принят в доме.

– У родителей мажордом.

– Без разницы. Нет больших снобов, чем английские слуги, – заметил Алекс. Он знал золотое правило: чем лучше воспитание, тем проще обхождение. – Например, лакей Эдуарда Восьмого подал в отставку, когда принес по заказу два бокала к бассейну и увидел, что Эдуард красит ноги на ногах Уоллис Симпсон.

– Ты это тоже из книг узнал? – поинтересовался Фил.

– От Дебби. Так что, если тебя приняли слуги – считай дело в шляпе.

Родители Фила жили в трехэтажном старинном особняке в Южном Кенсингтоне, в шаговой доступности от музея Виктории и Альберта, Музея естественной истории, Альберт-холла и «Хэрродса».

– Привет, Томас, – сказал Фил, когда мажордом открыл им двери.

– Добрый день, – поздоровался мастер Александер с верной пропорцией достоинства, сдержанности и доброжелательности. Он был одет в точном соответствии с местом и временем, ни прибавить ни убавить. (Алекс заехал домой переодеться.) Стиль можно было бы назвать безупречным, если бы не красный вязаный шарф со снежинками и часы «Победа». Шарф настолько не вписывался в образ, что просто не мог быть следствием невнимательности, – даже молодой Филипп заметил бы разностилье. А то, что прощаешь сыну хозяйки с его хаосом в одежде, никогда не спустишь человеку другого круга. Томас служил здесь уже четверть века и вполне мог позволить себе и осуждение, но тут сам мастер разрешил его сомнения.

– Это рождественский подарок, – пояснил он с нужной степенью внимательности и беспечности, и Томас, растаяв, позволил себе улыбку-для-хороших-гостей и широко отворил дверь. Похоже, только сейчас Алекс приобрел еще одного приятеля. Хотя пусть у него были толпы знакомых разной степени близости, подумал Фил, но ведь ни с кем прежде он не делился ни своим романом, ни бедой. Теперь Фил чувствовал себя куда бодрее, потому что в клинике, прямо на пороге ухода все же сумел нащупать невидимую дверцу из лабиринта. И сразу же скакнул на другой… уровень? Ступень? В общем, если уйти от образа иерархической лестницы, то место, откуда легче видны косяки прошлого, но нет уже яростного стремления грызть себя за них, уничтожать настоящее и просто долго смотреть, а поворачиваешься лицом к будущему и смотришь туда уже с большей надеждой. То есть, наверно, это Алекс его туда втащил – одной фразой, одним напряжением воли как-то вытащил из ментальной ловушки.

В доме родителей Фила господствовал «английский стиль» ^тм, строгий и классический, с явным влиянием чиппендейловского, хотя и в более современном варианте: прямоугольные остекленные шкафы с коллекциями книг и ваз, похожих на греческие амфоры в сине-белых цветах, гладко окрашенные потолки и паркет на полу, изумрудно-зеленые обои той же марки Морриса, на которых были развешаны семейные фотографии в рамках темного дерева, стулья из красного дерева с прорезной жесткой спинкой. На полу – брюссельский ковер из медных листьев на фоне зелени. Над мраморным камином висело зеркало Чиппендейла в бело-золотых тонах.

– Значит, мистер Александер, вы тоже стали актером? – начала светский разговор за столом леди Сноудон. Она отметила про себя, что русский тоже умеет улыбаться.

– Скорее поющим актером, – поправил Алекс.

– Не могли бы вы тогда повторить ту песню, что уже исполняли у нас? – сама попросила она. Как будто знала о готовящемся перфомансе. – В прошлый раз я расслышала не все слова.

– Алекс никогда не поет на заказ, – шепнул ей Фил.

– Не учите меня общаться с русскими, молодой человек, – ответила она. – Я была в Москве, когда тебя еще в проекте не было.

– Ты об этом не рассказывала, – заметил Фил, с аппетитом поедая индейку.

– Вот сейчас рассказываю.

– Эта песня мрачновата, – сказал Алекс, – не особо подходит для Рождества. Есть другая, повеселее. Про клоунов.

И запел под минусовку из телефона по-русски «Куда уехал цирк»².

И конечно, Алекс был бы не Алекс, если б не успел раздобыть где-то бумажных голубей, цилиндр и конфетти. Даже умудрился пригласить бабулю на танец в проигрыше. Та хоть и проворчала:

– Я слишком стара для всего этого, – но встала с места.

– Вы еще меня переживете, – подмигнул он.

– Сплюньте, молодой человек, – отозвалась бабуля.

А Алекс был в своем репертуаре, то есть блистал, полностью завладев вниманием публики. И во время перекура лорд Сноудон в знак расположения предложил показать ему библиотеку.

В библиотеке, которую лорд назвал душой дома, как будто смешались разные века. Двери были старинные – двустворчатые и деревянные. Вместо камина там осталась лишь каминная полка: сам камин замуровали, когда в Лондоне запретили топить углем во избежание смога. Из значимых деталей присутствовали часы эпохи Регентства, табуретка викторианской эпохи с цветочным орнаментом, пара масляных ламп с темно-зелеными абажурами и резные вещицы из липы конца 17 века в манере Гринлинга Гиббонса.

Несколько стульев были обиты бледно-зеленой тканью и украшены монограммой рода: буква «S» в окружении вензелей. Еще пара кресел были обиты серым бархатом с бахромой.

После первой настольной игры (нужно было подставить слова с одной карточки в пробелы на другой, и выигрывал тот, чей вариант признавали смешнее всего) Алекс наконец-то сумел уделить внимание и фамильной индейке.