Тулуп резко сел на стол, сжал лицо ошалевшего полицейского руками:

– Такой умный мальчик.

От этой фразы стало очень страшно. Черные глаза забирали все внимание, и Саня чувствовал, как медленно уходит его воля, унося с собой воспоминания.

– Только не трогай меня. – Единственное, что пришло в голову.

Тулуп все ниже склонялся над ним.

– Сдался ты мне, – прошептал бармен в самое ухо, обмусолив мочку. Саня содрогнулся. – Не было никакого тела. Повторяй.

– Тела не было, – послушно повторил Саня.

– Заявлений никаких не было, – продолжал шептать на ухо Тулуп.

– Не было заявлений. – Саня чувствовал, как текут из глаз соленые слезы.

– И не надо никого искать. – Тулуп лизнул его в щеку.

Саню чуть не стошнило.

– Мне не надо никого искать, – повторил сквозь сжатые зубы.

– У нас тихий, спокойный городок, где ничего не происходит, не происходило и никогда не произойдет.

Саня смотрел в потолок, мечтая, чтобы это унижение поскорее прекратилось.

– Твоя самая большая проблема теперь, – Тулуп заставил посмотреть на себя, – это пропавшая коляска. Говорят, дети поиграть взяли и бросили в канаве.

Саня согласно кивнул.

– Хороший мальчик. – Тулуп похлопал его по пухлой щеке, слез со стола, собрал все бумаги и сунул их в мусорку. – Надо бы сжечь ненужную макулатуру.

– Надо, – эхом отозвался Саня.

– Займись перед тем, как домой пойдешь, – ласково сказал Тулуп.

Саня кивнул.

Бармен собирался уже уходить, остановился в дверях:

– Точно, чуть не забыл. – Он развернулся, щелкнул пальцами в воздухе. – Ты меня никогда не видел.

– Не видел, – согласился Саня.

Тулуп ушел, оставив после себя запах терпких духов, мяты и алкоголя. Саня смотрел перед собой, пытаясь понять, почему ему так погано и грязно на душе. Почему хочется открыть окно, бегать по потолку, орать, раздеться догола, вымочиться в марганцовке и тереть себя губкой так долго, чтобы верхний слой кожи сошел и не чувствовал больше прикосновения. Чьего?

Саня перевел взгляд на мусорное ведро. Пластиковое, если в нем жечь, то может загореться весь кабинет. Надо не тут.

Он вышел из кабинета, обнимая ведро с мусором, остановился возле двери в туалет. Резкий запах заставил поморщиться. Недолго думая, Саня подошел к унитазу и высыпал туда все содержимое мусорки. Достал из кармана спички, стал зажигать их по одной и кидать в кучу бумаг. Те загорались неохотно, словно пытались сохранить какую-то очень важную информацию. Но Саня уже пообещал, что все сожжет.

Унитаз заполыхал, сработала система пожарной безопасности.

– Ты чего творишь? – Вбежал дежурный, оттащил Саню от унитаза, дал несколько раз по щекам. – Ополоумел совсем? Алло! Что случилось?

Саня смотрел на горящий унитаз и пытался вспомнить, что такого важного он должен был сделать этой ночью.

– Тебе в отпуск надо. – Коллега с отвращением посмотрел на съежившийся в унитазе ком бумаги. – Совсем крышей поехал.

Саня тяжело вздохнул, потер виски и встал на ноги. Шатало.

– Иди уже домой. Не ночь, а источник катаклизмов.

– А что случилось? – сквозь туман в голове спросил Саня.

– Да труповозка сгорела, не доезжая до морга. Водитель еле выскочить успел.

Саня покачал головой: страшные вещи творятся в их маленьком городке. Коляску дети украли, машина коротнула. Но в целом хорошо, что он сюда переехал, дела посложнее не смог бы вести.

Пять лет назад

Очередной остывший чай был вылит в стоящий рядом цветочный горшок. Цветок не успевал поглощать жидкость, которой его щедро орошали, и все время стоял в болоте. Ярослав сидел в столовой «Горки» и смотрел в окно. Погода соответствовала настроению – дождь лупил по стеклам что было силы. Маша уже несколько дней не появлялась в городе. Переезжать она не планировала, он бы узнал. И новых отношений не завела. Один постоянно крутился вокруг, но Медведь чувствовал, что это не отношения. Она его просто терпит.

