Кладбище напоминало лес, в котором повылазили снеговики. Под покровом толстого слоя свежевыпавшего снега могилы и каменные памятники едва выглядывали, участок 42 нашла быстро, с помощью попавшегося мне работника. Пока светло, пока белизна, а не сумеречный сиреневый цвет я должна была успеть. Кажется, я прошла по чьей-то могиле, я пробиралась мимо оград, ничего не поделаешь. Скрытые от мира вечной белизной могилы становились мне помощниками. Черная ветка лежала на пути, ее сшибло ураганом. Может это знак? Но до могилы то не дошла, хотя нет, дошла. Читаю фамилию ее отца и рядом должен быть камень, видимо под этим комом снега. Откапываю, там ничего нет, камень оказывается сброшен в сторону. Контуры старого камня терялись под коркой льда и снежным покровом, словно пытаясь спрятаться не только от беспощадного мороза, но и моих глаз.

Зимнее солнце, низко стоящее над горизонтом, уже спряталось, все покрылось серостью сумерек. Кто-то мимо заскрипел снегом, оглянулась – никого. Опять послышались звуки скрипучего снега, но уже вдалеке.

Я возвращалась. В кроссовках сильно замерзли ноги.

Что хотела узнать, непонятно, и чей камень я увидела сброшенным с могилы, тоже было непонятно, может не тот, о котором я думала.

Замерзшие цветы и венки, следы птиц на снегу – что я искала на кладбище? Какой ответ?

Правда, одна мысль пришла мне в голову, – я там, где прошлое и настоящее переплетаются в антитезе, призванной напомнить нам, что жизнь и смерть неразрывно связаны, что смерть человека отразится на нас и мы мечемся не знаем, как это произойдет…

И тут меня задела какая-то женщина, могла бы обойти, дорога расчищена, поместятся и трое в ряд, но задела, будто слепая и даже не оглянулась. Подуло ледяным ветерком, я закрыла глаза, открыла – никого.

Я пошла к выходу и метров за пятнадцать подняла жетончик из гардероба с номером 27. Где-то я уже встречала эту цифру. Во всяком случае, скоро 27 декабря, может это и есть дата встречи.

После посещения кладбища тетка оставила меня в покое. Номерок с цифрой «27» попал под ноги не случайно. Сразу, как я обошла Колумбарий посреди кладбища. Вот ведь как бывает. Ноги замерзли, – я шла – стучала ими, как колодками и даже подпрыгивала, и тут номерок.

Мне подсказали, что теперь я буду все притягивать к себе. «Все» – это означало что-то нехорошее.

По фоткам, что тогда залетели ко мне, я тоже кое-что выяснила. Есть американский фотограф Анжела Бэкон-Кидвелл, так вот она создала такую серию работ под названием «Travelling dreams», что переводится как «Блуждающие сны», как встреча с потусторонним миром. Мои фотки сделаны в том же стиле. Занимается ли она оккультизмом, неизвестно. Но сходство сногсшибательное. Больше ничего узнать не удалось. Здесь ясно одно, покойница ищет со мной встречи. Встреча неминуема. Но почему я? Почему я избрана для этого?

Я начала готовиться и пыталась банально задобрить покойницу, дошла до того, что начала носить «дары»: яблоки, виноград, хлеб. Я стала разговаривать с ней и просила у нее прощения за отца, за себя, за маму. Держала в руках иконы Троицы и Николая Чудотворца, предварительно выяснив, что он был защитником всех оклеветанных. А вдруг нас оклеветали перед ней? Правда, в церковь идти я та и не решилась, вдруг покойница против?

Я не знала, верующая ли она была. След, что она оставила, когда беспомощная ползла к двери, я засыпала лепестками роз. Я так и не вспомнила, откуда услышала про дары: действительно от отца или мне все приснилось?

Да, когда входила, совершенно не боялась алкашей из соседней квартиры. Знала, я под защитой тетки.

А еще я стала припоминать ту кучу хлама в кладовке. Вот! В ней не было ни одной книги.

С отцом я решила вести осторожную тактику общения. Во всяком случае, не напоминать ему те вещи, где он соврал или скрыл от меня информацию.

– Отец! А книги… Ты выбросил все книги?

