Такого интенсивного запаха, не имеющего источника, никогда прежде не встречала: он похож на какой-то приторный сладковатый парфюм, которым вы точно никогда не станете пользоваться – тяжелый, тошнотворный и удушливый. Будто смесь сигаретного дыма, тления и каких-то цветов, пряностей.
Я встала в коридоре на том самом месте, где ее нашли, и через открытые двери комнат позвала ее – прислушалась – тишина вроде бы. Стала кричать все настойчивее и громче, не сомневаясь, что она слышит, и сейчас выйдет ко мне. В руках я держала алюминиевый крестик, что достался от старухи на даче. Еще раз посмотрела на крестик, он был материален, – если мне являлся призрак, откуда крестик? Стало быть, бабка была реальной, и помощь ее реальна.
Тут мне показалось, я увидела Зойкину тень, услышала шорох, но она не выходила.
– Хорошо, оставайся там. Я знаю ритуал, знаю молитву. Все проведу, – тебе станет легче. Ты слышишь?! Но сегодня надо расстаться, я дальше не потяну. Скажи, как мне избавиться от тебя? Когда ты «отвалишь»?
Если кому-то надо покаяться, – будем каяться. Молитвам бабка научила, а вот покаянию нет. Не знаю, как каяться. И ты не знаешь? Хорошо, вот я набираю вопрос в чат-боте, и знаешь, что он мне пишет?
«Существует несколько распространенных способов покаяния, и они могут различаться в зависимости от религиозных убеждений, традиций и культурного контекста…».
Ты чат-ботом не пользуешься? Ну это же просто.
…Так, молитва, исповедь, благотворительность, внутреннее осознание, ритуалы…
Я осмотрела двери, – что не так? Они все были плотно закрыты, хотя я оставалась в том же положении. Я шагнула к двери, ведущей на кухню, она не открылась. Следующая тоже была заперта. Но потом я оглянулась на входную дверь, и не поверила своим глазам: за моей спиной не было входной двери.
И тишина как в склепе. А потом свист в ушах. Потом крики, визги, стоны, ругань – это все исходило от меня, бешеной сволочи, которая вздумала наводить порядки в чужом доме. Уши заложило, как при приземлении самолета. Сначала я кричала и хлопала ладонями по стенам, а когда засвистело в ушах – мычала и гладила стены, как утюгом.
Зачем я билась в запертые двери комнат, в которых не было замков и следовательно, они не могли быть на затворе. На меня нахлынула паника. Может поэтому я не начинала свои молитвы. А когда вспомнила про них, никак не приходили в голову первые слова. Села под стену, уронила голову на колени.
Потом была яркая вспышка и мой полет. Да-да, мой полет, недалеко и невысоко, я просто немного поднялась над своим телом. Потом меня начало раскачивать и кидать по стенам, как тряпку. Но не тошнило, будто со мной это происходило не впервой. Свет мигал и я…, я…, я увидела себя, лежащей на полу коридора… Я хотела добраться до шубы, лежащей в трех метрах от меня, пошла на коленях, но начала гавкать и мяукать. Легла на шубу и снова вскочила, загавкала и замяукала.
Посреди коридора стоял деревянный колодец, как у бабушки в деревне. Я запрыгнула на сруб. Вода в нем была почти до краев, почти выплескивалась. Я упала в него, вода обожгла кожу, – я вынырнула, и перекинулась через сруб, чтобы свалиться на пол, – всё ужасно воняло и вокруг озарилось каким-то кровавым светом, я увидела входную дверь, не новую, а ту, которая была, когда мы попали в ту квартиру, причем внутрь квартиры смотрела ее передняя часть, которая была в коридоре. Под дверью лежал маленький крестик, я думала, что его потеряла, а он нашелся. Губы непроизвольно зашептали «Отче наш» и «Господи помилуй».
…Не знаю, как очутилась на лестничной площадке, прошлепала мокрыми ногами по кафелю и начала тарабанить в двери своего знакомого алкаша. В дверях появилось заспанное лицо Николая, а потом высунулась какая-то женщина.
– Ты чего стучишь, индеец? Время глянь.
– Полночь?
– Не совсем, без пятнадцати минут.
– Я хотела взять свою шубу и уехать отсюда, но вместо нее оказалась тряпка, заговоренная. Я на ней лежала. Но руками ее нельзя брать.
Он оглядел меня.
– А ты где коленки разбила?
– Там, – я показала на дверь Зойкиной квартиры.
– А! «Знамо дело». По тебе таракан бежит, дай смахну.