Мира и Мангуст поддерживали как могли. Ведьма сдерживала медвежью суть, а Мангуст заменял и друга, и отца. Временами и мать. Заниматься бизнесом отца было невозможно сложно. Постоянные проблемы со стороны «Белого неба», запросы из столицы. Да кому вообще сдалась эта «Горка»? Но отказываться от гостиницы, даже за те деньги, что предлагал Акулов, Буров не хотел. Это было семейное дело, отец всю душу вложил в маленькую гостиницу. Гордился ей. Ломать – не строить.

– Скучаешь? – Мангуст плюхнулся рядом. – Я тут спросить хотел: а тебе электрики в штат не нужны? А то в коридоре уже паленой проводкой пахнет. Сгоришь еще.

Буров медленно посмотрел на него и пожал плечами:

– Хочешь, займись.

– Ну слава Богу, скажу родителям, что работу нашел. А то они достали уже. Мира вон учится, а я никуда не поступил в итоге. В столицу хотел, но по баллам не прошел. Да и как я ее тут оставлю одну.

– А вы людей искать умеете? – спросил вдруг Медведь.

– А тебе зачем? – напрягся Мангуст.

– Да хочется узнать, как у знакомой дела. – Буров уставился в чашку, где остывала очередная заварка.

– Я Миру попрошу узнать. – Мангуст ощутимо занервничал. – Она в этом плане лучше меня разбирается,

– Да, спасибо. Ты не переживай, официально будешь работать.

Мангуст улыбнулся, переживал он не по этому поводу, но хорошо, что Медведь думал о своем.

Еще до того, как Ярослав назвал имя, Мангуст уже знал, кого надо было найти. Машу искал не только Медведь. Тулуп второй день обивал пороги ведьмовского домика, пытаясь выяснить, куда пропала его пассия. Мира каждый раз отвечала одно и то же и выставляла за порог. Мангуста пугало то, как она крутила этой компанией. Огрызалась, морозила. И он знал, почему она себе это позволяла. Причина пугала не меньше.

Мира сидела в доме возле леса, уставшая после учебных пар. Мангуст осторожно зашел, ничего не говоря, стараясь не трогать травы, принялся хозяйничать. Разогрел суп, включил чайник. Только после того, как они пообедали, сел рядом и сказал:

– Ярослав Машу ищет.

Мира никак не отреагировала.

– Просит нас подключиться, – продолжил Мангуст. – Сидит смурной.

– Два года прошло, а он все переживает, – проворчала Мира. – Будто пора бы уже сказать правду.

– Какую? – уточнил Мангуст.

– Что через нее Тулуп пытался узнать планы семьи. Хотя, – Мира задумалась, – про птицу ему тоже можно сказать.

– Не боишься, что он после птицы разговаривать с тобой не захочет? Знаешь же его характер.

– Со мной половина города разговаривать не хочет, – горько усмехнулась Мира. – Одним человеком больше, одним меньше.

Мангуст согласно кивнул. Прошло то время, когда пятнадцатилетняя девочка беззаботно бегала по городу. Да и того города, тех людей больше не было.

– Я зайду к маме, потом поедем к Медведю, – сказала Мира.

Мангуст не пошел с ней, хоть и очень хотелось. Он знал, что чем больше лишних людей, тем хуже.

Старая квартира выглядело жутко. Из дома почти все съехали. Возможно, потому, что там завелась качица, а может, и потому, что дом пора было расселять по реновации. В окнах не горел свет. Мама вообще про свет больше не вспоминала. Клубки шерсти и мотки ниток встречали от самого подъезда. Расползлись по лестнице, свисали с перил. Местами лежали лоскуты ткани. Целые рулоны. Мира не знала, откуда они взялись, но никто и не искал, значит, ненужные. Либо мама сделала так, чтобы их считали ненужными. Дверь в квартиру была приоткрыта, слышался стук иголки в швейной машинке. Мама сидела в своей любимой позе, поджав под себя ноги, и строчила бесконечное полотно. Она ни разу еще не закончила шитье. Начинала, бросала и снова бралась за новое.

– Мама, – позвала Мира. Стук прекратился. – Мама, к тебе можно?

В комнате затопали, выглянули в коридор. Лицо у мамы осунулось, похудело, кожа посерела и свисала ниже, чем должна была.

– Мирочка, – радостно взвизгнула мама. – А я обед приготовила. Будешь супчик?