– Слушай, смени пластинку. Ты взяла какой-то прокурорский тон. Обвиняешь меня во всех смертных грехах.

Так и есть, он ожидает атаки, кстати, вполне справедливо.

– Ты же говорил раньше, тетка любила читать, собрала библиотеку.

– Тоже почитать хочешь? У тебя есть планшет. Зачем тебе это старье?

– Так ты не выбросил? Папа, как же я тебя люблю.

– Я вывез в сарай, на дачу. Поезжай и читай, сколько душе угодно, только в дом не заноси, пыльные, ну и принадлежали…, ну сама понимаешь. Мама категорично сказала, чтобы в доме их не было.

– В сарае читать?

– Ну не утрируй, одну протри влажной салфеткой и читай, только аккуратненько там. Я все, что надо сберег.

Здесь мне хотелось ему напомнить, как он аккуратно прибрал колечки своей подруги в шкаф, а потом дел их куда-то вместе со шкафом, – но не стала.

…После электрички все шли на остановку, куда подъезжали автобусы с разными номерами и названиями населенных пунктов. Я для данной ситуации была вооружена от отца подробным планом действий.

В салоне автобуса народа набилось через край. Проход был заставлен сумками на колесиках, сумками без колесиков и почему-то ведрами, хотя уже шли оживленные разговоры, и ПАЗик весело, на каждом повороте заваливался на бок, а потом раскачивался, и набирал ход. Я осталась без сидячего места, вцепилась за поручень, как стриптизерша, и заваливалась на пассажиров на каждом повороте.

Дорога должна была занять минут сорок, но минут через пятнадцать со старта я почувствовала на себе взгляд. Жесткий, настырный и холодный. Я искала позу, чтобы незаметно подтвердить свои ощущения или опровергнуть. Сначала я увидела странного худосочного человека, выглядывавшего с заднего сиденья. Он смотрел на меня не отрываясь. Вот уставился. Но какой-то человек стал готовиться к выходу и встал за мной в проходе. Мне стало легче, будто прожектор взгляда отвернули в другую сторону, я оглянулась, взгляд мужчины по-прежнему был направлен на меня. Значит, не он, человек сзади загородил от меня другой взгляд, который реально сверлил меня как дрель стену.

Пассажир, который меня загораживал от взгляда вскоре вышел, и я незаметно (как мне показалось) стала разглядывать правую сторону, но безуспешно.

Показалось или обладатель дьявольского взгляда умело скрывает свой талант?

Тогда я прошла в конец прохода, – решила обратиться к тому, чьи глаза пока не вижу. Все обратили на меня внимание, кроме одной явно пожилой женщины, что наклонилась вперед к своей сумке.

Сначала я хотела обратиться к ней с вопросом о времени, но быстро поняла, что ее опередят соседи, и она может не поднять головы, – тогда я спросила нет ли у нее влажной салфетки. Она продолжала рыться, и я повторила свой вопрос.

И поймала ее взгляд.

Я никогда не видела таких глаз, – глаза ящерицы с лица человека смотрели на меня в упор, зеленые с оранжевым отливом, холодные и лишенные эмоций. Это был взгляд, передающий чувство неприязни и тревоги.

Мне стало душно, автобус остановился, я вышла, «вырвала» все, что у меня накопилось, зашла обратно и доехала, стоя у выхода из первой двери, рядом с ворчливой пенсионеркой, всерьез опасавшейся, что я наступлю на ее грязную сумку и не дам ей выйти на остановке, на которой выхожу сама.

Ящерицу-бабку в конце автобуса я больше не видела, конечно, попыталась туда заглянуть, ее место явно пустовало.

Калитку во двор и двери в сарай еще не завалило снегом, но подморозило.

Внутри сарая царил запах старых книг и намокших деревянных досок. Слабый дневной свет проникал внутрь через трещины и нестыковки досок.

Я никогда не ходила в этот сарай и правильно делала. Отец так и не смог навести там порядок. Внутри по стенам все было захламлено, в центре расставили сельскохозяйственное оборудование, и один угол освободили под старые документы, бумаги и ненужные предметы. На стенах с желтых выцветших афиш фильмов советских времен улыбались давно ушедшие актеры в ролях каких-то работяг, инженеров, военных, учителей.