– Дай палку мне какую-нибудь – я подцеплю тряпку и вынесу, подпалю.
– Сейчас, ночью?
– Да.
Николай молча вынес мне лыжную палку.
– Чего еще надо, – говори, – завтра меня не будет, к подруге на дачу поеду.
Под тряпкой, как я и ожидала были тараканы, но пылала она хорошо, хоть и на снегу. Растоптала пепел и обратно в квартиру.
– Что же меня так «колбасило»? – вопрос очевиден и я адресовала его безропотным стенам, которые во сне уже обваливались как снег со скалы, а тут стояли как ни при чём.
Сколько я их гладила и теперь они меня спасли, не расшибла голову, когда меня потащило по квартире нечто. Они, стены были на тех фотографиях, присланных неизвестным «фотокорреспондентом», и то, что случилось со мной, было на них. На одной я как собака на цепи, стояла на коленях. На другой – лежала на полу. На следующей я была зажата в углу, но ноги мои были оторваны от пола. На следующей я ползла и передо мной была запертая дверь.
В полночь я заперла все окна и двери и поставила сковородку с солью. Двенадцать раз с телефона прочитала заговор:
«Ехал апостол Павел по пустыне, жарко ему было. Увидел он змея ядовитого, аспида черного. Обратился к нему змей: ты апостол не ходи по моей земле, не броди меня гневая и не ужалю тебя я. Рассердился апостол, воткнул в пески горячие посох свой, поднял горсть песка раскаленного, бросил в аспида со словами: гореть тебе злой дух в аду вечно! Нет тебе прощения! Гори же как на сковородке угри жарятся. Слово мое словно соль для еды. Именем Господа нашего, да свершиться так. Аминь.»
Пока поджаривалась соль, я слышала стук, Николай стучать не мог, наверное, это и были те, кто должен был прийти за мной или отцом, не знаю. Звонили и стучали, – я еще раз проверила замки, не смотрела в глазок, просто не открывала. Вернулась на кухню, сковородка с рассыпанной солью посреди кухни, чашка разбита, стул валяется, холодильник выбрался вперед одним боком, – нормально.
Мне пришло небольшое озарение. Зоя так любила своего мальчика, что наверняка где-то спрятала его вещи. И теперь это не вещи – то зло, которое не дает покоя людям. Об этом говорила бабка-вещунья.
– Я вас уничтожу, я вас уничтожу, – бормотала я. – Вы, твари, у меня отсюда не выйдете.
…В ее пятой комнате я постучала по стенам, пока не отозвалась пустота. После ремонта меня ждал в кладовке забытый молоток, – ударила раз-другой, образовалась дыра, а там и вещи ребенка: шапка, шарф, зимние ботинки, блокнот с рисунками. Это было на нем, когда он погиб от мороза. Стенная ниша хранила последнюю тайну Зои.
Из шапки вывалилась фотка. Так и есть, Зоя, серьезная, со своим приемный сыном. И подпись: «Насте от Зои и Саши».
Я выскочила на улицу, и вдохнула воздух так, будто только что сняла противогаз. В одном свитере мне было не холодно.
Сожгла все дотла, и еще присела там, на сугроб, и сидела, пока не пришел сосед. Он накрыл меня дубленкой и усадил на складную табуретку.
– Не сиди на снегу.
– Не спится?
– Да какой там, тревожно что-то, дом трещит, как цикада.
– А где этот твой собутыльник?
– Зачем тебе?
– Поквитаться надо.
– Его в кутузку забрали. Избил кого-то до полусмерти. Я тебе вызову такси, поезжай ты, девка, домой, от греха подальше.
И он ушел, но не в подъезд пошел, а к арке. Странно, выходил-то с подъезда. Окрикнуть не смогла, в тот момент пропал голос.
…Днем 25-го декабря вернуться в квартиру на Таганке я уже не решилась. Купила еще хризантемы и положила у подъезда, на лавку, и воткнула записку «Зое от нас. Прости».
Отец «оклимался» и уехал в офис, он будто знал, чем я занимаюсь. Прислал сообщение. Это был ответ чат-бота по его запросу о терновнике.
«Терновник (лат. Hippophae) можно найти в различных местах по всему миру. Обычно терновник произрастает в умеренном климате, включая горные районы, песчаные пояса и берега рек. Он также часто встречается в районах солонцеватых почв и побережьях. Терновник известен своей способностью произрастать в условиях низкой плодородности почвы и высокой солености, что делает его ценным для укрепления почвы и предотвращения эрозии».
